Лайки вместо цветов

– Вы?.. – выдохнула Лера. Воображение услужливо рисовало элегантную дамочку на каблуках с бейсбольной битой среди спецназовцев. И картинка плохо укладывалась в голове.

– Я. Я была в оппозиции, я ратовала за смену власти, я писала обличительные материалы и помогала свергнуть высокопоставленных воров. Было дело.

– И как же тогда… – Лера запнулась, подбирая деликатную формулировку, но Аделина считала посыл без лишних слов.

– Как я дошла до жизни такой? – горько усмехнулась она. – Мне понадобился не один год, чтобы осознать, как сильно я ошибалась. Свободы слова не существует. Ни в России, ни в любой другой стране. Нельзя делать ставки на политиков. Они всего лишь люди, а для людей власть – наркотик. И под опиумной волной идеалы плавятся, гнутся, искажаются, как часы на картинах Дали. Всё меняется, и вот ты уже никому не нужный журналистик, который выполнил свою работу. Тебя отшвыривают скомканным фантиком и продолжают большую игру.

– Но почему «Gloss»?..

– Знаешь, как бы женщины ни рвали лифчики за свои права, политика останется миром мужчин. И те редкие феминистки, которые пробиваются туда, на самом деле просто превращаются в мужиков. Я поняла, что невозможно изменить пирамиду сверху. Ты только переставляешь флажок на пике, а надо перестраивать кладку. Начинать с кирпичей.

– Менять самих людей? Мышление?

– Именно. Слышала такую фразу: «Рука, качающая колыбель, правит миром?»

– Пословица, кажется.

– Она самая. – Аделина кивнула и склонила голову набок, улыбаясь, как Джоконда. – Ты знала, что женщины читают гораздо больше? Что больше половины аудитории почти любого телеканала – женщины? Пресса, соцсети? Шестьдесят процентов минимум. А теперь скажи, кто воспитывает новое поколение? Кто учит новых людей, что такое хорошо и что такое плохо?

– Женщины, но…

– Без но, Валерия. «Gloss» учит свободе изнутри. Мы говорим правду, и здесь никто не затыкает нам рот, потому что для политиков мы – всего лишь журнал о помаде и сумочках. Они думают, что если в статье нет имени президента, значит, она неважна и бесполезна. Но при всём внешнем лоске мы копаем глубже. Мы учим женщин, что они заслуживают счастья и независимости. Что можно жить так, как хочется, вместо того, чтобы посвятить себя борщам и уборке. Что красота нужна только нам – для себя, не для кого-то другого. Что у нас есть потребности, о которых говорить не стыдно. И даже важно. Что мы можем диктовать свои правила и говорить «нет», когда считаем нужным. Из мелочей, Валерия, вырастает настоящая свобода.

И снова Лера не находила слов. Звучало, конечно, красиво. Но как-то слабо тянуло на правду. Гламур – и глубокие идеалы? Вот уж вряд ли.

– Ты мне не веришь, – усмехнулась Бельская. – Я тоже не сразу к этому пришла. Подумай вот о чём: ты считаешь себя самобытной, прямой и независимой? На самом деле ты просто переняла мужской тип поведения. Прогнулась на начальном этапе, приняла их правила, чтобы тебя взяли в игру. Ну что, понравилось? С тобой никто не церемонился. И где ты оказалась? Соломатин нокаутировал тебя в первом же раунде.

– Откуда вы?..

– Я же говорю: навела справки. А теперь послушай, что я тебе предложу. Ты выложишься в «Gloss». Без дураков, без халтуры и снисходительности. Без вот этого «этим курицам всё равно, что читать». Я хочу, чтобы ты показала мне, как работает настоящий журналист. Отнеслась к работе серьёзно. Я дам тебе испытательный срок. И если ты пройдёшь его достойно, я помогу тебе.

– В каком смысле? – насторожилась Лера.

– С Соломатиным. Мы разместим твою историю в журнале. Расскажем о дискриминации, о собаках. О том, как ведёт себя «завидный жених». Ты выйдешь на второй раунд, но уже по-женски. И посмотришь, как работает наша аудитория. По рукам?

Лера не знала, радоваться ей или бежать, как от свидетелей Иеговы. Аделина Бельская была определённо гениальным оратором. Но даже она не смогла бы заставить Леру вот так по щелчку пальцев сменить все убеждения. Переодеться в юбку и кинуться обниматься с сёстрами по разуму. И всё же идея отомстить Матвею Соломатину звучала так соблазнительно, что перевешивала всё остальное. Поэтому Лера подняла подбородок и посмотрела в глаза своему новому шефу.

– Я никогда не халтурю, – искренне сказала Лера. – Если берусь за работу, выполняю её до конца. Дайте мне шанс, и я это докажу.

– Именно это я и хотела услышать. – Аделина встала и протянула руку Лере. – Завтра в десять летучка, не опаздывай. И имей в виду: здесь, в «Gloss», своих не бросают.

Когда Лера появилась в приёмной, Настя Тихонова была похожа на привидение. Распахнутые от ужаса глаза казались огромными на бледном лице, а искусанные губы – кровавыми. Лера понимала, что довела ни в чём не повинную девушку до такого состояния, и ощутила довольно болезненный укол совести. То ли сработала речь Бельской, то ли сказался стресс от собеседования, но Лера вдруг осознала: когда-то Настя очень постаралась, чтобы получить эту работу. И если Аделина продержала Тихонову под боком столько лет, если ещё и прислушалась к мнению по поводу новой сотрудницы, Настя как минимум заслуживала уважения. Пожалуй, было слишком грубо смеяться над женскими журналами на каждой встрече выпускников… По крайней мере, на первый взгляд «Gloss» не был похож на клуб по интересам, где все радостно шушукаются, пьют смузи и левой пяткой пишут про макияж.

Чем дольше Лера смотрела на Тихонову, тем сильнее кусалось чувство стыда.

– Всё плохо, да? – испуганно прошептала Настя. – Ты ей наговорила про куриц? Боже, как я теперь посмотрю ей в глаза…

– Все ещё хуже, – улыбнулась Лера. – Теперь нам обеим как-то придётся смотреть ей в глаза каждый день.

– То есть…

– Ага. Меня взяли.

Лера ожидала чего угодно, но не оглушительного писка, который обрушился на её барабанные перепонки в следующую секунду.

– Мамочки! – верещала Тихонова, стискивая Леру в удушающих объятиях.

– Я что-то пропустила, и сюда приехал Джастин Бибер? – прохрипела Лера, хватая ртом воздух.

– Мы будем работать вместе! А-а-а! Как клёво! Когда тебе сказали выходить?

– Завтра… – Лера отстранилась и потёрла шею. – На летучку…

– Супер! Пошли, покажу тебе рабочее место. Будем сидеть рядышком…

Настя походила на девочку, которой подарили говорящую куклу. Или на участницу «Фабрики звёзд», которая прошла в следующий тур. Словом, теперь совесть нападала на Леру с новой силой.

Только этим утром Настя Тихонова выслушала в свой адрес Лерины фирменные снобистские гадости. Обиделась, как и полагается нормальному человеку. Но день ещё не подошёл к концу, а она уже радуется от мысли, что будет работать с Лерой бок о бок! Да никого и никогда в жизни ещё не радовала эта мысль! Оператор Дима вспоминал мать каждый раз, когда они с Валерой отправлялись на съёмки очередного сюжета. Пал Палыч при каждом появлении Леры выглядел так, будто у него случился приступ подагры. А Настя – рада! Как будто это не на ней великая Гинзбург упражнялась в сарказме все эти годы!..

Лера ощутила острую необходимость сделать Тихоновой что-то приятное. На бутылку «Асти» денег бы не хватило, да и вообще женский алкоголизм – страшное дело. Комплименты в сознании Гинзбург занимали соседнее место с ядерной физикой. То есть Лера признавала их существование, но чисто теоретически. Не знала ни деталей, ни законов, ни как вообще эта штука работает. Поэтому прибегла к единственному подвластному способу приободрить человека: признать его авторитет.

– Мне нужен твой совет, – выдала Лера, когда Настя сделала паузу в своей восторженной экскурсии по офису.

– Тебе… что?! – Тихонова округлила глаза, словно Лера только что произнесла заклинание из «Гарри Поттера».

– Твой совет, – скрепя сердце повторила Лера. – Ну, как тут всё устроено… Как себя вести… И вообще…

– О-о-о… – Настя явно торжествовала. – Подожди, у меня полчаса ещё до конца рабочего дня. Я закончу материал, и перекусим где-нибудь.

Очередные посиделки в Лерины планы не входили, но ведь надо же было как-то реабилитироваться перед Настей! Поэтому она терпеливо выжидала в фойе, от скуки листая свежий выпуск «Gloss».