Страница 13 из 35
Наконец, самоукорение будет произноситься от всей души при обильном ощущении плача, умалит перед ними и закроет от нас недостатки и согрешения ближних, примирит со всяким человеком и обстоятельствами и соберет рассеянные по всему миру помыслы в делание покаяния, воодушевит и вооружит непреодолимою силою терпения».
Не будем обманывать себя, что мы, хотя бы с внешней стороны, уже начали деятельное покаяние.
В чем свидетельство нашего покаяния? Ведь недостаточно же того, чтобы рассеянно, но по привычке, почитывать с утренним правилом 50-й покаянный псалом и время от времени говорить на исповеди священнику те грехи, которые случайно сохранились в нашей памяти?
Дело не в отдельно проявившихся грехах. Дело в источниках их происхождения.
Чтобы привести горницу в чистоту и порядок, недостаточно переловить случайно набежавших тараканов. Если не будут разорены их гнезда, то никогда не перестанут появляться новые и новые тараканы.
Итак, надо устранить причину появления тараканов, обнаружить и разорить гнезда, т. е. обнаружить и искоренить наши страсти: гордость, маловерие, эгоизм, жестокость и другие пороки души. Вот чего мы должны искать в таинстве покаяния сверх прощения сказанных духовнику грехов.
По причине нашей духовной слепоты и атрофии нашего внутреннего ока, подвиг покаяния – трудное дело для души. Поэтому увидеть грехи свои и принести за них сердечное покаяние – это великое дело. Об этом так пишет прп. Исаак Сириянин: «Восчувствовавший грехи свои лучше того, что молитвою своею воскрешает мертвых… и кто сподобился увидеть самого себя, тот лучше сподобившегося видеть ангелов».
А о. Иоанн С. добавляет к этому: «Видеть грехи свои в их множестве и во всей их гнусности – действительно есть дар Божий».
Поэтому дело покаяния надо начинать с усиленной горячей молитвы о том, чтобы Господь благодатью Своею открыл нам наши грехи и таящиеся в нас страсти и пристрастия.
Как говорил о. Алексей Зосимовский: «Надо особенно бояться той грязи в душе, до которой трудно докопаться, той грязи, которая гнездится в таких тайниках нашего сердца, где никакая человеческая помощь не сможет заставить ее обнаружиться во всей ее закоснелости, где может помочь лишь десница Божия».
При этом помощь Божия часто проявляется к нам в том, что при нашей слепоте на внутреннее зрение, наши грехи и погрешности нам открывают наши близкие. «Поэтому, – пишет о. Александр Ельчанинов, – не умеющим видеть свои грехи, рекомендуется обращать внимание – какие грехи видят в них близкие люди, в чем упрекают. Почти всегда это будет верное указание на наши действительные недостатки».
Как пишет архимандрит Борис Колчев: «Покаяние обычно есть долгий и узкий путь очищения сердца от скверны. Этот путь мучителен и труден и непосилен человеку, если благодать Божия не укрепляет его, не научает, не утешает, не орошает огонь подвига росою Духа Святого. Иначе говоря – путь непосилен, если не начинает человек стяжать среди своей невидимой брани то Царство Божие, которое он вожделеет и за которое борется до крови души. Благодать Божия, как луч солнца, открывает дверь Царства Божия внутри его».
Не по силам нам будет подражание подвигам святых и преподобных. Но таких подвигов и не требует от нас Господь. Мы так больны душой, так немощны духом, так расслаблены в наших привычках и склонности к легкой, беззаботной жизни, что должны начинать с легких ступеней самопринуждения и воздержания.
Надрыв опасен и в духовной жизни. Духовный рост Господь сравнивает с ростом растений (Мк. 4, 26), а последние вырастают из малого зерна и растут постепенно, незаметно для глаз.
Важно начать дело деятельного покаяния, но еще важнее продолжать его неослабно, приучая себя постепенно к новым ступеням духовного подвига.
В этом залог успеха и достижений. При этом у каждого должны быть свои начальные ступени духовного делания, зависящие от физических сил, обстоятельств жизни и сложившихся привычек.
К одному египетскому отшельнику зашел поселянин и заметил, что в келье подвижника было чисто, на постели лежала циновка, а в печи варился суп из овощей. «Эге, – подумал поселянин, привыкший к неприхотливой жизненной обстановке, – этим преподобным отцам подвижникам живется совсем не так уж плохо».
Но старец был прозорлив и, узнав духом мысли поселянина, спросил его:
– Как привык ты спать?
– Я обычно сплю на земле около своего поля, где работаю днем, – отвечал поселянин.
– А из чего состоит твоя обычная пища?
– Черствый хлеб, сухие финики и похлебка из зелени.
– Итак, ты очевидно, не терпел бы лишений, живя на моем месте? – сказал старец.
– Но не думай так обо мне. До того, как стать иноком, я был царедворцем, жил во дворце, спал на пуховой постели, а здесь ты видишь глиняный пол и тонкую циновку.
Там у меня было множеств слуг и я питался роскошными яствами; здесь я сам варю себе овощи. Легко ли это после моей прежней жизни?
Так и у нас: у одного вначале может быть одна мера поста, поклонов, молитвы, бодрствования и воздержания, у другого она должна быть меньшей или, может быть, большей: назначение ее есть дело духовного руководителя.
При этом не так важна форма духовного подвига и воздержания – не на форму смотрит Господь: Он смотрит на горение нашего сердца, а силу этого горения оценивает степенью наших усилий. Лишь бы не щадить себя, лишь бы глубоко затрагивать свою лень, косность, изнеженность и дурные привычки.
При этом следует заметить, что при остановке на этом пути – тесном пути несения подвига покаяния, подвиг может постепенно прекратиться и сходить на нет.
Если мы привыкли к чему-либо и переносим внешние подвиги покаяния без всяких усилий, в силу привычки и без внутреннего сокрушения, то в выполнении этого мало заслуги, если у нас не проявляется внутреннего горения покаяния.
Прп. Варсонофий Великий говорит по этому поводу: «Путь же сей (покаяния) состоит в том, чтобы проходимое и оставляемое нами позади не привлекало нас обратно, иначе явимся на том месте, из которого вышли, достойные осуждения, и труд наш будет напрасен».
Тот же св. отец дает такое описание настоящего духовного подвига: «Трудно спастись и как заблуждается тот, кто думает спастись, успокаивая себя во всем… Всякий покой телесный мерзок Господу нашему и удаляет от Него, ибо Он сказал Сам: “…тесны врата и узок путь, ведущие в жизнь… (Мф. 7, 14). Избрать этот путь – есть добрая воля, и тот, кто держится его, во всяком деле произвольно избирает себе скорбь по силе своей… и ко всякому из требуемых нуждою действий своих примешивает небольшую скорбь…
Например, могу лечь спать на мягкой, набитой пухом постели, но… по собственному желанию ложусь на рогоже…стыдясь и этого, потому что другие упокаиваются на голой земле.
И еще: нахожу ли близко воду и удобные поварни? Как делатель, должен избрать наиболее далекую из них, чтобы нанести телу небольшую скорбь.
Еще: могу ли иметь хорошую пищу и чистый хлеб? Должен предпочесть худшее, чтобы поскорбеть хотя немного, вспоминая томящихся голодом, а тем более Владыку нашего Иисуса, Который вкусил желчи и уксуса ради меня. Это-то и есть воля по Богу.
Воля же плотская состоит в противном сему, т. е. чтобы во всем иметь покой. Что говорим всякий день…: “Вот, посмотри, брат, пища пригорела и я не могу ее есть” и прочее…
Братия, не помню, чтобы найдя совершенный покой, мы когда-нибудь воспользовались им, но всячески старались примешивать отовсюду малую тесноту и скорбь, боясь Того, Кто сказал: “чадо, вспомни, что ты уже получил доброе твое в жизни твоей” ’ (Лк. 16, 25).
Так поступали мы и тогда, когда многие стяжания приходили в наши руки, и знает Бог, в какой нищете жили мы ради обнищавшего для нас.
Не хорошо давать себе покой во всем. Кто ищет сего, тот живет для себя, а не для Бога, ибо такой (человек) не может отсечь свою волю».
И далее прп. Варсонофий говорит про себя: «Будучи болен, я никогда не ложился и не оставлял своего рукоделия, хотя и сильные болезни меня постигали».