Страница 1 из 4
Я сидел с Марией на берегу и читал учебник. Для поступления на инквизитора нужно было сдать еще один экзамен. И я понимал, что не готов к нему. Нужно было выучить еще несколько глав учебника, или, как минимум, их хотя бы понять, чтобы иметь возможность пересказать своими словами. Но признаки ведовства, как белого, так и черного, давались мне с огромным трудом. Мысли то и дело пытались пуститься в свободное плавание.
- Тарден, а я вчера на ярмарке побывала. Мы с девчонками ходили. Там видели самую настоящую гадалку.
- Гадалки - суть ворожеи, мошенницы и лгуньи. - Мой голос был заунывен, потому что я сейчас по памяти цитировал отрывок из учебника, пародируя воскресную службу нашего пастора. На мой взгляд, свои проповеди он читал также монотонно и скучно. Получалось, наверное, не слишком похоже, но Мария рассмеялась. - Они берут деньги за предсказания тебе того, что ведомо только Господу Богу нашему.
- Но она не взяла с меня денег.
Я посмотрел на нее с интересом, впервые за последний час оторвав взгляд от учебника.
- Только подумайте, единственное на моей памяти бескорыстное предсказание. Его нужно непременно записать на гербовой бумаге, вот хотя бы моего отца, самыми дорогими чернилами. И в рамочку убрать. На стену повесить. Куда только этот мир катится? Гадалки не хотят кормить свое многочисленное семейство, раздаривая направо и налево свои предсказания.
- Она не направо и налево. А только мне. Не смейся. Просто я случайно ее толкнула, она посмотрела на меня и сказала, что у меня ведьмин глаз, и что я сделаю ослом любого. А дальше я не запомнила, то ли я в него влюблюсь, то ли - он в меня. Но это же предсказание, самое настоящее, его смысл должен раскрываться уже тогда, когда оно сбудется.
- Она совсем не это имела в виду. Эээ, фигурально выражаясь, она хотела сказать, что любой мужчина потеряет ум от твоей красоты.
Говоря так, я ничуть не лукавил.
- Не выражайся при мне. Даже фи-гу-раль-но. Особенно фи-гу-раль-но.
Мария рассмеялась. В этот момент она в моих глазах была похожа на ангела: ямочки на щечках, задорный блеск глаз, светлая кожа с россыпью веснушек и темно-каштановые волосы, рассыпавшиеся по плечам тугими крупными кудрями.
Как много и вместе с тем мало прав дает статус друга детства. Я сколько угодно могу любоваться ею, пребывая в восхищении, но ни словом, ни жестом не могу выразить глубину охвативших меня чувств.
Просто потому, что я - третий сын барона. Мой отец владеет совсем небольшим клочком земли, парой деревень и крохотным родовым замком, от которого остались только название, небольшой каменный дом, да развалившаяся крепостная стена. Мой старший брат готовится унаследовать эти земли. Второй сын моего отца по традиции избрал своей стезей военную карьеру. Ну, а мне уготовано служение Богу. Тут я хотя бы смог выбрать, в качестве кого именно. Магия всякого рода занимала меня с самого детства, поэтому я готовлюсь стать человеком, которому будет все известно о магах и колдунах, инквизитором.
Мария дрогнула своими длинными ресницами, вырывая меня из плена мыслей, подскочила и, тяжело опираясь на здоровую правую ногу, побежала в сторону леса.
Да, хромота, вызванная падением с вишневого дерева пять лет назад, была единственным изъяном Марии. Кости срослись неправильно, теперь она обречена хромать до конца своих дней.
- Догоняй, чего сидишь? - и моя неловкая девочка, неуклюже размахивая руками для равновесия, припустила от меня.
Наверное, я единственный, кто ей поддается в этой нехитрой игре. Девчонке уже тринадцатый год идет, ее подружек постепенно начинают сватать, а она до сих пор радуется, когда выигрывает у меня в догонялки.
Ее растрепавшиеся волосы блестели на солнце огненным нимбом вокруг головы. Раскрасневшиеся щеки пылали жаром, а нежный шелк губ навевал мысли о поцелуях. И я не сдержался. В своих мыслях я целовал ее, как ангела, невинно и нежно. Всего один поцелуй, о котором я мечтал уже давно, и это ощущение, что я предал ее, заставили меня развернуться и уйти от пораженно замершей девушки. Каким ослом я себя в этот момент ощущал, наверное, знала только гадалка.
На следующий день я уехал в поскрипывающей телеге к своему будущему, вероятно, даже светлому, в Храм. Марии не было в числе тех, кто вышел меня проводить. И я ее в этом не винил, а себя уже достаточно корил, чтобы услышать необъяснимое "почему" из ее уст.
В памяти моей навсегда сохранился вкус первого поцелуя моей маленькой подружки.
Следующий раз, когда я побывал в родных краях, был овеян не столь светлыми и чистыми чувствами. Я оказался в этих местах по долгу службы - поступила жалоба на черное колдовство.
Выслали стандартную тройку - инквизитора для дознания, мага-следователя и карателя.
Дело, по поводу которого нас вызвали, было странным. Даже если поделить натрое все, что приписывали пойманной ведьме, в остатке вышло бы немало.
Я сидел в удобном кресле, установленном в камере дознания, и изучал список деяний ведьмы. Комната для дознания была тесной, темной. В ней пахло так, словно буквально полчаса назад тут кого-то пытали, и после этого не удосужились прибрать, только воскурив благовония. Запахи крови, испражнений и рвоты, пробивающиеся сквозь вонь дешевого табака с яблочным ароматом, не поднимали настроения.
Радовало меня только то, что я остался неузнанным своими земляками. Очевидно, с тех пор, как кто-либо из них меня видел в последний раз, я сильно изменился.
Но изменилась и она. Ведьмой, которой приписывались и град, и падеж скота, и засуха, и болезни, и даже превращение человека в животное, оказалась Мария. И та, которая по определению ест детей, а младенцев целиком запекает в пирогах, не могла быть той самой девочкой, с губ которой я сорвал первый поцелуй.
Маленькая и грустная, уже неделю, с самого задержания, не мывшаяся, с запекшейся кровью на ссадинах, разноцветьем синяков на видимых частях тела, она смерила меня потухшим взглядом и молча встала перед моим креслом, понукаемая ударами в спину стражи.
Мне было неловко. От того, что я сижу перед ней, от того, что я вижу ее в таком состоянии, от того, что вообще подобное могло приключиться с ней. Что же с тобой произошло, Мария?