Страница 9 из 42
А уж норов у нее и вовсе был дикий. Всех дочерей, и своих, и Малушиных воспитывала Добрава одинаково, в смирении и послушании, да только с Милодарой справиться было ой как нелегко. Молчит, молчит, слушает, а потом как глянет своими хрустальными глазами, что аж сердце заколотится.
Но хоть и удивлялась про себя Добрава, что выросла у них такая диковинка, но племянницу любила, жалела и всячески берегла. Лишний раз старалась не выпускать Милодару за околицу. Слишком уж смела и бойка на язык, того и гляди в беду попадет. Надеялась Добрава, что найдется муж достойный и ее обломает. А потом спасибо скажет ей, тетке, за труды нелегкие.
Милодара о планах тетки знала и им не противилась, хотя вспоминала о том, как увозили сестер из родного дома, и мало радости в том видела. На парней молодых, как велела тетка, не засматривалась, всю положенную работу исполняла. Но накатывала порой на Милодару такая черная тоска, что хотелось все бросить и сбежать далеко в лес, чтобы не видеть никого и не слышать, чтоб никто не смел ей указывать и ею помыкать…
Лес был ее прибежищем, ее настоящим домом. Милодара часто бродила там в одиночестве с пустой корзинкой для грибов. Ни диких зверей, ни злых людей не боялась она в лесу и всегда знала, в какой стороне дом. Давно уже подметили, что пойдут девки по грибы, Милодара со всеми идет. Но лишь сойдут с опушки в лес, так ее и след простыл, только сарафанчик за деревом мелькнет, или голосок серебряный где послышится. Тетка не любила отпускать племянницу в лес. Кто ж посватается к девице, которая так и норовит сбежать к своей родне некрещеной? Никакая красота редкостная не поможет.
А Милодара забывала, что ей в отцы лешего прочат, и уходила в лес от высоких киевских стен так далеко, как никто не хаживал. Тысячи голосов слышала она в лесу, различала сотни запахов. Никогда не сбивалась с пути, хотя не запоминала нарочно, какой дорогой идет. Все в лесу было ей знакомо, все радовалось ей, и Милодара даже глухой ночью не побоялась бы прийти сюда…
Однажды забрела Милодара на Болота. Раньше она держалась от них подальше; ей больше нравились тенистые дубравы да залитые солнцем полянки, звонкие лесные ручьи да душистые травы, растущие на пригорках. Но в этот раз ее потянуло в болотистый край, где туман стелется по обманчиво твердой земле, а воздух сырой и тяжелый.
Бесстрашно шла Милодара по еле заметной тропинке. Сказки, слышанные в детстве от матери, всплывали в голове, и неизведанный доселе страх прокрадывался в сердце девушки. И все же Милодара не повернула назад. О ягодах и грибах позабыла давно, лишь под ноги себе смотрела, чтобы в болоте не увязнуть. Никогда не ходила Милодара по топи, но сейчас словно воочию видела, что скрывается под пожухлой травкой: твердая землица или трясина.
Шла Милодара долго, устать успела. И только подумала, что пора назад поворачивать, как увидела с правой стороны домик. Маленький, с потемневшими от сырости стенами, он прятался среди деревьев от случайного путника. Милодара решила вначале, что ей померещилось, но с тропы свернула, чтобы посмотреть поближе.
За деревьями на самом деле притулилась избенка, старенькая, покосившаяся. Но в крошечном окошке горел огонь, а вокруг домика сгущалась болотная тьма… Милодара, не долго думая, шагнула внутрь.
В избушке было тесно и тепло, пахло свежеиспеченным хлебом и кислым молоком. На окошке чадила свеча, у окошка сидела горбатая морщинистая бабка и пристально смотрела на девушку.
— Пришла таки, — сказала бабка, и непонятно было, с удовольствием сказала или с упреком. — Не испугалась.
— А чего мне бояться? — гордо спросила Милодара. — Здравствуй, бабушка. Я случайно на твой дом набрела.
— По Болотам никто случайно не бродит. Иль не слыхала, что на торжище говорят? Что живет на болотах страшный леший, с глазами горящими и рыком звериным, и что утаскивает он к себе девушек неосторожных да неразумных.
По голосу было ясно, бабка не пугает, а скорее смеется. Милодара перекинула на спину тугую черную косу и тоже улыбнулась.
— Как же, слыхала. Да только говорят еще, что этот леший — мой отец. Вот решила зайти, проверить. Где же хозяин? Дома ли он?
Засмеялась бабка, словно ворона закаркала.
— Смелые речи. Других от тебя и не ожидала. Нет здесь никаких хозяев, кроме меня. Присядь, да молочка со мной выпей. Давно я тебя не видала, ох, давно…
Милодара послушно села на лавку к столу. Бабка вытащила из своих закромов молоко и хлеб, достала глубокую глиняную чашку.
— Угощение у меня простое, но сытное. Умаялась поди по лесам бегать.
— Я никогда не устаю в лесу. Наоборот, только сил набираюсь.
— Ну-ну, молодая еще, потому и не устаешь, — пробормотала бабка себе под нос, — а молочка старой Зораны испей, такого тебе больше нигде не испробовать.
Милодара пригубила молоко. Права была бабка, ни разу в жизни не пробовала она ничего похожего. Аромат луговых трав почуяла она в молоке, и жар летнего полдня, сочный вкус земляники и свежесть ключевой водицы.
— Вкусное молоко у тебя, бабка Зорана, спасибо, — сказала Милодара, напившись. — Хотела бы я знать, какая корова дает такое молоко.
— Узнаешь. Все в свое время узнаешь. — Бабка всматривалась в Милодару удивительно зоркими и ясными глазами. — Давненько тебя не видела. Уж не чаяла, что ты красотой такой станешь.
— Ты меня знаешь?
— Как же мне тебя не знать, когда вот этими руками я тебя от матушки твоей принимала? — Бабка показала Милодаре темные крупные ладони с узловатыми пальцами.
— Ты та самая бабка Зорана? — поразилась девушка. — Сколько же тебе лет?
— Столько лет пусть тебе Стрибог дарует, девонька.
— Стрибог… — медленно повторила Милодара, вслушиваясь в звучание незнакомого слова и чувствуя в нем силу великую. — А кто он?
— Хранитель наш и вершитель судеб наших. Но сейчас поздно, слишком поздно… Приходи ко мне опять, и я расскажу тебе все, что знаю, девонька. Теперь тебе пора идти, надо вернуться в Киев засветло.
— Я не боюсь ходить ночью по лесу!
— Вижу, что не боишься, — усмехнулась Зорана. — Да только поостеречься хорошо бы. Леса не боишься, сородичей своих побойся. Глазом моргнуть не успеешь, как шепоток о тебе пойдет.
— Ну и что, — дернула гладким плечиком Милодара. — Может, тогда тетка Добрава перестанет мне мужа подыскивать.
— Тебе так сладко у тетки живется, что и замуж не хочется?
— В чужом доме слаще не будет, — отрезала Милодара. — Не хочу быть ничьей рабой.
От слов ее гневливых словно посветлело в избушке. Пристально смотрела Зорана на девушку и качала головой. Ох и своенравна… ох и хороша… и силы в себе не чует… а сила есть, и немаленькая…
— Ты тетку слушайся, она тебе зла не пожелает. Нрав свой укорачивай, не доведет он тебя до добра. Ко мне приходи засветло, я покажу дорогу короткую. В Киеве обо мне не болтай, а то себе хуже сделаешь. И из дома часто не выходи. Вижу я над тобой беду неминучую, а какую и почему, понять пока не могу…
Стала Милодара тайком бегать к бабке Зоране на Болота, учиться. В Христа бабка не верила и рассказывала Милодаре о тайных силах природных, что жизнью управляют, силы дают и силы отнимают. О боге Стрибоге, который создал все живое вокруг, и о Солнце-Яриле, разъезжающем по небу на чудесной колеснице, о Леле, что по весне всем растущим заведует, и о Ладе, что домашний очаг бережет, о леших и водяных, о русалках, заманивающих сладким пением в глубокие озера. Кое-что знала Милодара, слышала, как старухи о стародавних всемогущих богах рассказывали, но по словам Зораны выходило, что никакие эти боги не стародавние, а самые что ни на есть настоящие. Если умеешь к ним обратиться, если верой-правдой им служишь, отведут от тебя любую напасть и счастье великое даруют.
Училась Милодара, словно жизнь заново для себя открывала. А беда меж тем подступала к дому… Брат Несмеянко, не спросившись позволения ни у дядьки, ни у тетки, собрался в далекий северный поход, туда, где среди темных непроходимых лесов жило дикое племя вятичей. Хотелось Ярославу посадить в их селениях верных людей, чтобы киевского князя чтили и не своевольничали. Но чтоб войну не развязать и народ не обидеть, требовались не жестокость и кровь, а добро и мудрость. Знал Ярослав, что во главе отряда надобно поставить не просто доблестного воина, а человека разумного, прозорливого и осторожного, который мог бы и твердость проявить, где требуется, и милосердие.