Нахалка

— Но…

— Без но! Таких не бросают. Таких на руках носят. И не смей сбивать цены. Поняла.

— Да.

— Прекрасно. Отправлю по почте в течение следующей недели. Не натвори бед, малыш, и держись. Шоколад немецкий хочешь?

— Хочу.

Кто бы знал, что еще через неделю я прозрею и пойму, что беременна. Сообщение о том, что этот гад переехал за границу и вполне возможно вскоре женится, стало ударом. Приплыли…

Сколько потом я себя ловила и останавливала, запрещала и ненавидела за чувства, оставшиеся со мной. Тормозила, уже почти набрав его номер или адрес почтового ящика. Или написав слезное, обвинительное и несчастное письмо смотрела на него неотрывно и не могла отослать.

…Господи, за что мне это?! Мне нет места в его жизни.

Никогда, в общем-то, и не было. Подсказывал внутренний голос, возвращая в картины нашего совместно проведенного времени.

Куда ты ломишься, стой! Нет, нельзя, что ты делаешь? Прекрати в двадцатый раз за сутки набирать его номер! F! Ничего не изменится и после смс, станет только хуже. Ну, ты же знаешь его, как свои пять пальцев знаешь. Ты все прекрасно знаешь, так что же ты не угомонишься, остынь. Он не поможет, никто не поможет, решать тебе. Так возьми себя в руки и реши!

Письма я не раз редактировала, когда накатывало волной жалости к себе и ненависти к нему — плакала и вновь редактировала. Именно в письмах изо дня в день я меняла свое обращение к отцу моего ребенка от милого и нежного Женечки до сволочи, беспринципного негодяя и эгоиста Ж. Который мог бы идти в направлении Ж и оттуда не выползать!

Будучи на четвертом месяце, я с тяжелым сердцем все же смогла в ответ на его золотое молчание написать. Так же коротко, как и он когда-то: «Спасибо. Прощай».

Что ни говори, интуиция страшная сила, и она не подвела.

Через три недели он попросил прощения, скупо — одной строкой. Уточнил, что многое навалилось, и вот теперь, когда смог свободно дышать, пытается опять наладить связи. Еще две недели я горько смеялась над собой… Что же там так сильно могло навалиться, супружество, становление фирмы, собственная болезнь или просто проснулась эгоистичная натура золотого мальчика? Сдержалась и, не ответив, удалила письмо и свой почтовый ящик. Больше он связаться не пытался.

Тяжелы воспоминания, как я себя ругала и какие доводы приводила. Внутренняя борьба была кровавой, ожесточенной, длительной. От себя не убежишь, и жить нужно в ладу с собой — это ты прекрасно понимаешь даже в минуты отчаяния и бессилия. Подавив нелепое желание здравым рассудком, выигрыш остался за мной, как и глубокие шрамы собственного предательства.

Прозвенел входящий, машинально подняла трубку.

— Ты все еще здесь?

Голос Сани вернул меня в реальность, вырвав из прошлого четырехлетней давности в реальное настоящее.

— Кажется, да.

— Дорогая, — начал он, мурлыкая.

— Да, дорогой, — поддержала я.

— А что с проектом моего пентхауса?

— Движется. — Заверила я с придыханием.

— Куда движется?

— Возвратно-поступательно.

— Какая ты сегодня…

— Сань. Проект на твоей почте пылится два дня, у секретаря есть запись в ежедневнике о получении. Просмотри, оцени, обдумай. Ответ жду в течение следующих двух суток.

— … боевая, — закончил он.

— Спасибо, стараюсь.

— Пожалуйста, старайся.

— Угу.

Глава 4

Четверг утро. В соответствии с планами посетила офис и отправилась на объект. Елена просила взглянуть на мозаику в ванной.

— У вас есть несколько отклонений, — заметила она капризным тоном. — И плитку явно кладут неправильно, Антон…

Вот тут я заставила себя отключиться, коротко записала ее слова, не вдумываясь, утвердительно мугукая в момент ее редких остановок.

— Поэтому я вас очень прошу, посмотреть на работу вашей бригады.

— Да, Елена я как раз сегодня собиралась наведаться в вашу квартиру. Как только я там закончу, я вам наберу.

— Спасибо, — вздохнула Елена и отключилась.

— Всегда пожалуйста. — Я еще раз просмотрела свои каракули в поисках веских оснований для ревизии работ на объекте. Записывать разговоры с клиентурой на диктофон до сих пор не приходилось, правда необходимость в фиксировании вот таких звонков была. Чтобы не упустить важность того или иного замечания за плаксивыми или нервозными выпадами клиентов. Из всего, что было сказано Еленой, особых упущений в работе нашей бригады я не заметила. Но так как все равно хотела съездить к ним, можно сказать она позвонила вовремя.

Вот только в магазин отделочных материалов заскочу, образцы возьму, справлюсь о поставке пластика, а если повезет — увижу Алену. С университетской поры не видела, и очень хочется.

Ох, уж этот Антон, чтоб ему хорошо было. Четвертый недовольный звонок за неделю и неизвестно, с основанием или безосновательно.

— Небезосновательно, — заметила я, оказавшись через полчаса на объекте.

Рисунок мозаики был правильно выполнен и уже на 50 % наклеен, заполняя собой почти пять квадратных метров стены. Герб Великобритании — любимой страны Антона, в охристых тонах. Угловатость мозаики из-за керамических кусочков удалена за счет малой величины плитки, что долго и нудно обговаривалось.

Герб, отображающий прикованного цепями единорога и коронованного льва, которые стоят на зеленой травке по бокам от щита. Щит в свою очередь увенчан шлемом от доспехов и королевской Короной. И на короне опять-таки лев коронованный. Идея специфична. И вспоминая Антона, не могу сказать точно, издевался ли он над Еленой тогда или действительно настолько патриотичен.

Хорошо, что он не предложил герб немецкого княжества Шварцбург-Зондерхаузен или вот еще интересный образчик — большой герб королевства Пруссии, вот уж где мелочевки не оберешься. С ними я столкнулась как раз из-за своего интереса к предъявленному требованию Елены. Именно их я распечатала, чтобы предоставить каждому, решившему противоречить. Противников идеи не было. А вот любопытных море. Так что вскоре я заучила наизусть, что девиз Великобритании на французском звучит так: «Dieu et mon droit» и переводится как: «Бог и мое право». Вопросы: «Почему на французском» и «Почему именно так», адресовала Википедии. Народ оказался любопытным. Полез в интернет. Если менять местами гласные в последнем слове, то Google переводчик дает два ответа — «Бог и мое право» и «Правящий класс». Впрочем, дальше в эти дебри я не увязла. И вот сейчас, глядя на тщательно выполненную работу плиточника, я не могла понять, в чем вопрос. Сверилась с миниатюрой.

А вот и ошибочка — зеленый цвет лужайки. Кажется, для этой мозаики заказ делал Анатолий. Кого-то я явно пошлю к окулисту проверять зрение.

— Что делаем? — вопрос был задан неожиданно, от чего я вздрогнула и неловко обернулась. Для этой работы наняли новенького, вспомнила я. Вот встаю, смотрю на него, не в силах вспомнить, как человека зовут. Он смотрит на меня удивленно. Я бы тоже так смотрела на дизайнера, распластавшегося по его только что тщательно выложенной половой плитке и сверяющего рисунок на стене.

Встаю, отряхиваю костюм подхожу ближе.

— Работаю, — честно призналась я. — Я знаю, что работаю на твоем месте и в неурочное время, но… а ладно, сейчас разберемся, пошли. Я — Полина.

— Никита. — Ответил он, и мы вошли в прихожую, где активно работал народ.

Вхожу в залу, где снуют парни из нашей строительной бригады и понимаю, что часть из них не знаю вообще. Работа кипит, кто-то ругается, кто-то смеется, на меня ноль эмоций. В принципе неплохо, но хотелось бы с ними познакомиться. Вадим где-то отсутствует. Смотрю на знакомые и незнакомые лица, но обратиться к кому-либо с глупой просьбой — представить меня, не рискнула.

Вот тебе и руководство, трепетно относящееся к работникам.

— Какой сегодня день недели? — спросила я громко ни у кого и у всех сразу.

— Четверг, — ответило два голоса. Незадействованными осталось еще человек десять или больше, смотря сколько их прячется в этих разрушенных хоромах.