Канцлер

- Царский кортеж, - тихо сказала побледневшая от нехорошего предчувствия Камилла.

Канцлер кивнул.

- Когда я поднял голову, её тут же чуть было не снесла кривая сабля. Инстинктивно я отскочил и выхватил рапиру. Заметив это, человек в носилках, оказавшийся царём Ксерзом, поднял руку, и процессия остановилась. Воин с саблей попытался всё-таки довершить начатое. Уже тогда я фехтовал неплохо и вскоре достал его своей зубочисткой. Тогда копейщики развернулись полукругом, образовав арену, на которую вышли ещё двое сабельщиков. Каждый из них в отдельности уступал мне в технике, а, возможно, и в тактике, но вместе они могли запросто прикончить меня. Они не торопились, желая развлечь царя зрелищем. Я же медленно отступал, надеясь, что какая-нибудь случайность даст возможность спастись бегством. Сабельщики красовались, срезая то прядь волос, то лоскуток одежды, но всё же, по мере того, как за мной тянулся всё более широкий кровавый след, надежда на спасенье таяла. Наконец холодное лезвие приподняло мой подбородок, и я наскоро стал прощаться с жизнью. Однако царь остановил воина. Он что-то сказал, указывая на меня, но я потерял уже достаточно крови и наконец лишился сознания. Очнулся я во дворце. Раны мои были перевязаны и смазаны заживляющими мазями. Этим я был обязан Фархаду, визирю и личному врачу царя. Фархад был не только лекарем, но и разносторонне образованным человеком, талантливым учёным, в числе прочего говорившим и по-сивфски. Он рассказал, что за моё вопиющее поведение я должен был быть немедленно казнён, но мне повезло, что я понравился Ксерзу, и он даровал мне жизнь. «Отважный мальчик, в разорванной рубашке, в луже крови на фоне заката - очень романтический образ», - объяснял он, усмехаясь в завитую бороду. Я не понял тогда, что он имел в виду, - говорил Канцлер, глядя на продолжавшую бледнеть Камиллу, прекрасно знавшую девиз своей родины: «Женщины - для продолжения рода, мужчины - для любви». - Я всё ещё был слаб и почти всё время спал. Впрочем, под бдительным оком Фархада я стал поправляться довольно быстро. Он учил меня языку и рассказывал про Ксерза, о том, как он велик, могуществен, мудр, и как мне повезло заслужить его благосклонность. И вот однажды ночью царь пришёл навестить своего подопечного. Никогда в жизни, ни до, ни после, я не дрался так отчаянно. Он только смеялся, называя меня диким жеребёнком. Ксерзу было тогда лет тридцать - самый расцвет сил опытного воина. А я - просто мальчишка, раны которого, по счастью, ещё не окончательно успели зажить.

- Почему по счастью? - тихо спросила Наина.

- Потому что из-за чрезмерного напряжения они открылись. Увидев, что я снова истекаю кровью, царь позвал визиря и оставил меня в покое. Я умолял Фархада дать мне спокойно умереть, но тот, конечно, мольбы оставил без внимания и даже привязал меня к кровати, чтоб не срывал с себя повязки. Перспектива встретить следующее посещение царя в столь жалком положении ужаснула до такой степени, что наутро я клятвенно пообещал Фархаду быть паинькой и покориться воле великого владыки. Лекарь не был злым или жестоким человеком, и до некоторой степени мне сочувствовал, но своему господину визирь был предан фанатично, и бежать с его помощью нечего было и думать. Во второй раз моё выздоровление шло медленнее, но, тем не менее, оставшееся время надо было использовать с толком. Желая расположить к себе, царь присылал цветы, сладости и музыкантов, иногда по ночам он приходил смотреть, как я сплю, - Канцлер замолчал, погрузившись в воспоминания, а девушки сидели затаив дыхание. Наконец, он продолжил: - В пределах дворца я пользовался относительной свободой. Помимо пленников, рабов и слуг дворец посещали и свободные люди, в основном, знатного происхождения. Так я свёл знакомство с честолюбивым илларийским юношей, происходившим из древнего рода и не имевшего почти ни гроша за душой. Не помню, с какой целью он приехал в Саламиниум, да это и не важно. Он был горд, горяч и едва ли не царских кровей. Мои россказни о могуществе Ксерза и выгодах, которые можно извлечь из его покровительства (почти дословно повторявшие убедительные речи Фархада), произвели на моего знакомого впечатление. В его голове зародился план. У меня тоже был план, предельно простой. Основывался он на том, что ни теперь, ни тем более тогда я не мог похвастаться внешней привлекательностью, - Наина с Камиллой, имевшие на этот счёт другое мнение, слегка потупились, но Канцлер продолжал, глядя куда-то в одну точку далеко за их спинами: - Я был худым угловатым мальчишкой, а мой новый приятель - четырьмя или пятью годами старше меня, высокий, широкоплечий, кудрявый, покрытый золотистым загаром юноша, уже почти мужчина.  Звали его Канмар.

- Канмар Завоеватель?! - воскликнула Камилла.

- Да, - усмехнулся Ламберт. - Теперь его называют так.

- Но разве он не захватил царство Ксерза? - спросила Наина.

- О, да, - подтвердил Канцлер. - Но надо отдать ему должное, Канмару хватило терпения дождаться, пока Ксерз умрёт. Но в те времена у будущего завоевателя не было ни влияния, ни армии, ни денег, чтобы её нанять. Впрочем, он собирался вскоре изменить такое положение вещей. Он предлагал мне разного рода гимнастические соревнования под окнами царя. И всегда побеждал. Вскоре наши совместные усилия увенчались успехом, и Канмар провёл ночь во внутренних покоях. Оба они остались полностью удовлетворены друг другом. Я вздохнул с облегчением. И совершенно напрасно, поскольку если в Саламиниуме и слышали о моногамии, то исключительно как о забавной причуде северных варваров. Довольно скоро Фархад сообщил мне, что вечером я буду удостоен чести лицезреть владыку. Мне удалось не измениться в лице, и я сказал, что хочу подготовиться к такому знаменательному событию, для чего попросил прислать мне белую глину и розовое масло для косметических процедур. Обрадованный Фархад немедленно сделал соответствующие распоряжения. Употребил я всё это, однако, не совсем по прямому назначению. Глиной я смазал кожу головы, а маслом волосы. И когда вечером меня повели к царю, я оступился и сбил декоративный фонарик, украшавший дорожку. Моментально вспыхнувшие волосы удалось быстро потушить (место для спотыкания я выбрал рядом с прудом), ожоги я получил несильные, зато мне удалось опалить брови и ресницы. В таком виде меня вернули Фархаду. Я знал, что, рано или поздно, он снова приведёт меня в товарный вид, так что действовать надо было быстро. Уже на следующий день я ворвался в спальню Ксерза и закатил им с Канмаром потрясающую по своей экспрессивности сцену ревности. Это, в сочетании с моим внешним видом,  произвело на царя такое впечатление, что меня немедленно вышвырнули из города в чём был, без всяких средств передвижения, запасов еды и, что более важно, воды. Я брёл по пустыне, по колено проваливаясь в раскалённый песок, и улыбался. Мучительная смерть от жажды казалась мне прекрасной перспективой. Тем не менее, как вы можете видеть, я не умер. Питался корнями растений, запасавшими влагу. Я не знал тогда, что часть из них были ядовиты, но мне повезло добраться до оазиса. Вид я имел настолько жалкий, что местное племя, вообще говоря, довольно воинственное, не сочло меня угрозой. Они, кажется, и за человека меня не сочли. В любом случае, они позволили провести в поселении пару дней и даже дали несколько уроков выживания. Я вернулся домой, - Канцлер замолчал, рассеянно оторвал кусок лианы и зачем-то намотал его на руку. Потом отбросил растение в сторону, потёр переносицу и продолжил: - Когда я в следующий раз попал в Саламиниум, мне было уже двадцать. Я состоял звездочётом при султане Альбастана, не без моей помощи разбившего войско Канмара. Завоеватель вторгся в его земли, а теперь султан решил нанести ответный визит в столицу Саламиниума, бывшего на тот момент ставкой Илларийского главнокомандующего. Гадар был взят после двух дней напряжённых боёв, и я въехал в него в числе победителей, по правую руку от султана. Один из офицеров перекинул через седло какую-то, как мне показалось, девчонку: вьющиеся локоны, пушистые ресницы, тонкие белые пальчики. Это был не первый виденный мной город, подвергавшийся разграблению, и на подобные сцены я, обычно, уже даже не поворачивал головы. В Гадаре у меня была своя цель, своя добыча, обещанная мне султаном, и я к ней шёл. Схватившись за сбрую лошади офицера, перед ним на колени упал какой-то старик, о чём-то умоляя. Вероятно, пощадить девочку. Альбастанец не глядя снёс ему голову саблей. Но тут меня за рукав потянул Рогнар.