Страница 4 из 9
– Да слышу я, – сказал я, глядя на проплывающие за окном холмы и предгорья.
– Знаешь, кого ты мне напоминаешь? – не унимался Крумли. – Мою первую и единственную жену. Она отлично умела пудрить мне мозги своими формами, размерами и улыбками на тридцать два зуба.
– Я – пудрю тебе мозги?
– Только попробуй скажи «нет» – живо вылетишь из машины. Или это, может быть, не ты, как только завидишь меня на горизонте, тут же садишься и делаешь вид, что поглощен разгадыванием кроссворда? И еще с умным видом вписываешь слова четыре, пока я не подойду и не настучу тебе по башке…
– Я что, действительно так делаю, Крумли?
– Не выводи меня. Ты смотришь на указатели? Давай посматривай. А еще скажи мне на всякий случай, зачем ты ввязался во все это дерьмо?
Я бросил взгляд на телефонную книжку Раттиган, которая лежала у меня на коленях.
– Она прибежала ко мне и сказала, что за ней гонится сама Смерть. Один из смертников со страниц телефонной книжки… Или тот, кто подкинул ей этот «подарочек». А может, она и сама уже вышла на него… Когда пыталась, как мы, разыскать этого типа, который имеет наглость посылать трепетным юным актрисам какие-то загробные словари…
– Юным? Тоже мне, нашел девочку, – проворчал Крумли.
– Да, девочку! Она не была бы звездой экрана, если бы не сохранила в себе этот пикантный налет нимфетки из Meglin Kiddie[12], со всеми полагающимися сексуально-акробатическими ужимками. Нет, перед нами не старушка Раттиган. Перед нами – маленькая школьница Раттиган, которая в ужасе бежит через темный голливудский лес, полный диких зверей.
– Так, понятно. Прогоняешь очередную рождественскую пургу в шоколаде?
– Что ты сказал?
– Без комментариев. Лучше подумай, зачем кому-то из этих обведенных красным друзей понадобилось посылать ей две книги гнилых воспоминаний?
– А что тебя так удивляет? Констанция за свою жизнь перелюбила кучу народу. А это значит, что теперь, по прошествии лет, куча народу ее ненавидит. Кому-то она отказала, кого-то бросила, кого-то просто забыла. Она же стала знаменитой. А они остались валяться в придорожной канаве. И вот теперь все состарились и перед уходом в мир иной решили ей отомстить.
– Ты рассуждаешь прямо как я, – сказал Крумли.
– Бог свидетель, я к этому не стремился. Я имел в виду, что…
– Да ладно, я пошутил. Тебе никогда не быть Крумли, как мне не быть Жюль Верном-младшим. Где мы?
Я поднял взгляд на дорогу.
– Стоп! Кажется, приехали. Это Маунт-Лоу! Когда-то здесь разбился насмерть великий исторический красный трамвай. Но это было давно.
– Профессор Лоу… – задумчиво добавил я, покопавшись в архивах подсознания, расположенных, по моим ощущениям, где-то по ту сторону глазных яблок, – человек, который во времена Гражданской войны изобрел фотографирование с воздушного шара…
– Откуда ты только все это берешь? – удивился Крумли.
– Просто вспомнилось, – пожал плечами я.
– Ты просто забит бесполезной информацией.
– Ну, извини, – обиженно сказал я. – Мы ведь на Маунт-Лоу, не так ли? А этот холм назван в честь профессора Лоу и его тунервильского трамвая, который ходил к вершине.
– Допустим, и что дальше? – сказал Крумли.
– Профессор Лоу придумал делать фотографии с воздушного шара, и это помогало обнаруживать неприятеля во время самой великой из войн. По сути, два изобретения – воздушные шары и железная дорога – принесли нам победу на севере…
– О’кей, о’кей, – проворчал Крумли. – Выходим из машины – и наверх.
Высунувшись из окна, я проводил взглядом заросшую бурьяном тропинку, убегающую вверх по склону и тающую в ранних сумерках.
Закрыл глаза и снова порылся в подсознании.
– До верха не меньше пяти километров, – объявил я. – Ты уверен, что надо идти пешком?
Крумли бросил на гору выразительный взгляд.
– И не уговаривай. – Он подошел к машине и как следует захлопнул дверь. – Если мы сорвемся с этой чертовой тропы, нам точно крышка.
– Именно. Поехали!
Крумли подогнал свою колымагу к подножию холма, выключил мотор, вылез и пошел вверх по тропинке, пробираясь сквозь густые заросли.
– Аллилуйя! – заорал он через минуту. – Железка! Старые рельсы! Они даже не удосужились их убрать, просто похоронили.
– Да неужели!
Весь красный от возбуждения, Крумли метнулся обратно к машине, нырнул в нее и схватился за ключи зажигания.
– Ах ты, тварь! Теперь она не заводится!
– Может, попробуешь нажать на газ?
– Попробую! Комод тебе в рот! – Крумли вдавил педаль в самый пол, так что машина дернулась и слегка прыгнула вбок.
Мы тронулись.
Глава 9
Путь наверх был сущим безумием. Трава высохла от жары до состояния созревшей пшеницы, и машина с ужасающим хрустом продиралась через нее, уже почти в темноте. Пару недель назад во всех газетах и по телевизору сообщали, что кто-то устроил здесь пал травы, и якобы весь склон погорел. Даже показали бушующий огонь. Сейчас о пожаре напоминал только легкий запах гари.
– Хорошо, что тебе не видно пейзаж по левому борту, – сказал Крумли через какое-то время. – Высота метров триста.
Я невольно сжал колени.
– Ну, хорошо, – сто пятьдесят, – уступил Крумли.
Я зажмурился и просканировал архивы.
– Трамвайная ветка Маунт-Лоу работала на электричестве и еще дублировалась канатной дорогой.
– Так-так? – Крумли изобразил любопытство.
Я разжал колени и продолжил свой поток сознания.
– На открытие железной дороги в июле 1983 года прибыли тысячи людей, всем раздавали бесплатную выпечку и мороженое. Для первого подъема в вагончик загрузили Пасаденский духовой оркестр, который исполнял «Привет, Колумбия!». Правда, эту композицию они играли только вначале, а когда скрылись в тучах, перешли на «Ближе, Господь, к Тебе». В этот момент плакали все – все десять тысяч человек. А потом, уже на самой вершине, они сыграли «Вверх, только вверх». Следующим заходом в вагончики загрузился Симфонический оркестр Лос-Анджелеса в полном составе: струнные – в первый, медные духовые – во второй, а литавры и деревянные духовые – в третий. В суматохе забыли кондуктора вместе с жезлом. Но и это было еще не все. Ближе к вечеру в путь отправился хор Обители мормонов из Солт-Лейк-Сити – тоже в трех вагонах. В первом – сопрано, во втором – баритоны, а в третьем – басы. Они пели «Вперед, Христовы воины!», что выглядело особенно символично, когда они скрылись в густом тумане. Как писали в прессе, на многие километры все было украшено разноцветными флажками – красными, белыми и голубыми. Вечером во все газеты попала цитата из пламенной речи некой экзальтированной дамы, которая бурно восторгалась заслугами профессора Лоу, создавшего эту прекрасную железную дорогу вместе с тавернами и отелями. «Хвала Господу за все его благодеяния – и профессору Лоу!» – возвестила она. И опять все рыдали…
– Меня сейчас стошнит, – сказал Крумли.
– Тихоокеанская трамвайная дорога проходила через Маунт-Лоу, Пасаденскую страусиную ферму, Селегский львиный питомник, Миссию св. Гавриила, Монровию, ранчо Балдвина и Виттиер…
Крумли что-то прошамкал и выразительно замолчал.
Кажется, он хотел этим что-то сказать.
– Мы что – приехали? – спросил я.
– Разуй глаза, слизняк…
Я присмотрелся.
– Кажется, приехали.
О том, что мы прибыли на место, красноречиво говорили руины железнодорожной станции и остатки сгоревшего павильона.
Мы с Крумли вылезли из машины, и перед нами открылся живописнейший вид: окрестные земли, которые простирались до самого моря.
– Такого, наверное, не видывал сам Кортес[13], – сказал Крумли. – Просто блеск. Остается только удивляться, почему это все до сих пор не восстановили.
– Политика, однако…
– Как всегда. Ну, и где, скажи на милость, мы должны искать здесь абонента по фамилии Раттиган?
12
Meglin Kiddie – популярная в 1930–40–50-е годы театральная труппа, состоящая из актеров-детей до 16 лет.
13
Эрнан Кортес (1485–1547) – испанский конкистадор, завоевавший Мексику и уничтоживший государство ацтеков.