Страница 38 из 42
— Сегодня мы ничего плохого не сделали, — сказала Войцеховская с вызовом. — По крайней мере, пока.
Лера улыбнулась. Если Диму нужно было довести до ручки, на Войцеховскую можно было смело рассчитывать.
— ТЕБЯ!!! НИКТО!!! НЕ!!! СПРАШИВАЛ!!!
От Диминого крика задрожали стекла в рамах и поджилки у шестиклассников. Из его ушей валил пар, над головой бесновались гневные языки пламени. Это было даже красиво. Для тех, кто мог это видеть, конечно. Для всех остальных он был всего лишь кругленьким человечком в слишком тесном костюме, орущим не своим голосом…
— Хм… Дмитрий Александрович, можно вас отвлечь?
— ЧТО? — Дима вскинул глаза и застыл с открытым ртом. На горящий факел его злости встала железная пята паники. — З-здравствуйте, А-александра Д-даниловна.
Это действительно была Тамарина. Модная слегка растрепанная стрижка, изящно накрашенные зеленые глаза. Светлые широкие брюки доставали до пола, яркий широкий свитер был максимально далек от образа скучного политика.
— В-вы так рано? А начало только через п-полтора часа…
— Я знаю. У меня просто время освободилось, я решила заскочить пораньше, с вами поздороваться. Походить по знакомым коридорам. — Тамарина мило улыбалась, но Лера видела ее настороженность и недовольство. — А в чем провинились мои любимые ученицы?
Глаза Димы забегали из стороны в сторону. Вместе с ними словно перепуганные мыши заметались бордовые нити его испуга.
— В-ваши л-любимые ученицы? Вы разве знакомы?
— Да. Так уж получилось. — Тамарина положила одну руку на плечо Литвиновой, вторую — на плечо Войцеховской. Они обе чуть не лопались от смеха, хотя внешне сдерживались из последних сил. Один Тимур хмурился и не понимал, что происходит, и был очень недоволен.
— Они вчера убежали с урока и соврали учителю! — вмешалась математичка. — Их необходимо наказать!
— Ну-ну, Ирина Ивановна, не будем портить сегодняшний замечательный праздник, — проговорил Дима с елейной улыбочкой.
Литвинова закатила глаза, Войцеховская притворилась, что ее рвет. Тимур взял Леру за руку.
Вдруг лампы в коридоре мигнули. На секунду стало абсолютно темно.
— Это еще что такое? — Дима задрал голову к потолку, как будто там кто-то мог дать ему ответ.
— Проводка барахлит.
— Этого еще не хватало!
Но Лера не думала о проводке. Она смотрела в окно. Только что на улице было светло. Яркий солнечный свет отражался в сугробах, бил в окна, слепил, высвечивал пыль, скопившуюся в щелях, на полу, выщербинки в стенах. Но сейчас за окном творился ад. Снежная буря — и когда только собрались тучи — ледяные вихри в кромешной мгле.
Что-то было не так. Что-то определенно было не так.
— Господи, на улице то что, посмотрите…
— Обещали хорошую погоду…
— Я только что ехала, все было нормально…
— Как до нас гости будут добираться…
Взрослые столпились у окон. У окон столпились дети. Стало заметно холоднее. От порывов ветра позвякивали стекла. Потрескивали полы. Краска на стенах. Звуки были тихие, еле слышные. Но их было достаточно, чтобы мелкие крапинки паники росли, набухали, соединялись в громадный пузырь. На этот раз у паники был запах. Она пахла свежеразрытой землей, кровью, растерзанной гниющей плотью.
— БЕЖИМ! — закричал Тимур и дернул Леру за руку. — ИЗ ШКОЛЫ!
И тут свет погас совсем.
Крики, топот, визг, плач. Рев Димы, пытающегося перекрыть шум.
— ТИХО! ВСЕ ОСТАВАЙТЕСЬ НА МЕСТАХ! СЕЙЧАС СВЕТ ВКЛЮЧАТ!
В кромешном мраке паника множилась, опутывала щупальцами всех, и маленьких, и больших, и спокойных, и тревожных. Диму никто не слушал. Тимур тянул Леру за собой, и больше всего на свете она сейчас боялась, что он выпустит ее руку. Они натыкались на кого-то, кто-то натыкался на них. Лере наступили на ногу, ударили локтем в спину. Но все это было неважно. Главное, не отцепится, не потерять Тимура в темноте.
— НАДЯ! КСЮ!
Он кричал, но не было никакой гарантии, что они слышат его.
— Лестница!
Но было поздно, Лера оступилась полетела вперед, врезалась во что-то мягкое. Руки крепко обхватили ее за талию, голос Тимура прошептал:
— Скорей. Уходим.
Лере не нужно было спрашивать, почему. Запах, навязчивый, липкий, сладковато-кислый запах из квартиры Коржиной заполнял ноздри, бежал вместе с Лерой. По ступенькам, по коридору, снова по ступенькам. Какой это был этаж? Третий, второй, первый? Где был выход?
Лера не видела ничего. Все силы уходили только на то, чтобы держаться на ногах и цепляться за Тимура. Чтобы не уступать панике, которая душила, приказывала забиться в угол, закрыть уши руками и дрожать-дрожать-дрожать в ожидании неизбежного конца.
Они выбежали куда-то, и по гулкому эхо по плитке от их шагов, Лера поняла, что они на первом этаже. Здесь было намного тише.
— ГОРЕЛОВ!!!
Вопль Войцеховской донесся откуда-то спереди. Схватившись за руки, они побежали на голос.
Литвинова и Войцеховская сидели на подоконнике дальше по коридору. У них был свет — слабенький огонек зажигалки в руках Войцеховской.
Телефон! Как же она сразу не сообразила. Лера остановилась, вытащила из кармана телефон.
— В телефоне же есть фонарик…
Она нажала на кнопку, провела по экрану привычным жестом разблокировки. Ничего не случилось.
— Телефоны не работают, — сказала Литвинова. — Ничего не работает.
— Только зажигалка, — хмыкнула Войцеховская. — А еще говорят, курить вредно.
— Но почему телефоны не работают?
— Чего почему? Какая-нибудь вышка повредилась из-за бури, наверное.
— Так телефон не просто сеть не ловит. Он полностью разрядился. А с утра у меня была полная батарейка…
— Черт, ну откуда я знаю!
— Похоже, концерт по случаю юбилея школы отменяется, — сказала Литвинова.
— Поэтому предлагаю всем пойти домой, — подхватила Войцеховская. — У нас завтра трудный день-
— Тимур! — позвала Лера.
Он стоял чуть в отдалении, за пределами маленького круга света от зажигалки. Его голова была повернута, как будто совсем не слушал их, а прислушивался к чему-то там, во мраке.
Лера тоже прислушалась. Ничего. Абсолютная тишина. Даже странно. В школе было полно людей, но в этом коридоре не было никого.
— Мы вообще где, кто-нибудь знает?
Войцеховская подняла зажигалку повыше. Как сильно темнота меняла все. Снежное чудовище бьется в окна, изогнутые тени на полу, черный причудливый полукруг на стене…
— Я знаю, — сказала Лера. — Это коридор у тридцать седьмого кабинета. Видите арку?
Тридцать седьмой. Кабинет, с которого все началось. И которым все закончится.
Сегодня я умру.
Объяснение, единственно верное, наконец обрело форму.
— Это Хозяйка, — сказала Лера тихо. — Да, Тимур? Она идет за нами?
— Не может быть! Мы ее не вызывали! Мы ничего не делали!
— Тише ты, — цыкнула Литвинова. — Слушайте!
Цок-цок-цок-цок.
По коридору кто-то шел. Уверенные шаги, все громче и громче, все ближе и ближе. Они не шевелились. Страх зачаровал их, превратил в статуи. Войцеховская сидит на подоконнике, Литвинова стоит рядом. Тимур на середине коридора, Лера связующее звено между ними. Все четверо смотрят туда, откуда доносятся шаги. И только огонек зажигалки пляшет как живой.
— Есть здесь кто? — раздался осторожный женский голос. — О, ребята, у вас свет! Как здорово…
От голоса, настоящего, человеческого, теплого голоса Тамариной все жилочки в теле Леры резко ослабли. Она пошатнулась, улыбнулась. Она бросилась бы Тамариной на шею, если бы хватило наглости. Надо же было так перепугаться. Все темнота виновата. Это она превратила их в дрожащих кроликов, сходящих с ума от страха.
— Александра Даниловна! — Голос Литвиновой дрожал от счастья и облегчения. — Что там слышно? Скоро включат свет?
— Не знаю. У них там какой-то коллапс случился. Телефоны не работают, связаться ни с кем невозможно. Но вы не переживайте. МЧС наверняка уже работает. Они нас вытащат.
— Домой надо идти. — Войцеховская соскочила с подоконника. — Пока газ в зажигалке не кончился.