Русичи

— Приказывай, великий отец, — склонился старик, — тебе известна моя преданность Святовиту и тебе! Всё будет исполнено, что бы ни повелел ты, разве смерть остановит мои дни.

— Я потому-то так и надеюсь на тебя, Нонне. Я скоро пошлю тебя на Днепр, в Киев. Жрецы Перуна — наши друзья и слуги. Я укажу тебе, как ты должен действовать и на что направлять воеводу Блуда. Ярополк должен погибнуть, но виновником его гибели должен стать Владимир. Это необходимо. Ты пойдёшь отдельно от Владимира, так, чтобы он даже не знал о твоём появлении на Днепре. Иди под видом купца. Жрецы Перуна примут тебя, как родного.

— Когда прикажешь мне приготовиться в путь, великий отец? — спросил Нонне.

— Сперва отпустим их. Завтра выведу коня Святовита и покажу рюгенскому народу его знамя. Немедленно отпущу чужестранцев. Они пойдут морским путём, ты же проберёшься по суше. Теперь иди. Нет, постой. Что эти христиане?

— Я показывал их пришельцам.

— А что они?

— Они не обратили даже внимания и поспешили пройти мимо. Добрыня даже обличал меня в том, что я хочу поразить их ужасом.

— Видишь, как проницателен этот славянин. Иди же, мой Нонне, мне нужно остаться одному. Многое нужно обдумать, многое подготовить в путь; да хранят тебя Святовит и все подвластные ему боги.

Нонне низко поклонился Беле и исчез за звериными шкурами, покрывавшими стены. Старый жрец остался один. Глубокая задумчивость овладела им. Губы тихо шептали какие-то слова.

Наконец Бела глубоко вздохнул и громко заговорил сам с собою:

— Да, настало время последней борьбы. Кто одолеет: Святовит или Бог христиан? Я буду бороться до последнего своего издыхания. Пусть только Владимир сядет в Киеве! Я окружу его своими слугами, моя дружина будет всегда около него, и горе ему, если только он осмелится ослушаться моих повелений, выйти из моей воли! Я сумею уничтожить его и поставлю киевским князем кого захочу. Христиане никогда не одолеют славянского Перуна, и Русь будет моей защитницей. Тогда берегись, Олав! Тебе не одолеть этого народа, он сам одолеет тебя и твоих. Только бы удалось всё так, как задумано мною.

Старик заметно волновался. Он поднялся со своего кресла-трона и большими шагами прошёл по покою. Тревога овладела его душой, думы, одна мрачнее другой, волновали его, но он не поддавался тяжёлым мыслям.

— Нет, Святовит должен победить всех своих врагов, иначе погибнем и мы! — восклицал старик, и глаза его светились ненавистью.

7. КОНЬ СВЯТОВИТА

ромкие звуки рогов заставили на следующее утро Владимира открыть глаза и стряхнуть дремоту. В эту ночь он спал крепко. Усталость после пути, весёлый пир, закончившийся поздно ночью, множество новых впечатлений усыпили молодого славянского князя так, что, проснувшись, он даже забыл, как лёг в постель.

Молодость сказалась. Сейчас же Владимир поднялся на ноги и огляделся вокруг. У противоположной стены на составленных вместе широких скамьях спал, сладко похрапывая во сне, Добрыня. Племянник поспешил разбудить его. Теперь он припомнил, что, возвратившись с пиру, он уже застал его здесь крепко спавшим. Он ещё тогда хотел разбудить его, но сон старого богатыря был так крепок, что, повозившись около него, Владимир сам поспешил улечься в постель.

«Если так, — подумал он, — Добрыня сделал всё, и старый Бела несомненно на нашей стороне».

Звуки рогов между тем не смолкали. Шум всё возрастал. В спальном покое появился жрец.

— Великий Бела, любимый слуга Святовита, — произнёс он, кланяясь Владимиру, — просил своих гостей сойти к нему для последней беседы.

Добрыня, спавший до того, как убитый, услыхав голос чужого человека, сразу поднялся со своего ложа.

— Скажи отцу Беле, — обратился он к жрецу, — что мы сейчас будем.

Богатырь встал, потянулся, зевнул и, повернувшись к племяннику, произнёс:

— Мы уже покончили с Белой. Он даёт нам свои варяжские дружины и за это требует лишь одного, чтобы ты, когда станешь киевским князем, не принимал христиан, а тех, которые уже живут на Руси, прогнал бы.

— Только-то и всего, — вскричал Владимир, — не верится мне что-то!

— А ты поверь, — отвечал Малкович, делая в то же время племяннику знаки глазами, — старый Бела полюбил тебя, как сына, вот и хочет тебе помочь. Я уже сказал, что его условие я принимаю. Пойдём скорее к нему, и подтверди сам моё обещание.

Владимир понял, что Добрыня не хочет вести подробного разговора, и молча кивнул ему головою в знак своего согласия.

Между тем у ворот жреческого города собралось чуть ли не всё окрестное население. Рюгенцы сходились толпами. На острове было уже известно, что в это утро будет вынесено из храма знамя Святовита. Давно не появлялось оно перед толпою, и островитяне радовались, так как этот ритуал свидетельствовал о скорой войне с врагами их бога, а такие войны, в сущности сводившейся к разбойничьим набегам на соседние страны, всегда обогащали жителей Рюгена, ибо отправлявшиеся в походы воины возвращались не иначе, как с хорошей добычей.

— На кого пошлёт Святовит свои дружины? — слышались в толпах вопросы.

— Говорят, что воины пойдут в славянские земли. Там много скопилось богатств.

— Неужели на Новгород?

— Кто знает это? Может быть, на Киев.

— В Киеве богатства больше. Туда идти бы.

В это время растворились ворота жреческого города, и толпы волнами хлынули в них. На площади перед храмом нестройными рядами стояли варяжские дружины. Тут были и рюгенские варяги, и варяги, прибывшие с гостями Белы. Эрик, Ингелот, Руар и Оскар стояли в первых рядах. Все эти воины, обыкновенно шумливые, теперь сохраняли тишину и спокойствие. Их лица были как никогда серьёзны и важны. Они все ожидали решительного мгновения. Когда будет вынесено знамя Святовита, его жрец должен был объявить имя главного вождя похода, а вслед за тем белый конь рюгенского божества покажет, что ждёт воинов на полях битвы.

От храма вплоть до подножия холма стояли шпалерами пешие и конные дружинники Святовита. Пешие разместились между всадниками и образовали блестящую красивую группу. У закрытых дверей храма полукругом расположились жрецы в своих белых одеяниях. День на этот раз выдался светлый и даже солнечный. Обычный на Рюгене туман рассеялся, и даже видно было небо, покрытое быстро плывущими сероватыми облаками, море шумело без обычного своего рокота; звуки труб и рогов жрецов далеко разносились над Рюгеном.

Так прошло некоторое время. Вдруг послышалось громкое пение. Попарно, длинною вереницею вышли мальчики, певшие хвалу Святовиту. Дети были одеты в такие же длинные белые одеяния, как и остальные жрецы. За ними с длинными трубами в руках шли жрецы-юноши, дальше уже — престарелые жрецы. В конце шествия одиноко шёл Нонне. Толпа приветствовала его громким приветственным кличем. Варяги ударяли мечами о щиты. Эти звуки, пение, трубы и рога — всё перемешалось в один гул.

За Нонне легко выступал Владимир, с любопытством смотревший вокруг. Позади него шли Добрыня и Освальд. Их со всех сторон окружали вожди Святовитовой дружины. Блиставшие в солнечных лучах их медные нагрудники, казавшиеся золотыми шлемы, отливавшие холодным блеском стали мечи и секиры производили сильное впечатление на собравшиеся толпы рюгенского народа.

Громкие крики восторга раздавались отовсюду. В них слышались удовольствие и чувство гордости.

Как и всегда, внешняя красота увлекающе действовала на толпу, и в сравнении с вождями Святовита, совсем остались незамеченными скромные, просто одетые славянские и норманнские витязи.

Шествие растянулось так, что, когда дети поднялись на холм и занимали места рядом со стоявшими перед храмом жрецами, гости Святовита и окружавшие их дружинники только-только подходили к подножию холма.

Наконец, и они, провожаемые ни на мгновение не смолкавшими криками, поднялись на площадку перед храмом и заняли места во главе дружинников, стоявших шпалерами.