Белый тигр

Она кликнула слугу и велела принести седло Ауз-Туглуна, которым никто не пользовался с тех пор, как старик покинул этот мир.

Утро заливало степь ярким светом, суля прекрасный безоблачный день. Солнце, бодро выкатившееся из-за горизонта, щедро рассыпало по земле свои лучи, даря каждому свое ласковое тепло. Гиуры выходили из своих юрт; нарядные и радостные, в предвкушении волнующего зрелища, они стягивались к восточной стороне становища.

Ину-Бех во все глаза смотрел на Альбизар, которая, в полном боевом облачении, верхом на своем верном жеребце, составляла ряд молодых людей, готовых принять участие в состязаниях на звание воина. Их было пятьдесят человек, но далеко не все будут посвящены сегодня.

«Неужели?!» – реуб еле удерживал себя от желания проморгаться. Кровь отхлынула от его лица, когда он окончательно убедился, что зрение его не подвело и на Аричаке действительно другое седло – не то, которым архунша обычно пользовалась.

«Все пропало… – обреченно думал Ину-Бех, судорожно сглатывая в предчувствии грядущих неприятностей, стараясь, однако, сохранить при этом важный и невозмутимый вид. – О горе мне! Она заметила! Неуклюжий мерзавец все-таки наследил в конюшне…»

Реуб, чувствуя, как холодок бежит по его спине, ожидал закономерного развития событий. Вот сейчас седобородые старейшины незаметно переглянутся между собой, после чего один из них приблизится к нему в сопровождении двух дюжих воинов. Затем ему тактично дадут понять, что он под подозрением и посоветуют вести себя спокойно до конца состязаний. С этого момента он будет под пристальным наблюдением, а когда все закончится, состоится небольшое расследование. Слуга, конечно же, испугается и, скорее всего, выдаст своего господина…

Реуба охватило жестокое сожаление о том поступке, который он совершил в надежде, что его не уличат – нет, скорее, это было даже не сожаление, а досада. «Если меня осудят, это конец… – с мрачным фатализмом размышлял он, – но не просто конец, это позор! Проклятая девчонка, из-за нее меня попутал айтар (черт, бес)… Теперь вряд ли удастся выкрутиться…»

Однако ничего не происходило – никто не торопился подходить к нему. В его сторону почти и не глядели; люди не отводили глаз с тех, что являлись героями сегодняшнего дня, и особенное внимание привлекала сама предводительница, что решила нарушить привычные устои. Тогда Ину-Бех решил, что, вероятно, Альбизар еще не успела рассказать старейшинам о своих подозрениях. Промашка с ее стороны… Ведь за время состязаний он вполне мог бы скрыться, чтобы избежать позорной участи быть обвиненным в покушении на жизнь архунши. Но не таков был Ину-Бех; он не собирался убегать подобно трусливому шакалу, не убедившись прежде в своих выводах. Он давно приучил себя не принимать скоропалительных решений. Сначала было необходимо как можно точнее оценить обстановку.

Ину-Бех, соблюдая ледяное спокойствие, внимательно вглядывался в лицо Альбизар. Девчонка слишком молода и неопытна, чтобы он не мог по его выражению догадаться о ее мыслях и планах. Вот она скользнула по нему взглядом, неприязнь слегка искривила ее губы; и она тут же отвела глаза. Но этого ее беглого взгляда было достаточно для того, чтобы реуба охватило радостное удивление. ОНА НИЧЕГО НЕ ОБНАРУЖИЛА!

Медленно напряжение отпускало Ину-Беха. Все его существо охватывала волна ликования – невероятно, но ему удалось выйти сухим их воды! Несомненно, Альбизар ничего не знает о подрезанных подпругах… Пьянящее чувство освобождения от грозящей беды заставило реуба широко улыбнуться.

Но почему же на ее жеребце другое седло? Так-так, а седло-то знакомое… Богатое, тонкой работы – второго такого нет в становище. Седло Ауз-Туглуна!

Ину-Бех моментально все понял. «Без сомнения, девчонка решила, что дедовское седло поможет ей пройти испытания… – подумал он. – Вот и разгадка. А я-то уж было подумал, что для меня настал позорный конец…»

Теперь он решил просто смотреть, как будут проходить состязания, лелея тайную надежду, что Альбизар в чем-то оплошает.

Но вскоре он убедился, что надежда эта была напрасной… Все испытания молодая архунша прошла безупречно, и даже намного лучше юношей, из которых пятнадцать человек выбыло, не справившись с трудными заданиями. Через год большинство из них может попытать пройти эти испытание еще раз, ибо три попытки даются юноше-гиуру для того, чтобы он мог обрести статус воина. Если же все три оказываются истраченными, а испытание остается не пройденным, то остаток своей жизни гиур проводит в статусе слуги, не имеющего права прикасаться к боевому оружию. Девушка, если она хочет обрести статус воительницы, должна пройти испытание с первого раза, и не позже, чем ей исполнится восемнадцатая весна.

Состязания закончились, когда солнце перевалило за полдень. Прошедшие испытания будущие воины выстроились шеренгой, держа под уздцы своих коней. Честь вручать победителям награды, по традиции, была предоставлена реубу – главному воину и начальнику всех воинов, второму по значимости человеку в клане.

Когда смолкли ликующие крики, которыми чествовали победителей, Ину-Бех, который заблаговременно спешился, принял из рук старейшин тридцать пять поясов – по количеству посвященных. Такие пояса, изготовленные из кожи, расшитые бусинами, украшенные цветными узорами и замысловатым плетением, являлись отличительным знаком воина. Их изготавливали лучшие мастерицы заранее, индивидуально для каждого претендента на посвящение. На них изображались символы рода и разные оберегающие знаки, и потерять такой пояс считалось несмываемым позором.

Натянув на лицо маску доброжелательности, реуб, как того требовали традиции, в первую очередь подошел к молодой архунше. Хороша она была сейчас, в упоении своей победой – глаза ее блестели радостью, щеки разрумянились. Кровь прилила к ее губам – и они краснели подобно маковым лепесткам, слегка приоткрытые в улыбке. Девушка уже сняла свой шлем – и теперь завитки ее волос, выбившиеся из прически, трепетали на ветру, непроизвольно привлекая взгляд Ину-Беха. Это было так женственно, что буквально завораживало его. Он стоял рядом с ней, чувствуя запах ее разгоряченного тела, и злился на себя за то, что хочет обладать ею… Непроизвольно в его голове возникали картинки, как он грубо хватает ее и валит на ложе… Ее волосы рассыпаются по покрывалу; он наматывает их на руку, причиняя ей боль… Она стонет, в глазах у нее слезы и испуг, она дрожит и называет его своим господином, прося пощадить ее…

Ину-Бех с большим трудом заставил себя не думать об этом. Что толку! Никогда она не станет теперь его женой, разве что благодаря какому-нибудь чуду. Вон как смотрит она на него – торжествующе, дерзко и чуть насмешливо… и эта неприязнь в ее глазах, от которой он всегда впадал в тихое бешенство… В эту минуту он вдруг забыл, что только что чудом избежал больших неприятностей, и остро пожалел, что его проделка с седлом не удалась. «Лучше бы она сломала себе шею! – подумал он со злой обидой отвергнутого жениха, – ее бы быстро забыли, а я бы стал предводителем клана…»

С такими мыслями, соблюдая, однако, на своем лице торжественность и благолепие, он завязывал на Альбизар пояс воина. Прикасаясь к ее телу, он чувствовал, как его руки начинают дрожать. Желание, которое ему не удавалось до конца подавить, туманило его мозг, и он прикладывал нечеловеческие усилия для того, чтобы никто ничего не заподозрил. Вот завязал тесемки на поясе и, не удержавшись, взглянул в глаза молодой архунши. За секунду между этими двумя произошел безмолвный разговор, которого больше никто не понял.

«Ну что? Теперь ты убедился, что я не хуже мужчин?» – говорил ее насмешливо-торжествующий взгляд.

«Да, но ты все равно остаешься женщиной… Сейчас тебе повезло, но когда-нибудь ты дашь слабину, и в тот момент закончится весь твой хрупкий авторитет…» – отвечал его взгляд.

«Главное, что ты отвяжешься от меня!»

«Ничего, жизнь полна неожиданностей, и никогда не стоит ни от чего зарекаться…» – Ину-Бех постарался вложить в свой взгляд побольше насмешки.