Страница 56 из 101
Комитеты, аналогичные петроградскому и московскому, создавались в Пскове (Комитет спасения революции), Пензе (Совет спасения революции), Харькове (Комитет спасения революции), Оренбурге (Комитет спасения Родины и революции), Вятке (Верховный совет по управлению губернией), Калуге (Комитет спасения революции), Иркутске (Комитет общественных организаций, Комитет защиты родины и революции) и многих других городах (13). В полном соответствии с предписаниями Богуцкого и по самостоятельной интерпретации своего статуса, эти комитеты объявляли себя «единственными полномочными органами власти, постановления которых обязательны для всех граждан». Следуя данной установке, земские и городские структуры объявляли «незаконными» распоряжения военнореволюционных комитетов и «большевизированных» советов. При своевременной и четкой координации действий комитетов их действительно возможно было противопоставить «захватчикам власти». Но на практике подобная «деятельность» земско-городского самоуправления прекращалась запретами со стороны местных большевистско-левоэсеровских военно-революционных комитетов, так как в их распоряжении имелась, как правило, реальная сила в виде отрядов красной гвардии, большевистски настроенных солдат местных гарнизонов.
Тем не менее деятельность многих «Комитетов спасения революции», «Комитетов общественной безопасности», ведущих преемственность от постфевральских Общественных Исполнительных комитетов, оказалась реальной попыткой стать, в условиях начинавшейся гражданской войны, своеобразными «центрами притяжения» для всех противников «большевистского переворота». Главное требование комитетов сводилось к «ликвидации большевистской авантюры», восстановлению полномочий Временного правительства, но, как правило, уже реорганизованного (в «новом составе»). Следует признать, что данные структуры могли объединить максимально возможное количество общественных элементов, настроенных против т. н. «контрреволюции слева», и создать действенную общественную поддержку исполнительной власти, восстановив «снизу» вертикаль управления, усеченную после ареста Временного правительства.
Нельзя не отметить, что в ряде случаев земско-городское самоуправление устанавливало коалиции с местными советами (как правило, там, где большевики не пользовались еще преобладанием), принимало на себя полномочия региональной законодательной и исполнительной власти. 20 ноября в Симферополе губернский съезд городского и земского самоуправления сформировал Совет народных представителей, в Благовещенске было созвано Амурское областное земское собрание, в Чите, вместе с представителями советов, начал работать Народный Совет, ставший высшей властью в Забайкалье (14).
Однако существенным изъяном в начавшемся «антибольшевистском сопротивлении» стало отсутствие сколько-нибудь прочных контактов земско-городского самоуправления, общественных союзов и объединений с военной средой и, соответственно, ее поддержки. У советов и военно-революционных комитетов такая «сила» была в виде многочисленных отрядов красной гвардии или «распропагандированных» запасных частей местных гарнизонов. Военные организации эсеровской партии были немногим сильнее аналогичных «военок» у большевиков. Подобная слабость контактов земско-городского самоуправления с антибольшевистскими военными структурами, военным подпольем была очевидным следствием «подавления корниловщины», во время которой «демократическая общественность» отказалась от поддержки «реакционных военных». Лишь там, где «комитеты» координировали свои действия с военными (Петроград, Москва, Оренбург, Иркутск, Калуга), был достигнут, хотя и временный, успех, и «триумфального шествия советской власти» не состоялось. Но развить этот первоначальный успех оказалось невозможно как по причине обоюдной отчужденности «военных» и «гражданских», так и по причине слабости военных организаций осенью 1917 г. Проблема нередко заключалась в том, что формально обладающие властью структуры военных округов не обладали фактической военной силой (части гарнизонов подчиняли себе военно-революционные комитеты), а имевшие влияние подпольные и полулегальные военные структуры, уцелевшие после «разгрома корниловщины», не торопились поддерживать Временное правительство.
Пример «кровавой недели» в Москве доказал, что в условиях, когда «Комитет» и штаб округа не смогли организовать оперативного, действенного сопротивления, фактическим боевым и политическим центром становилась не городская дума, а Александровское военное училище. В училище работала группа членов Совета общественных деятелей во главе со Щепкиным и Новгородцевым. Начальники подразделений юнкеров, а также офицеры-добровольцы, оказавшиеся в эти дни в Москве, действовали по собственной инициативе, нередко даже вопреки указаниям «комитета» и штаба округа (например, продолжали боевые действия во время т. н. «перемирия» 29 октября 1917 г.). Один из организаторов боевых отрядов т. н. «белой гвардии» (впервые в начинавшейся гражданской войне было использовано это название) полковник Л. Н. Трескин, не получая полномочий со стороны командующего Московским военным округом полковника Рябцева, называл себя «начальником гарнизона» г. Москвы. Начальник штаба Московского военного округа полковник К. К. Дорофеев (член Центрального правления Союза георгиевских кавалеров) взял на себя организацию добровольческих офицерско-юнкерских отрядов. Но и в Москве немало военных отказалось участвовать в боевых действиях (например, отклонивший предложения «возглавить сопротивление» генерал Брусилов). Но вот Совет офицерских депутатов, также располагавшийся в здании Александровского училища, придерживался тактики «прекращения кровопролития», чем вызывал большое недовольство со стороны «радикальных» военных. «Непротивление» Рябцева сыграло в его жизни роковую роль. Проживая в 1919 г. в Харькове, он был арестован после вступления туда Добровольческой армии и убит «при попытке к бегству».
В Калуге после ликвидации городского совета фактическая власть сосредоточилась не у городской думы, а у начальника гарнизона, которым объявил себя командир расположенного в городе Нижегородского драгунского полка полковник Брант (затем эту должность занимал его заместитель полковник Петин).
В Иркутске, после ареста красногвардейцами губернского комиссара И. А. Лаврова, «нейтралитета» окружного офицерства, вся «защита и охрана революционных завоеваний и гражданских свобод» оказалась под руководством военных (фактически возглавившего юнкеров Иркутского военного училища полковника Д. Г. Лисученко и атамана Иркутского казачества генерал-майора П. П. Оглоблина). Однако в результате ожесточенных боев 21–30 декабря действия антибольшевиков были сломлены, и военные структуры перешли на нелегальное положение (15).
Как уже отмечалось, немаловажной для формирования антибольшевистского движения в конце 1917 г. стала позиция различных общественных организаций, выражавшаяся в их участии в вышеназванных Комитетах и в самостоятельных заявлениях и действиях. Показательна в этом отношении позиция юридических союзов, однозначно выразивших свое отношение к происходящим событиям. Всероссийский Союз судей, зарегистрированный в Петрограде в начале октября 1917 г., включал в себя «по два представителя и по одному кандидату от каждой группы: сенаторов, членов Палаты, членов суда и судебных следователей». 12 ноября собрание Союза судей под председательством сенатора М.П. Чубинского, «выслушав информационные сообщения всех представленных групп судебных деятелей, а также делегатов от кандидатов на судебные должности и от канцелярских чиновников… единогласно вынесло резолюцию, предлагающую всем судебным деятелям держаться стойко и, исполняя свой долг, не подчиняться узурпаторам и насильникам и охранять, по мере сил, закон и правду».
На тех же позициях стояли зарегистрированный в Москве Всероссийский Союз юристов и Московское Юридическое общество. Формально Союз юристов включал в свой состав всех «юристов по образованию» и призван был «объединить адвокатуру, магистратуру, прокуратуру» (однако чины судебного ведомства, за исключением мировых судей, прокурорского надзора, в силу особой корпоративности, не принимали участие в работе Союза). На собрании в богословской аудитории Московского университета 25 ноября выступали будущие участники Белого движения юристы Н. И. Астров, В. Н. Челищев, Н. В. Тесленко. Они «всесторонне рассматривали происшедший переворот и квалифицировали его как акт преступного насилия, как тяжкое государственное преступление». «Соответствующая резолюция была принята собранием без единого возражения».