Страница 13 из 42
Жюль Верн значится в списке учредителей в качестве казначея-инспектора.
Первое заседание новоявленного «Общества» состоялось в присутствии представителей прессы и нескольких десятков зрителей.
Габриэль де Лаландель, бывший морской офицер, автор многочисленных «морских романов», только что выпустивший книгу «Авиация, или Воздушная навигация», начал с объяснения терминов.
— Авиация, — сказал он, — действие, подражающее полету птиц. Это слово необходимо для ясного и краткого обозначения таких понятий, как воздушная навигация, воздушное самодвижение, передвижение судна и управление им в воздухе. Глагол «avier» — производное от латинского «avis» — птица. Отсюда слово «авиация». Мы придумали его с мсье Понтон д’Амекуром, и оно нам кажется наиболее подходящим. Надеюсь, это слово привьется! Другой термин — «аэронеф» — мы употребляем для обозначения само- движущейся воздушной машины, в отличие от аэростата, свободно парящего в воздухе, но не управляемого…
Закончив лингвистический экскурс, Лаландель подробно остановился на преимуществах завоевания воздуха винтами.
— В недалеком будущем, — заявил он, — появятся аэронефы разных назначений: транспортные, пассажирские, почтовые, курьерские, каботажные, охотничьи, спасательные, сельскохозяйственные… Воздушный океан покроется сетью незримых дорог. Во всех направлениях его будут бороздить быстроходные корабли с винтами на мачтах вместо парусов. Все правительства создадут министерства авиации, наподобие морских министерств.
В заключение Лаландель нарисовал многообещающую фантастическую картину применения разных аэронефов.
— Что касается сельскохозяйственных, то они будут брать на буксир тучи и спасать поля, страдающие от засухи. Чтобы предотвратить избыток влаги, эти машины будут отводить тучи в засушливые места. Они спасут земледельцев от палящего зноя и от проливных дождей!..
В зале раздался смех. Лаландель, сделав «крутой вираж», поспешил приземлиться:
— Увы, как далеки мы от этого сегодня! Ведь до сих пор подавляющее большинство людей считает, что подниматься к небу на управляемых механизмах тяжелее воздуха — чистейшее безумие!
Затем началось самое главное: демонстрация достижений авиационной техники.
Публика повскакала с мест. Зрители, сгорая от любопытства, окружили большой стол, на котором Понтон д’Амекур, заядлый нумизмат и археолог-любитель, не жалевший издержек на новое увлечение, подобно цирковому манипулятору, вытаскивал из большого чемодана аппараты тяжелее воздуха.
— Модель с машущими крыльями — орнитоптер. Весом в один килограмм. Приводится в действие часовой пружиной…
Пока пружина раскручивалась, крылья быстро хлопали. «Орнитоптер» потоптался на месте и взвился, как майский жук. Опыт повторили несколько раз. Предельная высота подъема достигала одного метра.
— А вот конструкции более удачные. Геликоптеры. У меня их несколько штук. Действуют от вращения в противоположные стороны двух несущих винтов, насаженных на вертикальную ось, и третьего, тянущего, на горизонтальной оси. Итак, два первых винта удерживают аппарат в воздухе, а третий проталкивает. Внимание, завожу!
Часовая пружина позволяла игрушечным геликоптерам (по-нашему вертолетам) взлетать на три, на четыре метра.
— К сожалению, — сказал Понтон д’Амекур, — отсутствие надежного двигателя пока что исключает возможность создания длительно летающего геликоптера. Но мы надеемся преодолеть эту трудность с помощью паровой машины. Мы уже заказали с мсье Лаланделем миниатюрную двухцилиндровую машину и геликоптер, рассчитанный на сравнительно большую подъемную силу. Он сможет держаться в воздухе не менее десяти минут и лететь с большой скоростью, без преувеличения — со скоростью ветра!..
Потом слово взял Надар. От его грохочущего баса дрожали стекла. Продолжив обозрение блистательных перспектив авиации, он под гром аплодисментов объявил войну воздушным шарам.
Собрание закончилось символическим актом: модель геликоптера врезалась в модель аэростата, подвешенного к люстре: воздушный шарик лопнул.
Полемика между сторонниками «легче воздуха» и «тяжелее воздуха» разгоралась с каждым днем. Летом и осенью 1863 года все французские газеты и журналы — толстые и тонкие, научные и литературные, серьезные и развлекательные — охотно предоставляли трибуну участникам исторического спора.
Наконец наступил долгожданный день. 4 октября на глазах многотысячной толпы, запрудившей Марсово поле, «Гигант» Надара величественно воспарил к небесам. Благополучно завершив пробный полет, Надар объявил запись на билеты. По правде говоря, охотников было не так уж много. Отпугивала даже не цена, а неизбежный риск путешествия по воздуху.
Жюль Верн на правах почетного гостя должен был попасть в число первых пассажиров. Но очередь до него не дошла. Детище Надара постигла печальная участь. 18 октября, когда «Гигант», купаясь в лучах солнца, спокойно плыл над Парижем, поднялся сильный ветер. Унесенный воздушным потоком, «Гигант» залетел в Германию и разбился возле Ганновера. Вместе с воздухоплавателем едва не распрощались с жизнью его жена и несколько друзей.
— Аэростат родился поплавком и навсегда останется поплавком! — сказал Надар, очнувшись от падения.
— Будущее принадлежит авиации! — сказал Жюль Верн, узнав о случившемся, и написал очерк «По поводу „Гиганта“».
Статья была напечатана в декабрьском номере журнала «Мюзэ де фамий».
«Я видел собственными глазами, как действуют модели, изготовленные Понтон д’Амекуром и Лаланделем…»
И дальше, рассказывая об этих экспериментах, писатель приходит к оптимистическим выводам:
«Все будет зависеть от мотора, приводящего в движение винты. Он должен быть одновременно и мощным и легким… Так будем же терпеливо ждать более решительных опытов. Изобретатели люди находчивые и смелые. Они доведут дело до конца… Речь идет теперь не о том, чтобы парить или летать в воздухе. Речь идет о воздушной навигации!.. Прославим же геликоптер и примем за девиз слова Надара: „Все, что возможно, сбудется!“».
Жюль Верн был верен этому девизу. Спустя двадцать с лишним лет он прославил геликоптер в романе «Робур-Завоеватель». На обложке первого издания обозначена дата: 1886.
За два с лишним десятилетия авиация заметно продвинулась, хотя и не могла еще доказать маловерам преимущества аппаратов тяжелее воздуха. Но был уже запатентован электрический геликоптер Лодыгина, уже отделился на несколько секунд от земли паровой самолет Можайского, французский часовщик Татен пытался построить аэроплан сначала с пневматическим, а потом с паровым двигателем.
Надар продолжал с прежней запальчивостью отстаивать свои идеи. В 1883 году он выдал очередную порцию афоризмов:
«Чем больше будет вес, тем легче будет держаться в воздухе… Аэростат — поплавок был поплавком и сгинет как поплавок, пропади он трижды пропадом! Аминь. Но до каких пор это придется твердить?!.»
Жюль Верн, не желая отстать от друга, переносит дискуссию на страницы романа. Сцена состязания тяжелого «Альбатроса» с аппаратом легче воздуха «Вперед» уводит к незабываемым событиям 1863 года.
Машина Робура, выиграв поединок, врезалась в управляемый аэростат и на лету подхватила падающего пилота. Как тут не вспомнить символический акт уничтожения воздушного шара геликоптером на учредительном собрании «Общества» Надара!
Отсутствие мощного и легкого двигателя сдерживало развитие авиации. Робур преодолел эту трудность. «Он обратился к электричеству — той силе, которой суждено в один прекрасный день сделаться душой промышленности». Гальванические батареи и аккумуляторы секретного устройства непрерывно извлекают энергию из окружающей воздушной среды и передают электрическим моторам. Вот что позволило инженеру Робуру совершить кругосветный перелет с невероятной по тому времени скоростью — 200–240 километров в час — и продержаться в воздухе свыше сорока дней!