Владыка

Ваня уехал в Москву. Каждый день верующие справляются о Ване: куда он делся, не болен ли, почему его нигде не видать? «Нам скучно без него», – заявляют многие старушки и женщины. Хорошо это. Ясно, что не только его благообразная внешность, но и духовная чистота и красота привлекают к нему многих верующих…

Сегодня мой новый диакон, отец Иоанн, как стали величать его верующие, указал на тот жизненно-духовный путь Святителя Николая, о котором прикровенно говорится в 10 кондаке акафиста Святителю: «…молчаньми бо прежде и бореньми с помыслы, деянию богомыслие приложил еси, богомыслием же разум совершен стяжал еси, имже дерзновенно с Богом и Ангелы беседовал еси…»

Отец Иоанн у меня и Ваня, и старец. Дар рассуждения у него громадный… Почему я благоговею пред отцом Иоанном? Хочу воплотить в нем то, что на себе не удалось выполнить…

Сегодня снова служил обедню со своим юным диаконом Иоанном. Во время Херувимской и пресуществления Святых Даров, как река, льются слезы у него и, невольно, у меня. С таким страхом Божиим произносит он слова: «Сердце чисто…», – и последующие, с таким подъемом всемогущей веры пламенной и моего сравнительно холодного переживания этих святых моментов…

Ваня поведал мне один свой сон, виденный им в годы его духовного возрождения (1942–1944) и знакомства с о. Леонидом Смирновым в бытность его пребывания в г. Сорочинске. Я за послушание велел ему изложить его письменно: «Это я так приказываю тебе для того, чтобы ты учился излагать свои мысли, чтобы готовил себя в летописцы, ведь тебе предстоит записывать повествования о русских подвижниках и здравствующих подвижниках и праведниках».

Сон

Неизвестно почему, он оказался на поле. То дивно, что перед ним расстилалось обширное вспаханное пространство, и то, что у него были необыкновенные семена, обладающие чудесным свойством. Он начал быстро рассеивать свои семена, и, к его удивлению, они моментально прорастали, тут же вырастали стебли и давали плоды. Плодов было так много, что они еле умещались на поле. «Но созрели ли они?» – подумал Иван и стал проверять их зрелость. Но какие бы плоды он ни смотрел – все были еще не созревшие. И так, осматривая, он постепенно подошел к середине поля. И что же? Он видит, что середина не засеяна и там лежит чудный, благоуханный Животворящий Крест. Это был тот самый Крест, на котором был распят Сам Искупитель мира. О, какая радость охватила его! Он весь вострепетал при виде Креста. И ни о чем более не помышляя, он поднимает сей Животворящий Крест, кладет его себе на рамо и несет с поля.

Когда он нес его, то все небо было покрыто дождевыми облаками, гремел сильный гром и ярко сверкала молния, а слева на него моросил дождь. Была грязь, текли ручьи, и по этой грязи он нес свою ношу в направлении села. Когда же он принес его в село, то положил Крест у ног своих. К нему подошла известная ему инокиня и сказала: «Знаю я тебя, ты ведь юродивый…»

Дерзнем сказать, что описанный сон, которым мы закончили подборку записей о Владыке Иоанне, был пророчеством о всей его жизни. Он был воистину «не от мира сего» – юродивым, многое в его личности, словах и поступках было непонятно для мира. И нам еще предстоит из года в год открывать для себя подвиг жития Владыки, осмысливать все сказанное им, сообразовывать его слово с тем, что происходит ныне в нашей стране и во всем мире.

Портрет Владыки

Архиепископ Уфимский и Стерлитамакский Никон.

С глубоким волнением пишу это письмо. Часто происходят недоумения между духовенством и архиереем, еще чаще между самим духовенством и приходскими советами. Если до архиерейской хиротонии Святитель был на послушании приходском, – он знает, что не было бы таких недоумений, если бы клирики полностью жили духовной жизнью по правилам святых отцов и апостолов. Часто нет этого в нашей жизни, часто мы забываем и первый пункт Присяги перед хиротонией в священный сан, который гласит: «по полном повиновении во всем своему правящему архиерею».

Не скрою, когда я под водительством своего духовного отца и правящего архиерея Владыки Иоанна проходил пастырское послушание в Ульяновске, а затем был настоятелем кафедрального собора и благочинным Ульяновской Епархии, то и у меня случались искушения, в которых я каялся Святителю. Он рукополагал меня во все степени священства, постригал в монашество в Самаре и до самой своей кончины в Санкт-Петербурге оставался моим духовным отцом. Он был великим старцем, но в то же время простым абсолютно во всем. И у меня бывало такое, по причине малоопытности и малодуховности (а бес всегда рядом с нами), когда я иной раз мысленно подвигался сделать наоборот, чем так, как благословил Владыка.

Владыка редко наказывал кого-либо очень строго, разве только за большие канонические нарушения. Но всегда весьма скорбел и сильно расстраивался. Даже мог из-за какого-то нерадивого священника слечь по болезни в постель. Это был человек высокой духовно-подвижнической жизни. Итак, поступая иной раз против воли Владыки, думал, что он не узнает. Ведь он далеко, за 275 км, в Самаре, и не знает местных обстоятельств! Как же я был глуп. Не знал я тогда, что епископ есть глава местной Церкви и каким бы ни был, ему открывает Сам Господь.

Все приходит со временем. Иной раз приеду к нему на прием, а он расстроен. «Почему, почему такой-то отец не сделал, как я велел? – с болью спросит он. – Ведь это не по-духовному». Скажет: «Только один Господь знает, что такое есть высокое архиерейское служение». Так откровенно он сказал мне однажды, и я запомнил это на всю оставшуюся жизнь. И никто не знает, сколько пролито слез, сколько выпито лекарств и сколько бессонных ночей провел Архиерей.

Теперь же я сам, сев в архиерейское кресло, вволю испытал все ранее сказанное и открытое мне старцем. Кто измерит, как рвется архипастырское сердце ежедневно и ежечасно! Об этом знает только один Господь. А сколько ответственности перед Богом держит Святитель за своих собратьев-священников – несть этому числа. Один пьет, другой гуляет, третий исчез неведомо куда. Четвертый с супругой не уживается. Пятый служит на большом приходе, но видишь – ни стройки, ни заботы о благолепии храма нет. И как с такими батюшками ни начнешь говорить о помощи епархии, слышишь только одно: «У самих денег нет». А когда хорошенько подумаешь, то скажешь себе: «Все с собой не возьмешь… А если сию минуту Господь возьмет жизнь, како ответим Бессмертному Царю?»

Владыка призывал всегда к любви между собой, и сам так жил. Он непрестанно говорил, что Митрополит Мануил, его духовный отец, бесконечно твердил, что священник в своем служении Богу и людям пусть лучше горит, нежели тлеет.

Возлюбленные о Господе братья и сестры!

Слово священника Олега Скобли, сказанное при установлении креста и мраморного надгробия на могилу Митрополита Иоанна

Период архипастырского служения Митрополита Иоанна по времени совпал с началом периода ослабления влияния властей предержащих на внешнюю и внутреннюю жизнь Русской Православной Церкви. Господу было угодно воздвигнуть на архиерейской кафедре северной столицы Светильник веры, в благодатном свете которого, не скажу все, но многие из православных христиан Санкт-Петербурга получили реальную возможность отогреть оледеневшие за период богоборческой и всякой иной ереси сердца и уврачевать искалеченные души.

За это время многие из нас, благодаря проповеднической и церковно-исторической деятельности Владыки, смогли пропитаться чувством патриотизма по отношению к Духовному Отечеству нашему, имя которому – Царство Небесное, и восполнить оскудевшее чувство любви к земному отечеству нашему, имя которому – Россия. Многие из нас, будучи очевидцами архипастырского служения Владыки, смогли утвердиться во мнении, что не оскудела пока еще Церковь Христова добрыми пастырями, полагающими душу свою за паству церковную.