Страница 17 из 19
– Настойка, сударь, – Карлос замешкался, но все же добавил: – С перепою помогает.
Рейес состроил высокомерную гримасу, поджал губы и наморщил нос, но питье принял и влил в себя с завидной быстротой.
Карлос забрал кубок, снова наполнил, сокрушенно покачав головой. Он сильно сомневался, что с южного вина – даже если совершенно забыть о чувстве меры – можно так выглядеть. У Хайме плохой выпивки с роду не водилось, а в подвалах родного особняка – тем более. Выходило, опоил принца либо собутыльник, либо кто-то из сидевших рядом завсегдатаев. Отравы в кубок кинуть недолго, а юный выпивоха вряд ли видел дальше собственного носа.
– Еще, сударь, – не принимая возражений, проговорил Карлос.
Принц с трудом приоткрыл веки, взглянул налитыми кровью глазами, но питье снова принял.
– Благодарю, – прохрипел он и повалился обратно в кровать.
Карлос кивнул: проявлять вежливость принц готов был всегда. Кто-то внушил ему, что слуг благодарить не зазорно, вот он и не стеснялся, но только искренности в его словах не чувствовалось. Да и впечатление создавалось, будто скрывался он за общими фразами как за стеной, стараясь спрятать ото всех себя настоящего. А какой он настоящий? Вряд ли даже сам знал. Хотя Карлосу по большому счету было все равно, лишь бы гость герцогу вреда не причинил.
– Вчера…
Карлос всегда считал, что с легкостью краснеют только рыжие, но принцу это удавалось с легкостью.
– Разве что-то произошло? – удивился Карлос и пожал плечами. – Вы, сударь, приехали вместе с Омеро; мне показалось, были чем-то недовольны; затем поднялись к его светлости, а после отправились в свою комнату.
Принц вздохнул с облегчением, Карлос – тоже. Он искренне считал благом попойку младшего Рейеса: на похмелье чего только не спишешь, в том числе алые пятна на шее и синяки по всему телу. Надо лишь упомянуть, что, добираясь до своих покоев, его высочество оступился и пересчитал несколько ступеней.
***
Несмотря на возражения Карлоса, Амари поднялся после обеда и приказал седлать Злата. Конь при виде хозяина счастливо всхрапнул и ткнулся мордой в плечо, мягко, но настойчиво прихватив губами камзол, аккурат там, где было спрятано припасенное угощение. Амари поворошил отросшую гриву:
– Вот ведь хитрюга, учуял, – он потянулся за лакомством, преподнес на раскрытой ладони и почти счастливо улыбнулся, почувствовав мягкие осторожные прикосновения лошадиных губ. Злат с удовольствием хрустел яблоком, нетерпеливо переминался с ноги на ногу и был не прочь прогуляться.
День искрился синью умытого неба; солнечные лучи, отражаясь в окнах особняка, осыпали черные плиты расколотой радугой. Неожиданно один из отблесков упал на лицо, Амари резко вскинул голову, но никого не увидел: видимо, прислуга проветривала комнаты, только и всего.
За воротами суетились горожане – правда, не так, как в день приезда. Рыночная площадь находилась далеко, да и ворота, которыми обычно пользовались торговцы, – тоже. Столпотворения не было, а праздношатающиеся обходили эту часть города стороной, но в движениях всех встречавшихся сквозило какое-то нетерпение, которое привычно для столицы, но странно в провинции. Дорогу пересекла миловидная горничная. Из окна на втором уровне аккуратного серого домишки с розовыми ставнями за ней пристально следил пожилой господин. Две богато одетые горожанки скользнули по тому взглядами и одновременно прыснули со смеху. Амари улыбнулся, и девушки словно почувствовали – оглянулись, одарив его приветливыми взглядами. Амари кивнул им и дал шенкелей Злату. Сначала он хотел отправиться к Валэ, но, поразмыслив, решил оставить капитана в покое и позволить отдохнуть. Инари говорила, что будет рада его видеть, так стоило ли тянуть с визитом?
Достигнуть главной площади не составило труда. Кажется, он начал немного ориентироваться в городе. По крайней мере, уяснил, что самые широкие улицы лучами тянутся от ворот к центру, а более узкие проулки соединяют соседние, закругляются, выводя на ту же улицу, либо оканчиваются тупиком. Где располагался дом Милагринов, Амари не знал, однако выяснить это оказалось несложным. Нервный господин в сером камзоле и в надвинутой на глаза черной широкополой шляпе всего за кастоль не только подробно объяснил, как найти аккуратный особнячок с лепниной на фасаде, увитый диким виноградом, но и проводил до самых ворот.
– Благодарю, – кивнул ему Амари.
– Если господину будет угодно, – нервный горожанин поклонился, – Сеок с улицы Оружейников всегда поможет ему.
Амари удивленно вскинул брови. Оружейник подрабатывает тем, что провожает заезжих господ? Впрочем, он сам попросил, а Сеок решил не отказывать и предложил свои услуги.
– Благодарю.
Особняк Милагринов выгодно отличался от соседних обилием зелени, стены украшали изображения диковинных птиц и прекрасных правиц, крылатые вестницы сжимали в руках старинные мечи и луки, целясь куда-то в небо. Полюбовавшись на фасад, Амари оставил Злата у добротной коновязи по соседству с очаровательной кокетливой кобылкой караковой масти и поднялся по ступеням. Дверь открыл непримечательный мужчина, тучный и болезненно одутловатый. Лицо его было довольно приятным, хоть и лишенным всяких красок, а улыбка – располагающей, пусть и выглядела немного заискивающей. Амари представился и тотчас попал в стальные объятия. Отворивший оказался хозяином дома, бароном Бастианом Милагрином. Его цепкие глаза едва не прожгли в Амари дыру, а руки, стиснувшие плечи, никак не желали разжиматься.
– Вы же наш спаситель! – с придыханием выкрикивал барон. – Да если бы не вы, то не видать мне своего сокровища!..
Амари сдержанно улыбался; столь горячий прием удивлял его и обескураживал. Противоречивые чувства затопляли сердце: он был растроган, но хотел как можно скорее вырваться из цепких объятий, отчего-то казавшихся липкими.
– Отец! – звонкий властный окрик вывел Амари из оцепенения, а барона заставил опустить руки.
По резной винтовой лестнице, поддерживая многочисленные юбки, спускалась Инари. Она казалась много красивее, чем в лесу, хотя Амари было сложно представить подобное. Светлые локоны она забрала в высокую прическу, фиалковое платье оттеняло газа, на губах играла мечтательная улыбка – принцесса, вышедшая из древней легенды о вечной любви, да и только.
– Баронесса! – Амари и не заметил, что его отпустили, присутствие барона Милагрина потеряло всякую значимость.
Инари слегка улыбнулась и опустила взгляд.
– Я не ждала вас так скоро, – произнесла она.
Пойдя на поводу у чувств, Амари совсем забыл об этикете и теперь был готов провалиться сквозь землю.
– Прошу извинить меня, моя рэя, я поторопился, – он вздохнул и прижал ладонь к груди напротив сердца, – и не прислал никого вперед себя, дабы предупредить о визите. Готов понести любую кару, только не прогоняйте.
Сердце мерно отсчитывало удары, но воздуха не хватало. Амари счастливо улыбнулся, когда Инари вновь подняла на него взгляд. Прекрасная баронесса ждала его, в том не могло быть сомнений!
– Что вы, ваше высочество?! – затараторил барон. – Какие предупреждения? Наш дом – ваш дом. Это величайшая честь: особа королевской крови под нашим кровом!.. Принц Рейес, дорогой вы мой, Нозарок не то место, где стоит соблюдать устаревшие правила. Мы счастливы! Очень счастливы принимать вас.
Амари кивнул, опасаясь того, что поток признательностей хозяина дома никогда не иссякнет.
– Я не в силах высказать, сколь признателен за спасение дочери, – барон снова вцепился в его плечи и одновременно попытался рухнуть на колеи. – Вы спасли мою Инари!
Амари вовремя подставил руки, не позволяя тому сверзиться на пол, успел поймать взглядом легкую улыбку Инари и кивнул в ответ. Может, Бастиан Милагрин и вел себя немного странно и слишком импульсивно, но Амари мог понять его.
– Однако вы, видимо, голодны? – сменил тему барон, оставил плечи гостя в покое и тотчас ухватил его под руку.
Амари неожиданно вспомнил, что со вчерашнего вечера ничего не ел, если, конечно, не считать пищей отвар, преподнесенный ему Карлосом. В животе призывно заурчало, а барон, казалось, только и ждал чего-то подобного, принявшись расхваливать своего повара и приготовленные им блюда. Так они миновали холл и поднялись на второй уровень. Когда Бастиан окончил перечислять, Амари с облегчением перевел дух. Отказаться он бы не смог, даже если бы плотно позавтракал, но сначала ему показали дом.