Оружейница

— Да, — удивлённо ответила я.

— Ты пришла с последним конвоем, вчера?

— Да, моё удивление выросло ещё больше.

— Это ты застрелила ту змеюку!!!

Я утвердительно кивнула головой и встала, с нарастающим изумлением наблюдая, как та тяжело поднялась со стула и направилась ко мне.

Подойдя вплотную, она сгребла меня в объятия и, прижимаясь ко мне животом, сдавленным голосом произнесла:

— Танечка моя младшая сестра, это я их вызвала сюда, и если бы с Тёмкой что-нибудь случилось — я себе это в жизни бы не простила.

До меня дошло, что речь идёт о спасённом мною пацанёнке, и что это получается его родная тётя.

Я осторожно высвободилась из объятий и посадила женщину на свой стул.

— Всё в порядке, не волнуйтесь, пожалуйста.

Та благодарно улыбнулась:

— А тут волнуйся, не волнуйся, всё равно — пора уже, хоть сегодня, хоть завтра — разницы нету.

До меня дошло, что она говорит о своих родах, но тут в разговор вступила совсем молодая, пожалуй даже младше Саши, худенькая невысокая шатенка.

— Настя? — я кивнула в ответ на вопросительный тон, и она продолжила: — Ты уже раз столкнулась со здешними змеями…

— Если честно — то два! — перебила её я, с содроганием вспомнив чудовищную змеюку, вцепившуюся в Сашин "пылесосик".

— Ну, тем более — согласилась она, — так вот, ты здесь новенькая и имей ввиду — здешние змеи намного опаснее заленточных, во-первых — тут гораздо больше процент ядовитых, во-вторых — от гораздо меньшего количества видов есть сыворотки, и в-третьих — сила и скорость действия ядов на человека гораздо выше, так что действия при укусе по заленточным рекомендациям гарантируют примерно девяностопроцентную смертность, а здесь при укусе в руку или ногу спасение одно — накладываешь сантиметров на десять выше укуса максимально тугой жгут и прощаешься с конечностью — жизнь дороже.

— А если укус не в конечность? — спросила я.

— Тогда вспоминаешь все свои прегрешения, если конечно, успеешь. И помни, что не все смертельно опасные змеи — большие. Два года назад в компании таких же свежепереселенцев, как и я, пошла на пляж. По дороге у меня выпала из уха серёжка и отлетела под небольшой кустик. Сейчас я бы пошарила сначала там палкой, а тогда сдуру полезла шарить рукой… Ну и приобрела очень дорогостоящий опыт, — она подняла правую руку, и я увидела, что её предплечье заканчивается загорелой культей примерно в десяти сантиметрах ниже локтя. — Так что учись на чужих ошибках, свои здесь частенько оказываются летальными. И кстати, я когда лежала в больнице, — она шевельнула правой рукой, — разговорилась как-то со своим доктором, и он сказал что если "за ленточкой" основные причины ампутаций — травмы и диабет, то у нас как раз укусы змей. Ну, а теперь рассказывай — что там было в конвое?

Я покосилась на Артёмкину тётю, та заметила мой взгляд и засмеялась:

— Да рассказывай, я уже видела, где твоя пуля ему хохолок попортила.

На мгновение мне натурально поплохело от понимания — как я рисковала, и я присела на один из свободных стульев. Подумав, я по мере возможности обтекаемо изложила события пятидневной давности, честно признавшись, что если бы я хоть на мгновение задумалась, что же я делаю, то не решилась бы стрелять.

— И слава богу, что не задумалась! — сказала Тёмкина тётя. — Иначе Артёмки не было бы в живых! — она погладила живот и снова обратилась ко мне: — Настя, Таня говорила, что военные тебе крутой пистолет подарили, покажи.

Я несколько удивилась такому переходу, но достала люгер и пустила его по рукам. Реакция была похожа на Сашину, все ахали и охали, восхищались отделкой. Разговор переехал на пистолеты, одна из женщин достала и пустила по кругу свой "Токэджипт", другая рассказала, что её подруге с работы муж, когда она после трёх девичьих заходов наконец родила сына, подарил дорогущий титановый "Сфинкс", а евреечка вдруг заразительно расхохоталась:

— Ой! Девоньки, посмотрели бы вы на себя со стороны! Сидит под кабинетом гинеколога толпа беременных баб. Им бы о токсикозах, о мужиках с детьми да о косметике, а они про пистолеты треплются! — ржач стал всеобщим.

Когда все отсмеялись, я заметила напряжённое выражение лица Тёмкиной тёти и её руки, прижатые к животу. Заметив мой встревоженный взгляд, она ободряюще усмехнулась и спокойно сказала:

— Так, девоньки, по-моему, мне пора. Настя, проводи меня, пожалуйста, — она тяжело поднялась, переваливаясь подошла к двери шестого кабинета и, приоткрыв дверь, спокойно сказала: — Ирина Алексеевна, у меня схватки, я пошла в родильное, дайте, пожалуйста карту. Нет-нет, меня проводят.

Мы вышли из холла, пошли по длинному переходу и, когда я попыталась извиниться за то, что из-за меня она переволновалась, то была остановлена жестом руки.

— Не бери в голову, малышка, у меня сорок первая неделя, срок абсолютно нормальный, так что не переживай.

Мы вышли в соседний корпус, подошли к сестринскому посту.

Сказав сестре:

— У меня схватки, — и протянув ей карту, она повернулась ко мне. — Спасибо, иди и не переживай, не первый раз, справлюсь.

Сестра, взяв карту, тоже махнула мне рукой в сторону прохода, и я, пожелав Тёмкиной тёте удачи, отправилась обратно. Евреечка уже зашла, и следующая очередь была моя.

Я уселась рядом с дверью и стала ждать. На душе у меня было неспокойно, две предыдущие встречи с гинекологом оставили у меня довольно неприятный осадок. Сначала равнодушный взгляд врача в Михневской консультации, потом попытка воткнуть в меня иглу во время обследования на "Америке", что-то будет здесь.

Минут через десять дверь открылась, и оттуда вышла евреечка, сопровождаемая словами: "Сара, чтоб через три дня была здесь". Я, собравшись с духом, встала и вошла в дверь с надписью "акушер-гинеколог Гоцман Светлана Яковлевна".

За столом сидела соплеменница Сары, ширококостная и грузная женщина лет под шестьдесят, с сердитым выражением лица. Я невольно остановилась.

— Ну что стала, проходи, я беременными соплюшками не питаюсь, — она протянула здоровенную лапу с волосатыми пальцами, похожими на сардельки, и я вложила в неё карту и папочку Иры. — Та-ак, а это что у нас? — она пошелестела бумагами из папочки. — А тебя, красава, отлично обследовали. Ну давай, — она открыла карту, — Кравцова Настасья. А чего не Анастасия?

— Нас на "Америке" оформляли, так получилось.

— А-а-а. Ну ладно. Возраст?

— Четырнадцать с половиной.

— Так, пишем — девять с половиной, — до меня дошло, что доктор пересчитала мой возраст в здешние годы. — Срок точно или приблизительно?

— Точно, я вспомнила дату последних месячных, и на "Америке" считали тоже.

— Хорошо, — она взяла лежавший на столе калькулятор, пощёлкала на нём с ловкостью продавщицы со стажем и голосом цыганки-гадалки сказала, — А предстоит тебе, красава, крепко попыхтеть в самом начале сухого сезона, — и снова уткнувшись в карту продолжила: — Так. Группа… Резус… УЗИ… Так, УЗИ тебе повторим на следующем осмотре, а вот анализы сдашь завтра. Натощак, поняла. Давай руку, давление померяем, — она надела мне на руку кольцо тонометра и, прижав к сгибу локтя стетоскоп, стала накачивать воздух. — Та-ак, сто десять на шестьдесят, отличненько. Раздевайся, красава, и ложись на кушеточку, буду тебя щщупать.

Я шустро разделась и улеглась, с опаской поглядывая на её руки, в которых скромно смотрелась бы даже приличная кувалда. Доктор взяла стул, поставила его рядом с кушеткой и, перехватив мой взгляд, посмотрела в свою очередь на мои трусики и внезапно совершенно не вяжущимся с её видом дурашливым голосом пропела: "Мама, купи мне трусы в горошек!"

Сестричка и я захихикали, а я одновременно ощутила её руки на своём животе. Прикосновения были мягкими и аккуратными, и не причиняли не только боли, но и даже незначительного неудобства. Закончив с животом, она спустила с плеч бретельки лифчика и, освободив груди, пробежалась пальцами и по ним.