Страница 3 из 6
– Кто у нас тут так поздно без мамочки сидит? – противным голосом, манерно растягивая слова, сказал какой-то мальчик.
– О, пацаны, это ж дочка актрисы. Чего нос повесила? Что, мама с собой на гастроли брать не хочет?
Насупившись, я молчала, смотря на компанию исподлобья.
– Давай мы тебя развеселим, покачаем ее солнышком, а? – предложил манерно говорящий.
Вся компания двинулась к качелям, от страха мои ноги налились свинцом. Я не могла ничего произнести, вообще издать хоть какой-нибудь звук. Тем временем мальчики раскачивали качели, вот уже мои ноги начали касаться веток дерева, под которым стояли качели. Чем выше я подлетала, тем сильнее отрывалась от сидения, и стало по-настоящему страшно, страшно не удержаться и упасть с качелей. Наконец я начала кричать и плакать, зажмурив глаза. Компания мальчишек что-то говорила, смеялась, и вдруг качели замедлили ход, я даже открыла глаза и что же увидела?! Три мальчика, как мне тогда показалось, старшего возраста, чем компания решивших покачать меня солнышком, остановили свои велосипеды.
– А, Семен, только девочек обижать умеешь, – сказал один из трех мальчиков, – валите отсюда!
Компания повиновалась, и мой спаситель, оставив велосипед, остановил качели.
– Ты почему так поздно гуляешь одна? – спросил он, глядя в мои заплаканные глаза. – Пошли, домой тебя отведу, где ты живешь?
Этим спасителем, как вы уже поняли, был Коля. Он привел меня к родителям, заслужив их благодарность и честь являться в гости, когда вздумается. С этого и началась наша крепкая доверительная дружба. И мы уже не разлучались. В каждом воспоминании тех лет везде на первом плане был он со своими отроческими чертами, со своей братской заботой и покровительством.
Мне не понятно, почему дают какой-то монополь воспоминаниям первой любви над воспоминаниями о детской дружбе. Мы были горячо преданы друг другу, как брат и сестра, может, еще ближе, но дети не делят любовь с дружбой, все чувства едины. Так близки, могут быть только по-настоящему родные души.
Несмотря на разницу в возрасте (а в детстве один год это еще, какая разница) и в телосложении, росте, в конце концов, я оставляла за собой докторальный авторитет, который девочки любят сохранять перед мальчиками.
Все дни рождения, новые года и прочие праздники мы справляли вместе.
Зимой, это было очень забавно, он за руку насильно уводил меня домой с горки, чтобы переодеться в сухую одежду, приговаривая: «Знаешь, как ужасно болит горло при ангине, заболеть хочешь, и пить молоко с луком?» Молоко с луком – это такое средство от боли в горле. Еще было неотразимое по своей мерзости лекарство со вкусом йода, которым натурально вымазывали горло изнутри ватой, намотанной на карандаш. А при насморке полагалось капать в нос сок алоэ. Современные дети не знают, как им повезло родиться в период, когда полки аптек ломятся от избытка и разнообразия лекарственных форм.
Летом Коля катал меня на велосипеде, качал на качелях и даже ходил на некоторые концерты, которые устраивались в моей музыкальной школе. Я играла на фортепиано. Меня же хватало только на то, чтобы поздравлять Колю со всеми праздниками и ходить на его соревнования по футболу, и то не всегда. На некоторые он мне запрещал приходить, которые проводились далеко от дома. Мы были друг для друга теми недостающими элементами в мозаике, которые бы складывали воедино картинку счастливого детства. Без него я бы, пожалуй, убежала из дома от вечно ссорящихся родителей или отца, который любил впадать в капризную отстраненность.
Нагулявшись вдоволь, я поплелась домой, надеясь, что мама уже уехала на пробы или еще куда-нибудь. Открыв дверь своим ключом, я обнаружила, что чемоданов нигде нет. «Уехала», – с облегчением подумала я, снимая кеды. Папа с кухни крикнул, чтобы я мыла руки и шла ужинать. Перед сном я, как всегда, почитала книгу, дом наполнялся сонными звуками ночи, и, абсолютно счастливая, я медленно проваливалась в сон.
Глава 3
Мысленно возвращаясь в настоящее, я обнаружила, что в душевой кабинке просто нечем дышать. Водные процедуры пришлось закончить. Накинув белый махровый халат, я вышла из ванной и отправилась на кухню. В оцепенении воспоминаний машинально я приготовила себе большую кружку чая с бергамотом.
В доме было тихо, видимо, мои дети и муж легли спать. Сколько же я провела времени в ванной? Кажется, всю ночь. А ночь только начиналась, стрелки часов показывали двадцать минут одиннадцатого. Ничто не мешало мне насладиться своими воспоминаниями. Я помнила все до мелочей.
Перед глазами всплывает фотография мамы с папой, сделанная в первый вечер их знакомства. Молоденькая девушка и красивый мужчина стояли с бокалами в руках, улыбаясь друг другу. Он был поражен ее красотой, она восторгалась его романами. Разница в возрасте моих родителей ни много ни мало пятнадцать лет. Завязался бурный роман, мама дольно скоро узнала, что ждет ребенка. Папа был счастлив, сделал ей предложение, сыграли пышную свадьбу, родилась я, и мама рванула на съемки. Папа вынужден был все делать сам, он настолько боготворил мою мать, что оставил писательство, чтобы заниматься своим долгожданным первенцем, то есть мной.
Мысленно я возвращаюсь в прошлое, в то утро после отъезда мамы. Папа всегда вставал очень рано, иногда я просыпалась от постукивания карандаша о стол. Это он так думал, сидя за своим рабочим столом, вот уже много лет отец занимал должность главного редактора не слишком популярного литературного журнала. Желание писать так же не покидало его, но из-за меня времени было мало, и за десять лет он не выпустил в печать ни одного романа. Иногда я чувствовала свою вину за то, что мешаю ему полностью отдаться творчеству. Один из его близких друзей любил выказывать свое неодобрение касательно уклада нашей семейной жизни. Вот примерный диалог между отцом и его другом.
– И на кой черт сдалась тебе эта семья, честное слово?!
– По-твоему, было бы лучше Мию в детский дом отправить?
– Нет! Лизу заставить заниматься своими прямыми обязанностями!
– Чтобы она возненавидела меня и ребенка?
– Чтобы ты не закапывал свой талант под пеленки.
– Чертов циник! Я же свою девочку раньше Лизы на руки взял!
– И с тех пор не спускаешь.
– И с тех пор не спускаю, – миролюбиво соглашался отец.
У нас существовала договоренность, что никто из нас двоих не пристает с разговорами после пробуждения, потому как оба отличались скверным настроением по утрам. Я вставала, молча заправляла постель, молча грела чайник и так же молча расставляла на столе все обязательные для утреннего приема пищи продукты. После завтрака настроение улучшалось, и мы начинали оживленно разговаривать.
– Я пойду во двор, пап, можно?
– Погоди, давненько ты не играла на пианино, Мия, за лето забудешь, как пальцами по клавишам стучать, – оторвавшись от книги, бывало, говорил мой отец.
Конечно же, я садилась за инструмент и начинала по нотам играть произведения, которые уже сдала на последнем экзамене и гаммы. У меня обнаружили талант к игре на фортепиано, да я и сама это чувствовала, не то чтобы у меня была блестящая техника, нет, вовсе нет, но в игру я вкладывала всю душу. От этого моей игрой заслушивались, несмотря на частые ошибки, которые я допускала в процессе. Четвертый класс музыкальной школы хорового и фортепианного отделения предполагал четыре часа игры в день. С ужасом я представляла себе седьмой класс.
Мои дневные занятия представляли собой прочтение книг, заданных в школе на летние каникулы, игра на фортепиано, прогулки с моим другом. Временами мы с папой ходили в походы, или в парк, или в магазин игрушек. В общем, дел не много, зато все приятные. Иногда папа заводил со мной взрослые разговоры вечером за нашим обеденным столом или доставал шахматы или шашки, и мы играли до поздней ночи. Лучше всего было, когда приходили папины друзья. Все их разговоры походили на китайскую азбуку, но я все равно любила на них присутствовать, потому что, во-первых, без гостинцев не смел, явиться ни один гость, а во-вторых, со мной обращались как с равной. Никакого сюсюканья и прочего младенческого унижения.