Крик

Освободив достаточно места, чтобы выглянуть на улицу, я смог увидеть — полумрак, поблескивающий свет луны на снегу. Но, когда свобода стала нестерпимо близка, остатки сил покинули меня: руки ослабели, ноги подогнулись и я рухнул на ступени, усыпанные мелкими острыми камешками, мгновенно впившимися мне, кажется, везде, от которых огнём боли загорелась кожа, заставив зашипеть и скукожится, обдираясь ещё больше. Мочи добраться до лежанки хватило не скоро, но ощущения близости свободы дарило непередаваемое чувство. Что я увижу, оказавшись на свободе? Смогу ли я вспомнить кто я? Смогу ли выжить?

В этот раз поспать удалось лучше, но сил почти не осталось. Организм, и так отвыкший от регулярной работы мышц, бунтовал еле переносимой болью, а отсутствие еды усугубляла слабость. Очутившись рядом с норой, которую я прокопал, но в которую могла пролезть только моя рука, я уговаривал своё тело подчинится и продолжить разбор завала, удавалось мне это с трудом. Не единожды сегодня я оказывался лежащим ничком на груде камней, которые извлёк из лаза. Но внутренняя упёртость, так же не один раз заставляла меня снова подниматься на четвереньки и копать. Ещё одна беда была в том, что я не был хрупкой девушкой у которой: «Голова пролезет, пролезет и остальное», о чём сейчас я беспрестанно жалел, размах плечей у меня был богатырский, спасибо хоть не боком в комнату проходилось проходить, но чувствую, когда я был физически активным, мог и застревать в проходе. К вечеру я наконец-то смог протиснутся в отверстие, которое вот уже несколько дней раскапывал.

Оказавшись на свободе, я рухнул на припорошенную снегом землю и бездумно уставился в небо. Вот она свобода, кушай ложкой — не хочу и ничего не меняется. В голове не просветлилось, но появились новые проблемы, дрожащей рукой я зачерпнул пушистый белый покров и засунул ледяной комок в рот, здесь зима и холод, а одежды у меня нет, очень скоро кожу начнёт покалывать, это первый предвестник будущего обморожения. Откуда вылезли эти знания, я не мог понять, но уверенность в этом была стопроцентная. Опять же тарелки с едой за удачное прохождение задания, тоже не обнаружилось, а хотелось не просто есть, хотелось жрать, что угодно, в каком угодно виде, лишь бы жрать.

Таявший снег стекал по пищеводу принося ложное успокоение пищеводу. Уже через пару минут организм раскусил обман и желудок обижено заурчал. Так, надо найти одежду и еду, а с остальным решу позже. Я попытался встать на ноги, но у меня ничего не получилось. Собрав всю силу, которую смог найти во внутренних резервах поднялся на четвереньки и огляделся. Вокруг были полуразрушенные здания, какие-то больше, какие-то меньше. Где же я? Что здесь произошло? Ночь скрывала многое, пугая своей недосказанностью.

Мой выбор пал на обвалившийся с одной стороны домик, он внушил мне надежду. Поняв, что на ноги я не поднимусь как не пыжись, я, плюнув на гордость и прочие атрибуты поковылял на своих четырех. При условии могильной тишины, трупов, припорошенных снегом, на которые я пару раз натыкался и отдергивал руку мне всё равно было легче, чем, когда я сидел замурованный внизу. Хотя я прекрасно понимал, что шансы выжить с каждой минутой стремительно уменьшаются, я продолжал ползти.

О том насколько удачен мой выбор я понял только, оказавшись внутри здания, это была кладовая! Вот я везучий сукин сын! В одной комнате, совершенно не поврежденной лежала одежда, не сказать, что б очень удобная или тёплая, но замёрзнуть она не даст. Я трясущимися и немеющими руками натянул на себя по нескольку самых больших свитеров и штанов, нашлись даже ботинки и плевать что они были на несколько размеров больше.

от 28.07

Я трясущимися и немеющими руками натянул на себя по нескольку самых больших свитеров и штанов, нашлись даже ботинки и плевать, что они были на несколько размеров больше. Наконец-то я стал согреваться. Там на подземном этаже было достаточно сносно, чтоб не околеть от холода, но недоедание и слабость не давали согреться. В следующей комнате хранились какие-то консервы, «Сух. Паёк» пришло в голову название, две другие комнаты были погребены под обвалившейся стеной, но я нашел самое главное — одежду и еду.

Но стоило мне теплится и утолил первый голод, как проснулся мозг и задал сакраментальный вопрос: «А это ли главное?» Действительно это ли? Я не знаю кто я? Где я? И собственно, что происходит? Вот какой смысл всего этого? Да я вылез из этой западни, а дальше что? Какой смысл в моей жизни? Чего я хотел? К чему стремился? Начинать всё с чистого листа? Было не только страшно, но и глупо? Может я был гадом первосортным, или вообще я дитя опыта, ведь пришел в себя я явно в какой-то лаборатории.

Я, презрев только что обретённое тепло прошлёпал к зеркалу, висевшему на стене в туалете. Всего себя я в нём конечно не рассмотрю, но хоть увижу то что увидеть не получается. Начать решил с тело потому что оно разнежившись пошло мерзкими мурашками. Мощные ноги, проверять, что я умел, не стал, не в том я сейчас состоянии держат и будя. Пах — ну что ж, я мужчина, это можно было сказать с уверенностью. Живот с кубиками пресса — это ж каким пижоном надо быть, чтоб такие накачивать, мне почему-то казалось, что мой живот должен был выглядеть как-то по-другому, но как я даже себе объяснить не мог. Грудная клетка, её уже было удобнее рассматривать в зеркале, широкая, с бугрившимися мышцами и золотыми завитками волос, если б их не было точно решил бы, что пижон. Хотя я, кажется, долго тут провалялся, возможно всё же пижон. Руки, опять мышцы, много мышц, перетянутые выступающими синими прожилками вен. Лицо, вот что точно меня интересовало, светло русые, слегка вьющиеся волосы, пронзительные синие глаза, прямой нос, волевой подбородок, заросший бородой. Хм. Оно мне тоже ни о чём не напоминало. Я устало потёр щёки и начал одеваться.

Что я за зверь. Честно говоря, желание куда-то идти и что-то искать, пусть даже самого себя не было. Утро вечера мудренее, малодушно решил я и зарывшись в ворох одежды уснул, сегодня мне наконец приснился сон. Точнее говоря не совсем сон, мне снился голос, ангельский голос, он пел какую-то прекрасную песню, слов я н разбирал, но от него на душе становилось нестерпимо больно и тошно, словно он говорил мне о том, что я всё потерял и уже никогда этого не найду. Проснулся я в холодном поту, лучше бы горы трупов снились, ей-богу.

Спать больше не моглось или не хотелось и я, заставив себя собрать провиант, решил покинуть место своей дислокации. Что-то мне подсказывало, что здесь я, ответов на свои вопросы не найду.

2

Шел я медленно, или мне так казалось? К вечеру я дошел до ещё одного разрушенного посёлка. в мою голову начали закрадываться странные, не хорошие мысли, может я единственный тут живой человек. От таких гениальных идей становилось сначала тошно, а потом я начал бесится. Ну что за ересь лезет в голову?

Но факт оставался фактом, здесь явно, совсем недавно, было кровавое побоище, и оно наводило на мысли что этот мир не столь безопасен, сколь мне хотелось о нём думать. Я остановился у оного поверженного, он мёртвой хваткой сжимал автомат, в закостеневших руках, напрягшись я дернул и завалился назад, когда оружие мне поддалось. Моё тело не хотело признаваться себе, что я нынче, как ёжик из смешной истории, сильный, но лёгкий.

Оставаться здесь я не видел смысла и направился было к пролому в ограде, когда услышал давешнее пение из сна, я вздрогнул и напоминая себе кролика перед удавом, пошел на звук. Я растянулся, проходя между двумя домами, запнувшись о руку лежащего человека. Медленно поднявшись я увидел, что рядом с его ладонью лежал отличный нож и ничтоже сумняшись поднял его и засунул за ремень штанов. Что пропадать отличному оружию. Меня посетила странная мысль, на которую я не мог решиться, головушка перелагала найти подходящего мертвеца и ободрать с него одёжу, которая явно была более годна к путешествиям.

31.07

Я посмотрел в лицо убитого, смуглый азиат смотрел, кажется, прямо мне в глаза, заставляя мурашки стройными рядам протопать по спине. Было ощущение будто мертвец слышит все мои мысли и от этого становилось мерзко. Но ангельское пение звало вперёд, не позволяя на долго останавливаться. Когда я подошел к разрушенному дому я услышал тихое кряхтение. Не может быть! Здесь кто-то жив!