Лунный меч

– О, нет! Во имя Света! – вполголоса простонал Малик и приложил к виску ещё холодную кружку в тщетной попытке унять вновь набиравшую силу головную боль. Никто в целом мире не смог бы сосчитать, сколько раз за свою жизнь ему приходилось выслушивать суеверные бредни сельских жителей, благо, что в каждой уважающей себя деревушке в любом из уголков Империи найдётся свой собственный потусторонний покровитель, почитаемый крестьянами наравне, а иногда и более навязываемого проповедниками Негаснущего Света.

– … с тех пор так и повелось: в обмен на помощь и покровительство народ Большой Речки и ближних деревень приносит Духу Белой Скалы свои скромные дары: свежий хлеб, мясо и спелые фрукты. Но в прошлом году Дух отчего-то разгневался на нас и не пожелал вкусить оставленную для него пищу, и вот теперь мы…

– Стоп! – неожиданно громко даже для себя самого выкрикнул Малик и грохнул кружкой о стол. – Ещё раз! Повтори то, что сейчас сказал!

На какое-то время старик лишился дара речи и только смотрел на ловчего, глупо моргая выпученными, как у рыбы, глазами. Но наконец он взял себя в руки:

– Испокон веку…

– Да нет! Не надо с самого начала! – поспешил прервать его Малик. – Ты сказал, что в этом году ваш дух не притронулся к дарам, а раньше как было?

– Сметал всё подчистую, – ответил за взрослых Джуд, – даже косточек от фруктов не оставалось!

– А почему вы уверены, что еду не воровал кто-то из своих или из этих… чернопольцев, например?

– Но это никак невозможно, господин! – тут же возразил ему старик. – Всю ночь мы проводим у подножия скалы, окружив её со всех сторон – никому из плоти и крови не удалось бы пройти мимо нас.

Что ж, это было краткое, но вполне убедительное объяснение, однако, даже признав возможную правоту старика, Малик ещё долго пристально рассматривал четверых путников, время от времени переводя взгляд на кружку с горьковатым тёмным напитком, уже успевшую стать его верной подругой за последние пару недель.

– Сейчас вернусь, – бросил он сквозь зубы, с трудом вылезая из-за стола, и, скинув с себя плащ, вышел во двор.

Однако прохладный осенний воздух оказался на поверку не таким уж свежим, как он ожидал. Малик слишком давно не покидал пределов убогой таверны и уже успел позабыть, что рыбой в посёлке воняет везде и всюду. А ещё ловчий вспомнил, каким ярким может быть солнечный свет, и болезненно поморщился, когда его затуманенный разум пронзила острая боль.

– Эй, постой! – крикнул он размытому тёмному пятну, от которого донёсся звук плещущейся воды, когда оно проходило мимо.

– Чего тебе? – раздался в ответ настороженный женский голосок.

Не удостоив женщину ответом, ловчий жестом попросил её опустить вёдра на землю, а как только это произошло, Малик, не дав ей опомниться, тут же подхватил одно из них и вылил себе на голову. Ледяная вода обожгла его до самых костей, заставив кровь нестись по жилам на порядок быстрее.

– Да что же ты творишь, окаянный! – тут же заверещала женщина, придя в ужас от потери целого ведра.

А ловчий тем временем по самые плечи окунулся во второе и, вцепившись руками в гладкое дерево, до последнего удерживал себя под водой. Когда же он наконец вынырнул, то можно было с уверенностью сказать, что Малик Беспалый не меньше, чем наполовину стал самим собой.

– Вот же пьянь ты канавная! Никчёмный бродяга! Ты ж мне и второе ведро испортил! Разве ж можно после тебя из него пить? Да я тебя сейчас так огрею! – не заметив случившейся перемены, пуще прежнего разошлась крикливая баба и замахнулась на ловчего коромыслом.

– Заткнись, – негромко произнёс Малик и одарил её тем самым своим взглядом, от которого некоторые малодушные иногда падали в обморок. – Ещё натаскаешь – солнце только взошло.

Баба так и замерла на месте с поднятым над головой коромыслом. Кажется, только теперь до неё дошло, кому она вздумала угрожать.

– Да, господин, как прикажете, – слегка заикаясь вымолвила она и, подхватив оба ведра, поспешила убраться восвояси.

– Вот и славно, – бросил Малик ей вслед и, всё ещё слегка пошатываясь, вернулся в таверну.

По пути вода стекала по нему в три ручья, громко хлюпала в сапогах, щекотала кожу под одеждой. Поразительно, но понадобилось всего два ветра воды и несколько мгновений, чтобы Малик Беспалый выбрался наконец из того пивного омута, в котором так неистового топил себя с тех самых пор, как перемахнул через горы.

– Ну и что именно вы хотите, чтобы я сделал? – спросил он у ожидавшей его возвращения четвёрки и с удовольствием отметил, как все они, включая и заносчивого детину, попятились при его приближении.

– Мы хотим… – неуверенно начал старик, – мы просим Вас отыскать нашего заступника и помочь нам вернуть его благоволение.

– Этого я обещать не могу, – сразу предупредил ловчий. – Может, все ваши беды действительно вскоре закончатся, а может, и нет. Но я разыщу того, кто все эти годы забирал ваши дары, и выясню, почему он побрезговал ими в прошлый раз. Идёт?

Путники быстро переглянулись, и старик коротко кивнул.

– Да.

– Хорошо. Сколько всего домов в Большой Речке?

– Восемьдесят шесть, – уверенно отозвался проповедник, но тут же добавил: – Кажется.

– И поскольку раньше все несчастья вас обходили, то, наверняка, у каждого есть своя кладовая с припасами на чёрный день, так?

– Да, господин.

– Тогда вот вам моя цена: два мешка отборного зерна – пшеницы, не ржи; один мешок гречихи – не очень её люблю; десять фунтов вяленого мяса и по одному медяку с каждого дома, и ещё три серебряных монеты с вашего прихода, проповедник, – за укрепление веры людей в Негаснущий Свет.

Последовал новый перегляд, длившийся на этот раз заметно дольше первого.

– Мы согласны, ловчий, – произнёс старик и протянул морщинистую руку.

– Во имя Света! – воскликнул проповедник, кивнув головой.

– Во имя Света, – согласился Малик и скрепил договор.

2

– Клянусь, если мне придётся провести в этом хлеву ещё хоть один день, то я за себя не отвечаю! – громогласно объявил Ник – грозного вида увалень, с самого утра маячивший перед окном. – Я серьёзно! Ещё день, и я сойду с ума, достану саблю и нашинкую этих деревенщин так мелко, что хоть суп вари!

Локи только вздохнул и даже не поднял взгляда на разгневанного товарища, но продолжил с особой тщательностью водить точильным бруском по лезвию своего любимого кинжала, ставшего уже настолько острым, что им, при желании, можно было с комфортом побриться.

– Ты то же самое и вчера говорил, – напомнил он возмущённому солдату, – и всю неделю я от тебя ничего, кроме жалоб, не слышал. Может, хоть сегодня помолчишь? И, кстати, в хлеву держат скотину, а это обычная крестьянская изба – не хуже и не лучше других.

– Воняет тут точно, как в городской конюшне! – возразил Ник, одарив Локи недобрым взглядом.

– Потому что здесь живут пятеро грязных мужиков. Можно подумать, в казарме пахнет лучше.

– Его высочество, принц Николас в казарме не ночует, – насмешливо заметил Эйвери, делавший в этот момент некое подобие утренней гимнастики, но с кинжалом в руках. – Он квартирует в городе, во дворце у одной из местных принцесс…

– А ну, заткнись, сволочь! – Ник, окончательно выведенный из себя, выпучил на насмешника глаза и побагровел так сильно, что, кажется, должен был вот-вот воспламениться. – Ещё одно слово, и я этот клинок знаешь куда тебе запихаю?!

Ну вот, опять… Сказать по правде, Локи уже до смерти устал разнимать этих двоих, но в противном случае они давно бы уже поубивали друг друга. Например, сейчас, несмотря на то, что Ник нисколько не шутил, Эйвери его не только не испугался, но напротив – уже приготовился выдать очередную едкую остроту.

– Прекратите вы – оба! – прикрикнул на них Локи. – Эйвери, танцуй со своей любимой молча, а ты, Ник, перестань торчать у окна с утра до ночи – тебя и так уже дети боятся!

В ответ на выговор Эйвери лишь пожал плечами и продолжил своё занятие, но Ник хоть и поостыл немного, не был ещё готов взять себя в руки и от окна быстрым шагом направился к двери.