Проводы

- От же сука, - проводил еe Мерзик.

Он нагнулся к магнитофону, стоявшему на подоконнике, и, повозившись над его вскрытыми внутренностями, отошел не солоно хлебавши.

Юрик смотрел в окно, выходящее на кирпичную стену соседнего дома. В окне напротив женщина с усталым, серым лицом, вывалившись за подоконник, развешивала на веревке белье. Длинная еe грудь болталась в вырезе халата.

- Засадить бы еe, - сказал Юрик.

- Ты, что дурной, это Валька. У неe муж таксист. Он тебя засадит монтировкой по башке - и все дела.

5

Нежная Виточка обиделась на Зинулю и стала дружить с пляжной женщиной в черных очках. Ее звали Любой. Она работала фотографом в картинной галерее на спуске Короленко. Она говорила о себе: "Вообще я фотохудожница. Вы когда-нибудь видели Дэвида Гамильтона? Я работаю в той же манере". Ей было 37 лет. У нее было несколько мужей и много любовников, но ни с одним из них она долго не прожила. "Они какие-то козлы, - говорила она о них. - Причем, поголовно". Ей нравились девушки. Это обычно и служило поводом для ссор с козлами.

Началось с того, что после дня, проведенного вместе на пляже, Люба пригласила льнущую к ней Витяню к себе. Она жила на последнем этаже дома Попудова, выходившего на Соборную площадь. Когда они, разморенные июльской жарой, пересекали площадь, скучавшие на скамейках у фонтана солдаты звали их медлительными, восточными голосами: "Слуший, присадь, поговорим пару слов, то-се, а?"

Дома Люба включила АГВ и, сказав, что запас воды может быстро кончиться, предложила принять душ вместе. Витяня разделась и послушно вошла за хозяйкой в крохотную кабинку в углу кухни. Здесь, стоя под редкими струйками едва теплой воды, Люба осторожно привлекла гостью к себе и поцеловала в губы, и та, прижавшись к ней всем телом, жадно приникла к ее большим и мягким губам.

Потом хозяйка быстро вымылась и оставила смятенную Витяню одну. Когда она вошла в комнату, Люба склонившись над столом, рассматривала альбом. Приблизившись, Витяня увидела фотографии обнаженных женщин. Сперва ей показалось, что они нерезкие. Но, перелистнув несколько страниц, она поняла, что они сняты так специально. Частично скрытые губокими тенями, их фигуры, казалось, источали свет, как, наверное, должны были источать свет какие-нибудь ангелы или существа, живущие в волшебном мире снов.

- Нравится?

- Очень. А чьи это фотографии?

- Мои. В смысле снимала я. Ты хочешь я тебя тоже так пофотографирую?

- Да, - выдохнула очарованная Витяня.

- Я только должна лучше узнать тебя, - она взяла Витяню за руку и увлекла за собой на диван. - По-настоящему хорошие фотографии выходят только, когда ты знаешь человека.

Можно ли было сравнить лесбиянку Любу с садистом Юриком и его грубой пособницей Зинулей? Нельзя.

- Ты такая, такая... - лепетала Витяня.

- Ну, какая? - томно интересовалась Люба.

- Такая нежная, - шептала Витяна и целовала ласковые любочкины руки.

Витянечка впервые в жизни полюбила. Ей ничего не надо было, как только обнять свою подругу и лежать в ее объятиях, ощущая себя частью ее. На сердце у Любы было тепло и расслабленно. Накручивая на длинный палец рыжие витянины волосы, Люба смотрела, как солнце, опускаясь за кроны каштанов, красит стены бархатистой абрикосовой гуашью.

"Еще неделя-другая и я снова заскучаю," - думала Люба. Она хотела настоящую подругу. Сильную и умелую в любви, умную и образованную, как она сама.

6

Кто-то сказал Мерзику, что на закрытых после сезона дачах и задних дворах санаториев на всeм протяжении от Шестнадцатой станции до Дачи Ковалевского полно конопли. Мерзик взял мамину хозяйственную сумку, ножницы и поехал собирать урожай. В поисках чудного растения с острыми зубчатыми листочками и махровой метелочкой на том месте, где у обычной eлки горит красная звезда, он лазил с участка на участок и на одном из них упал в присыпанную палой листвой выгребную яму. Вымазавшись с ног до головы в дерьме, злой, как черт, Мерзик в поисках нового гардероба вломился в пустой дом.

В шкафу среди байковых рубах и ситцевых сарафанов обнаружились свитер и крепко поношенные джинсы фирмы "Супер райфл", которые, все же, были куда презентабельнее только что загубленных. Помимо одежды Мерзик нашел в доме видеомагнитофон. Наивные хозяева завернули его в одеяло и положили под кровать. Вполне вероятно, что они просто забыли его, упаковывая вещи для возвращения в город. Ясное дело, Мерзик решил экспроприировать дорогой прибор, проведя его по графе "компенсация за понесенный моральный ущерб". Собранный вдохновенными трудами урожай был тут же был перегружен в пластиковый пакет, а место в сумке занял предмет невиданной им доселе роскоши. Выйдя из ограбленного дому, Мерзик с грохотом запер ногой дверь и оглядел округу.

Солнце мягко светило на теплую землю Малороссии. Пейзаж на глазах рыжел, становясь чисто английским. На теряющих листья лозах пузырились тяжелые гроздья Лидии. Поселяне вечеряли по хатам. Ели большие, в полладони, вареники с картохвой. Вареники были сдобрены жареным луком и сметаной. Не отрываясь от телевизоров, опрокидывали запотевшие рюмки. Высоцкий в кожане и с маузером наготове кричал в преступный подвал: "A теперь - Горбатый!".

Крякнув, поселяне промакивали жирные губья мягким белым хлебом.

Где-то, за черепичными крышами тек ленивый и сладкий, как персиковый компот, голос: "Митя, та Митя, ты где? Та иди сюда, Митя".

Зачем нужен был этой женщине ее Митя? Для каких райских услад в виноградных беседках? Для каких задушевных разговоров на чайных верандах?

Но ничего этого не хотела знать и видеть заскорузлая мерзиковская душа. В голову еe непутeвому хозяину бил уже своей железной видеоногой косоглазый Брюс Ли. Манкировав прямым асфальтовым путeм к калитке, на котором его могли подстерегать неприятные неожиданности, Мерзик двинул в обратный путь, как Котовский - огородами.

Выносить видик на биржу, которая толклась под комиссионным на углу улиц имени покойных Ленина и Жуковского, он побоялся. Ему помог один рыжеусый жучок в кожаной кепке с пуговицей и непроницаемых очках, дав адрес в Херсоне, где "хавали всe, не глядя".