Страница 3 из 9
– В каком смысле?
– В том смысле, что не знаем, была ли эта лошадь упряжной, племенной, верховой, скаковой…
– Лошади мечутся, – подал голос Катарелла. Поскольку комиссар не предложил ему войти, он так и стоял на пороге с конвертами в руке.
Монтальбано, Фацио и Галлуццо, опешив, уставились на него.
– Что ты сказал? – спросил Монтальбано.
– Я?! Ничего я не говорил, – ответил Катарелла, испугавшись, что зря открыл рот.
– Ты же только что сказал! Что делают лошади?
– Я сказал, они мечутся, синьор комиссар.
– Где мечутся?
Катарелла растерялся.
– Где они там мечутся, когда мечутся, я вот и не знаю, синьор комиссар.
– Ладно, оставь уже почту и иди к себе.
Перепуганный Катарелла положил конверты на стол и вышел, опустив глаза.
В дверях на него чуть не налетел вбегавший в кабинет Мими Ауджелло:
– Простите за опоздание, мне пришлось заниматься малышом, он…
– Извинения приняты.
– А это что? – спросил Мими, увидев на столе веревку и окурки.
– Забили железными прутами лошадь, – сказал Монтальбано. И рассказал ему всю историю.
– Ты разбираешься в лошадях? – спросил в конце комиссар.
Мими рассмеялся:
– Да мне от одного их взгляда дурно делается!
– Есть во всем участке кто-нибудь, кто понимает в лошадях?
– По-моему, никого, – сказал Фацио.
– Тогда отложим это дело. Чем кончилась история с Пепе Риццо?
Это было дело, которым занимался Мими. Подозревали, что Пепе Риццо снабжает товаром всех «вукумпра»[1] провинции и может достать любую подделку – от «Ролексов» до поло с крокодилом, CD и DVD.
Мими нашел склад и получил у прокурора ордер на обыск.
Услышав вопрос комиссара, Ауджелло рассмеялся:
– Там была целая гора барахла, Сальво! Лейблы, ярлыки, метки – не отличить от оригинала! Сердце кровью обливалось…
– Замри! – велел ему комиссар.
Все ошарашенно уставились на него.
– Катарелла!
Крик был таким громким, что Фацио выронил из рук пакеты с вещдоками.
Катарелла мигом примчался, опять поскользнулся перед открытой дверью, но успел ухватиться за косяк.
– Катарелла, слушай сюда.
– Слушаю, синьор комиссар!
– Когда ты сказал, что лошади мечутся, ты имел в виду, что их метят?
– Именно так, точнехонько, синьор комиссар.
Вот почему негодяям было так важно забрать труп!
– Спасибо, можешь идти. Вы поняли?
– Нет, – сказал Ауджелло.
– Катарелла хотел сказать, что лошадям выжигают клеймо с инициалами владельца или конюшни. Наш конь, видимо, лежал на том боку, где было клеймо, потому-то я его и не увидел. Вернее, мне и в голову не пришло искать клеймо.
Фацио призадумался:
– Надо полагать, мигранты…
– …тут ни при чем, – закончил фразу Монтальбано. – Сегодня утром, когда вы уехали, я в этом убедился. Следы тачки не шли в сторону лачуг – через пятьдесят метров они повернули к шоссе. Где их наверняка ждал фургон.
– Я так понимаю, – вмешался Мими, – они лишили нас единственной зацепки.
– Так что выяснить имя владельца будет непросто, – заключил Фацио.
– Разве только случай поможет, – сказал Ауджелло.
Монтальбано замечал, что некоторое время назад Фацио утратил веру в себя и дела стали представляться ему неподъемно сложными. Похоже, и его настигла старость.
Однако они здорово ошиблись, решив, что узнать имя владельца будет непросто.
Комиссар обедал у Энцо, не удостаивая подаваемые блюда должным вниманием. Из головы не шла картинка простертого на песке изувеченного животного. И вдруг в голове возник вопрос, удививший его самого: «Конина – какова она на вкус? Никогда не пробовал. Говорят, сладковатая».
Съел он мало, а потому отказался от послеобеденной прогулки по молу. Вернулся в кабинет, где ждали бумаги на подпись.
В четыре часа зазвонил телефон.
– Синьор комиссар, к вам там одна синьора, вроде как задарма.
– Она что, не назвала себя?
– Назвала, синьор комиссар, Задарма, я вот сейчас только вам назвал.
– Ее так и зовут – Задарма?
– Точно так, синьор комиссар.
Задарма, ну и ну.
– Сказала, что ей нужно?
– Никак нет.
– Проводи ее к Фацио или Ауджелло.
– Нету их, синьор комиссар.
– Ладно, пусть заходит.
– Меня зовут Эстерман, Ракеле Эстерман, – представилась сорокалетняя высокая блондинка в жакете и джинсах. Распущенные волосы, длинные ноги, голубые глаза, крепкое мускулистое тело. В общем, в точности такая, какой можно себе представить валькирию.
– Садитесь, синьора.
Она села, закинув ногу на ногу. Странное дело, ее скрещенные ноги будто стали выглядеть еще длиннее.
– Слушаю вас.
– Я пришла заявить об исчезновении лошади.
Монтальбано подпрыгнул на стуле, но замаскировал это резкое движение, притворившись, что раскашлялся.
– Вижу, вы курите, – сказала Ракеле, указав на пепельницу и пачку сигарет на столе.
– Да, но, думаю, кашель…
– Я не про кашель, тем более что он притворный, но раз вы курите, значит, я тоже могу закурить. – И достала пачку из кармана.
– Вообще-то…
– …здесь запрещено? Вы же не будете поднимать шум из-за одной сигареты? Потом проветрим.
Она встала, прикрыла дверь, снова села, взяла сигарету и наклонилась к комиссару, чтобы прикурить.
– Слушаю вас, – сказала она, выпуская дым через нос.
– Но простите, ведь это вы пришли, чтобы сказать…
– Ну да. Но когда вы так неловко отреагировали на мои слова, я поняла, что вы уже в курсе. Это так?
Пожалуй, эта глазастая заметит, как дрожат волоски в носу у собеседника. С такой стоит играть в открытую.
– Да, это так. Но давайте по порядку.
– Давайте.
– Вы живете здесь?
– Я в Монтелузе уже три дня, гощу у подруги.
– Если вы живете, пусть временно, в Монтелузе, то по закону заявление надо подать…
– Но я поручила лошадь человеку из Вигаты.
– Имя?
– Саверио Ло Дука.
Черт! Саверио Ло Дука – один из богатейших людей на острове, а в Вигате он держал конюшню: четыре или пять породистых лошадей, которых он завел ради красоты, ради чистого удовольствия владеть ими, и никогда не посылал на скачки. Сам же он бывал там наездами и целые дни проводил с лошадьми. Друзья у него влиятельные, так что стоит проявить осмотрительность: того и гляди ляпнешь лишнее – как говорится, пустишь струю мимо горшка.[2]
– Позвольте уточнить. Вы захватили с собой лошадь, когда ехали в Монтелузу?
Ракеле Эстерман удивленно посмотрела на него:
– Конечно. Это было необходимо.
– Почему?
– Потому что послезавтра во Фьякке дамские скачки, их раз в два года устраивает барон Пископо ди Сан-Милителло.
– Я понял, – соврал комиссар. Он ничего не знал об этих скачках. – Когда вы заметили, что лошадь пропала?
– Я? Я ничего не заметила. Сегодня на рассвете мне позвонил из Монтелузы сторож конюшни Шиши.
– Я не…
– Простите. Шиши – это Саверио Ло Дука.
– Но если вам сообщили об исчезновении на рассвете…
– …почему я так долго тянула с подачей заявления?
А она умная. Но эта ее манера заканчивать начатые им фразы порядком раздражала.
– Потому что мой рыжий…
– Рыжий? Это кличка?
– Вижу, вы совершенно не разбираетесь в лошадях?
– Ну…
– Рыжими называют лошадей светлой масти. Мой жеребец – кстати, его зовут Супер – иногда убегает, приходится искать. Они поискали и в три утра позвонили сообщить, что не нашли. И тогда я подумала, что он не убежал.
– Понял. Но, возможно, с тех пор…
– Мне бы позвонили на мобильный. – Закурила вторую сигарету. – А теперь сообщайте плохую новость.
– С чего вы взяли, что…
– Вы ловко ушли от ответа на мой вопрос, комиссар, предложив рассказывать по порядку. Чтобы потянуть время. А это может означать только одно. Его похитили? С меня потребуют большой денежный выкуп?
1
Выражение на искаженном неаполитанском диалекте, которое использовали бродячие торговцы-иммигранты, преимущественно выходцы из Африки; оно означает «Хочешь купить?». Прим. пер.
2
Колоритное выражение на сицилийском диалекте pisciare fora dal rinale (перевод аналогичного итальянского фразеологизма) часто встречается на страницах книг А. Камиллери и может означать, в зависимости от контекста, «ляпнуть невпопад; переборщить; замахнуться на что-то, не рассчитав свои силы; прыгнуть выше головы и т. п.». Прим. пер.