Страница 3 из 6
Внешне демоны напоминали людей, но тела их покрывала странная одежда, кожа была подобна камню – её не брали ни копьё, ни стрела. Прислуживали им младшие демоны, различные по своему подобию. Одни носили старших по небу, другие – по суше, наполняя округу смрадом и грохотом. Были у них звери, рывшие землю или способные в один миг сломать самое толстое дерево. Чудовищам подчинялись невиданные силы, взметавшие к облакам огромные скалы.
Сперва люди старались задобрить непонятных пришельцев, принося им в дар лучшее мясо и рыбу, шкуры и меха. Но демоны, почуяв добычу, становились всё более жадными, требовали больше, больше, больше… Поначалу они призвали много сильных мужчин и дали им тяжёлую бессмысленную работу. Люди изнемогали, валя лес, перетаскивая камни, копая ямы. Несогласных избивали, а вскоре стали убивать, тех же, кто перед ними заискивал, угощали диковинными кушаньями и дурманящей водой.
Вскоре демонам захотелось самых красивых девушек и жён. Такого в роду Сайгака еще не бывало. Покориться означало бы не только опозорить себя, но и нарушить все людские законы, подвергнуть человечество опасности появления невиданных чудовищных ублюдков. Все родовые обычаи издавна запрещали людям скрещиваться с не людьми.
Вожди Сайгаков отказали, и демоны, рассвирепев, пришли в поселок, разорили его, убивая всех, кто попадался под руку. Род Сайгака погиб, лишь немногие уцелевшие донесли грозную весть до слуха соседей. Возроптали окрестные роды, но слишком уж далёкой казалась беда. Каждому шептал его второй голос: "Может, Сайгаки сами виноваты – чем-то оскорбили могучих демонов, успокойся, это же не твою жену или сестру взяли демоны на забаву, не твоих родичей убили…".
Но беда пришла и к тем, кто так думал.
***
"Только бы не нашли, только бы не поняли! Нет, не должны… Куда бежать, сколько бежать? Кто же мог подумать? Куда они пойдут теперь? О-о-о! Что же мне теперь делать-то?! Ну, что, что, что, что, что……."
***
Теперь демоны явились к вождям Бобров и угостили тех сладкой водой, что дурманила разум, принесли удивительные подарки. Через неделю род Бобра превратился в рабов. Мужчины умирали от непосильного труда и от колдовства, навеянного демонами. Те, кто работал в большом доме, где крепчайший камень от нестерпимого жара становился мягким, заболевали странной болезнью. У них выпадали волосы, тело покрывалось язвами. Упиравшихся гнали на работу силой. Вскоре у мужчин уже не было ни сил, ни желания беспокоиться о судьбе своих жен и детей. Редкие беглецы рассказывали ужасные вещи о том, как чудовища расправляются с непокорными: жгут огнем, что нельзя погасить водой, бьют молниями, опаивают соком, от которого человек становится тупым и покорным…
А потом в округе стали пропадать девушки…
Однажды на рассвете в поселок рода Волка прибежала дочь одного из старейшин, исчезнувшая накануне. Истерзанная, с безумным огнём в очах, она поведала Матерям о тех ужасах, которые демоны творили с ней и другими человеческими женщинами. До вечера слушали Матери в отдалённой хижине ее рассказы, совещались. А после они сказали своё твёрдое слово: "Такого терпеть нельзя!" И Камень, самый искусный воин рода, прокричал боевой клич и зажёг сердца Волков гневной речью, и побежали к соседям гонцы с вестью.
Собравшиеся на Великий Совет вожди и старейшины постановили – война!
Более тысячи храбрых воинов сошлись вместе, зажгли боевые костры и произнесли страшную клятву. Подобно стремительным оленям обрушились храбрецы перед рассветом на стан врага. Но осветили их лучи холодного света, и изрыгнули демоны огонь…
***
– Да не трать, ты, Лысый, патроны зря…
– А тебя это сильно колбасит?! – Лысый снова тянется к бутылке. Он уже и на ногах с трудом стоит.
– Студент правильно говорит, – подает голос Чича, здоровенный детина в камуфляже, – патроны экономь, а падаль эту древнюю нужно добивать вот так… – он подходит к скорчившемуся от боли молодому воину. Живот у того разорван, а левая ступня держится лишь на сухожилии. – Ну что, гадина, совсем плохо? Щас подлечим, – мелькает штык-нож, слышится хрип, – всего делов-то, – жутковатый, всё-таки, тип этот Чича. Никто из пацанов ничего толком не знает о его прошлом, с Батей он почти накоротке, и всё же пашет как все, в караулы ходит. Но повадочки!..
– Правильно, Чича, резать! – Лысый хватает валяющееся рядом копье и начинает, с остервенением всаживать его в распростёртые вокруг тела. – Суки! Падлы! Жеку замочили, козлы! Суки! Уроды! Всех, всех!.. – неловкое движение, и копьё ломается. Яростно матерясь, Лысый хватает автомат и выпускает остаток рожка в кусты. – Патроны жалеете? Да я б их…
– Лысый, чо ты, как баба, психуешь? Напился уже, блин. А ну, вали в лагерь!
Лысый останавливается и вызывающе смотрит на Чичу.
– А ты мне кто, папа-мама?
– В лагерь… я сказал! – взгляд Чичи тяжёл, а слова – будто свинцовые гири. Через несколько секунд Лысый сдается и уходит, пиная по дороге, трупы дикарей.
– Опять нажрался, урод. Ща спать завалится, а мы работай! – это в разговор вступил, околачивавшийся неподалеку, Шуля, юркий, небольшого роста парень, с невероятно прыщавым лицом. Он уже притащил охапку каких-то бус и подвесок. – Жеку он пожалел, как же! Жека ему триста баксов остался должен, а Лысый – жмот, вот и кипешует.
Пацаны хохочут. Лысый им смешон (Кстати, никто толком не знает, почему его прозвали так. Совсем ведь не похож: на голове – неопрятный чёрный хаер, с претензией на какую-то моду. Последние недели Лысый совсем не в себе, то бренчит на гитаре, то часами может молча сидеть, подёргивая ногой, то, охваченный приступом ярости, начинает крушить всё вокруг. Правда, в драку не лезет – комплекция не та, постоянно пьян… или с похмелья. Невротик, в общем).
– Дурак, – веселится Чича, – в конечном раскладе триста зелёных – понт! А ты, Шуля, уже набрал чего-то?! – в его голосе слышен оттенок презрения.
– Да так, мелочевка… – Шуля жмется, он ведь и сам жмот порядочный.
– Ну, покажи, покажи.
Шуля резко свистит, и из кустов выскакивает абориген чудовищного вида – высокий, худющий, с длинными чёрными волосами. Лицо дикаря покрывает короткая густая щетина. Рот растянут в угодливой улыбке и потому заметно – верхнего левого клыка не хватает. Из одежды имеются лишь затасканные меховые штаны, такие же первобытные, как и он сам. В руках "чудовище" тащит объёмный рюкзачок – передвижную "казну" Шули. Дикаря зовут Дурень, и служит он в качестве посыльного при пацанах уже несколько дней.
– Короче, – важно поясняет Шуля, – здесь сердолики, хризопразы, янтарь. Жемчуг – так себе, яшма попадается.
– Драгоценные? – усмехается Чича, его толстые пальцы перебирают добычу.
– Нет, ты, Чича, не понимаешь, а я когда-то по этому делу учился. Даже за это дома можно неплохие бабки выручить, если по уму. Уже килограмм пять такого набрал. Вон, Студент тоже не теряется.
Студент и вправду не теряется. Он внимательно рассматривает наконечник сломанного Лысым копья. – Во, козел, сломал! Сломал, блин. Хороший ведь был образец. – Он ворчит, пристально осматривая оружие убитых. Пацанам давно известно, что Студент собирает разную каменную лабудень. Внезапно он кидается к одному из тел.
– Что нашел? Опять какая-нибудь первобытная по.....нь? – смеётся Чича.
– Да так, интересный образец, – у него всё образцы. Чича, усмехаясь, смотрит на дрожащие руки Студента и, пожав плечами, отворачивается. Хлопцы бредут дальше, но Шуля приотстает:
– Шо там, Санек?
– Вот, смотри, какая фигня. Соображаешь, что за камень? – Студент показывает небольшой покрытый резьбой, искусно отполированный топорик.