Страница 4 из 12
– На таком же, как и ты. Папа сказал, что пока бабуля мне фортепьяны не купит, я буду к вам ходить гаммы играть. Можно?
– Щас спрошу.
Мариночка скрылась из виду. Вскоре улыбающаяся физиономия вновь вынырнула из оконного проема.
– Можно! Ничего не поделаешь, если у вас временные затруднения.
– Вот и мой папа сказал, что выбора у вас нет. Вы люди интеллигентные, все равно не откажете.
– Зачем мы с тобой через окно разговариваем? Жди меня, я щас к тебе спущусь! – прощебетала Маринка и скрылась за окном.
– Ну, давай рассказывай, как тебя прослушивали, – сгорая от нетерпения, спросила подруга, усаживаясь на скамейку между ребятней.
– Она же не шпион, чтобы ее прослушивать! – засмеялся Колька.
– Ты дурачок, что ли? Это говорят так, когда экзамен по музыке сдают, – со знанием дела выпалила Светка. – Там несколько человек сидели. Сначала один попросил что-нибудь спеть, потом спеть то, что тетка сыграет, а потом нужно было простучать правильно.
– Ну, так ты все правильно сделала? – поинтересовался Пашка.
– Еще бы! У меня, знаешь, какой слух хороший! Сначала они попросили меня простучать, но я не очень хотела, потому что вспомнила, как сожитель нашей соседки тети Кати говорил: стучать – это последнее дело. Учительница сказала, без стука экзамена не бывает, и мне пришлось. В конце проверки я им такую дробь отбила, мама не горюй! Они не переставали восхищаться. Надо будет дяде Гене сказать, что ничего позорного в этом нет. Хоть моя бабушка и называет его артистом, но теперь я сильно сомневаюсь. В музыке он ничего не понимает.
– А инструмент тебе уже купили? – поинтересовалась Аделька.
– Нет. Бабушка сказала, что сначала посмотрит, как мне в музыкальной школе понравится, а потом уже оплатит эту оказию.
– А она знает, какой он дорогой? – поинтересовалась Мариночка.
– Знает. Поэтому и не торопится. Она так и сказала: «Бабушка Роза еще из ума не выжила, чтобы угрохать тыщщу в расстройство нервов».
Папа ее пристыдил за это и сказал, что раз ей на меня денег жалко, то я вместо благородных фортепьян пойду учиться на дудочке играть. И название той дудочке – жалейка.
– Правда, что ли, такая есть? – засмеялся Пашка.
– Правда. Он по телевизору ее видел. Маленькая такая, как трубка курительная. А бабуля сразу воодушевилась и согласилась. Говорит, что это самый подходящий инструмент – легкий, и грузчиков не нужно нанимать для перевозки. Я тогда совсем расстроилась и заплакала, а бабушка подошла, поцеловала меня и сказала, что у ее подружки Зины стоит красивый фортепьян с двумя канделябрами. У нее уже руки трясутся, и она фальшивит, когда играет на трезвую голову, поэтому уже давно в нем сахар хранит и деньги от воров прячет. Так и сказала, что мы не Фишманы какие-нибудь, чтобы ребенка к поганому инструменту с детства приучать. Говорит, для нее нет ничего невозможного. Инструмент у Зинки сторгует и будущее мне, своей единственной внучке, сделает светлым и образованным.
– А при чем здесь мы? – возмутилась Аделька.
– Да при том! Жалко ей, как ты виолончель на занятия тягаешь. Она тебя как в окно видит, так сразу и говорит, что родители твои – нелюди. Весь позвоночник тебе загубят сызмальства. Еще говорит, что уж сразу бы отдали на арфу и дело с концом. Возили бы тебя с ней в музыкалку на грузовике.
– А откуда она знает, что мне арфа нравится? – с грустью спросила Аделька.
– Ты спроси, чего моя бабуля не знает. Она у меня, знаешь, какая умная!
– Да хватит вам про эту музыку разговаривать, бежим на стройку играть, – предложил Женька. – Там огромную кучу песка завезли, будем крепости строить.
– Бежим, только, чур, я сильно в песке рыться не буду. Мне теперь пальцы беречь нужно. Вдруг мне на гастроли скоро ехать, а у меня грязь под ногтями, – предупредила Светка. – Мы, музыканты, принадлежим искусству, а не себе!
«Несомненно, в детях есть очарование, – рассуждала Циля, глядя на ребятню. – Почему я раньше не обращала на это внимания? Они смешные и так мило общаются друг с другом. А как обманывают! Будь у меня ребенок, я бы никогда не смогла его наказать. Что их враки по сравнению со взрослой жизнью! Сущий безобидный пустяк! А вот чему нужно у них поучиться, так это решению проблем».
Для запуска «оздоровительной программы» Циля решила немного снизить градус былых амбиций и «пойти в народ». Она буквально перешагнула через себя и первая заговорила с соседкой, когда та развешивала выстиранное белье на балконе.
– Вы не находите, простите, не знаю вашего имени…
– Раиса Матвеевна.
– Очень приятно. Меня зовут Цецилия Моисеевна. Будем знакомы. Красивый сегодня закат, не правда ли?
Раиса Матвеевна на мгновение застыла с наволочкой в руках и устремила взгляд на небо. Ничего особенного она там не заметила, но из вежливости решила согласиться. С соседкой она была знакома в пределах вежливого «здрасьте». Вся информация о «новой жиличке» ограничивалась только тем, что узнал о ней дворник, помогавший грузчикам затаскивать коробки на второй этаж.
Будучи от природы чутким, добрым человеком, Раиса Матвеевна бросила сырую наволочку обратно в таз и, улыбаясь, подошла поближе к балконным перилам.
Уже на первой минуте разговора Циля поняла: соседка не глупа, тактична и, что самое приятное, – умеет слушать. Единственным ее недостатком был громкий голос.
«Бывшая учительница», – с ходу определила она и пригласила новую знакомую на чашку чая.
Вдовы прекрасно поняли друг друга с первого дня знакомства. Уже через каких-то пару месяцев семья Раисы Матвеевны заполнила в душе певицы пустоту, образовавшуюся после смерти любимого мужа. Циля была безмерно рада простому человеческому общению и находила его весьма приятным. Сравнивая жизнь «до» и «после», она воочию убедилась в преимуществе добрых соседских отношений перед одиноким и мрачным существованием в четырех стенах, даже несмотря на то, что эти стены были весьма комфортны. Впервые в жизни на нее накатило абсолютно искреннее чувство благодарности за внимание.
Полное счастье
Не проходило и дня, чтобы она не заглянула на огонек под каким-либо предлогом. Один из них – «внезапно поднявшееся артериальное давление», которое нужно было срочно снижать, и желательно не таблетками. Лечебные мероприятия проводила сноха Раисы Матвеевны Соня, врач по образованию. Она делала замеры, объявляла слегка завышенные цифры и предлагала понизить их чашкой горячего травяного чая с ложечкой ароматного меда. Циля, скрывая в душе радость, охотно соглашалась на все предложенные процедуры. Покряхтывая и глубоко вздыхая, она медленно вставала с кресла и послушно следовала за Соней на кухню, где свекровь, зная «хронический диагноз», уже запарила в большом китайском чайнике из темной глины листья смородины с веточками душицы. В особо тяжелых случаях накатившего одиночества Сонин муж Семен извлекал из серванта вишневую настойку собственного приготовления, от рюмочки которой тонкая и заоблачная натура соседки обретала выздоровление и былой полет.
Чаще всего признаком наступившего душевного благополучия была очередная удивительная история из жизни Бениной семьи. Ее Циля рассказывала в ролях, стараясь передать интонации и даже жесты родственников. Рассказы о проделках бывшей свекрови, «выпившей» в свое время у нее немало крови, удавались особенно хорошо. Месть за «принудительное донорство» приносила страдалице душевное облегчение и поднимала настроение всем членам семьи уважаемой Раисы Матвеевны.
Удобно расположившись на мягкой подушке, сшитой в стиле «пэчворк», Циля не спеша попивала лечебный чай и выздоравливала прямо-таки на глазах. С каждым глотком разговор принимал все более приятные и непринужденные формы.
– Cофочка, у вас обновка, как я погляжу?
– Да, вчера купила новый халатик.
– Он вам к лицу. Цвет перекликается с глазами, а фасон так вообще прекрасно подчеркивает все женские достоинства. Семен, вы волнуетесь, глядя на жену?