Страница 18 из 52
В целом имеется всего 540 танков, 101 самолет-истребитель, 173 штурмовика, 170 дневных бомбардировщиков, 43 ночных бомбардировщика, в сумме 487 самолетов на 17 апреля 1943 г.
На период перевооружения и переформирования войска имеют задачу: прочно удерживать занятые позиции и не допускать любого вторжения противника. В случае наступления противника разгромить его в оборонительных боях и затем, выбрав подходящий момент, перейти в наступление и уничтожить его.
… Предлагаемые основания для обороны:
1. Создание глубокой обороны, в которой не только будет подготовлен ряд полос обороны, но они будут также заняты войсками. Это не позволит противнику провести оперативный прорыв.
2. Организация плотной противотанковой обороны на большую глубину; особенно на танкоопасных направлениях.
3.Организация надежной противотанковой обороны путём создания укрытия для боевых подразделений; маскировки и широкому использованию противовоздушных средств на важных направлениях.
4. Подготовка и проведение маневра как основа успеха обороны»[110].
Поздним вечером 25 апреля этот документ, представленный Н.Ф. Ватутиным вместе с первым членом Военного совета Воронежского фронта генерал-лейтенантом Н.С. Хрущёвым, обсуждался в Кремле членами Ставки более четырех часов. В итоге было признано, что первая часть доклада, оперативный план обороны, отвечает требованиям директивных документов и в полной мере учитывает обстановку в полосе фронта, а восстановление войск проходит в основном по графику. Поэтому без существенных изменений его утвердили. Окончательной датой полной готовности фронта к обороне было назначено 10 мая[111].
Подробно анализировалось и предложение о переходе в наступление. Но с учётом уже принятого предварительного решения о преднамеренной обороне, а также из-за необходимости обсуждения этого вопроса с командованием Юго-Западного фронта, как одного из предлагаемых участников наступательной операции, Ставка признала целесообразным решение по второй части доклада отложить, чтобы его проработать более детально. Хотя командование фронтам получило приказ: подготовить войска к активным действиям до 1 июня. С 28 апреля на его усиление передавалась 1ТА генерал-лейтенанта М.Е. Катукова, которую пока планировалось использовать для наступления, и лишь потом, в конце мая, будет признано целесообразным использовать её в ходе оборонительных боёв, как для нанесения контрударов, так и в качестве «бронированного щита» за 6 гв. А. Стой же целью (подготовка к будущему наступлению) Ставка потребовала от Н.Ф. Ватутина до 20 мая вывести в резерв фронта 7 гв. А, которую, в случае наступления на Украину, предполагалось использовать вместе с 1ТА на направлении главного удара. Таким образом, Москва высоко оценила работу Военного совета фронта по подготовке к обороне и в то же время ясно дала понять, что, как отмечал С.М. Штеменко «идея упреждающего удара всё ещё не отбрасывалась, но стояла на втором плане»[112].
Начиная с 1960-х гг. в отечественной историографии активно обсуждалась и продолжает обсуждаться проблема «ошибки» при планировании обороны Воронежского фронта перед Курской битвой. В частных беседах и даже на официальных встречах общественности с генералами-ветеранами войны этот вопрос не раз подымался уже со второй половины 1950-х гг., хотя в открытой печати впервые был упомянут лишь в 1965 г., в книге «Великая Отечественная война 1941-1945. Краткая история»: «Чем объясняется, что, имея к началу оборонительного сражения численное превосходство над врагом как в людях, так и в технике, Воронежский фронт не смог наличными силами измотать и обескровить ударную группировку противника и остановить её наступление без привлечения новых сил? В отличие от Центрального, командование Воронежского фронта не сумело точно определить, на каком направлении противник будет наносить главный удар. Оно рассредоточило усилия в полосе шириной 164 км, не массировало силы и средства на направлении главного удара врага». [113]
С такой оценкой не согласился непосредственный участник тех событий – Г.К. Жуков. В своей статье, опубликованной в «Военно-историческом журнале» в №9 за 1967 г., он достаточно взвешенно и вполне объективно оценил результаты боевой работы Воронежского фронта на первом этапе Курской битвы и отбросил утверждения, будто бы Н.Ф. Ватутин допустил ошибку при планировании системы обороны и распределении сил. «Критика… командования Воронежского фронта построена на неточном подсчёте плотности сил и средств в специфических условиях оперативно-стратегической обстановки, – писал он, – …не надо забывать, что по 6-й и 7-й гвардейским армиям Воронежского фронта противник в первый день нанес свой удар почти пятью корпусами (2-й танковый корпус СС, 3-й танковый корпус; 48-й танковый корпус, 52-й армейский корпус и часть корпус «Раус»), тогда как по обороне Центрального фронта – тремя корпусами. Легко понять разницу в силе ударов немецких войск с орловского направления и из района Белгорода»[114].
Однако уже в конце сентября 1967 г. на эту статью последовала неожиданно резкая реакция Маршала Советского Союза[115] К.К. Рокоссовского. Причём не в открытой печати, а в письме его главному редактору В.А. Мацуленко. Не часто встретишь документ такой сильный по внутреннему эмоциональному накалу и в то же время далекий от исторической правды. Аргументы, приводимые К.К. Рокоссовским, идут вразрез с реальными событиями, о которых уже тогда, в общем-то, было известно в нашей стране многим. «Ударная группировка противника, действовавшая против Воронежского фронта, – писал он, – состояла из 14 дивизий, из коих было 5 пехотных, 8 танковых и одна моторизованная, а ударная группировка противника, действовавшая против Центрального фронта, состояла из 15 дивизий в составе 8 пехотных, 6 танковых и одной моторизованной. Таким образом, если группировка противника, действовавшая против Воронежского фронта, несколько превосходила по количеству танков, то группировка его, действовавшая против войск Центрального фронта, значительно превосходила по количеству пехоты и артиллерии.
Более удачные действия войск Центрального фронта объясняются не количеством войск противника, а более правильным построением обороны»[116].
Очень спорное утверждение. К.К. Рокоссовский, вероятно, запамятовал, что к 5 июля 1943 г. его фронт, даже по оценке советских историков, имел на 2740 артминстволов больше[117], чем
Воронежский, а ГА «Юг», действовавшая против войск Ватутина, располагала в 1,5 раза большим числом бронетехники, чем ударная группировка 9А, наступавшая южнее Орла. Всего же против Воронежского фронта действовало не 14 немецких дивизий, а 17. В то время как против его фронта враг бросил в полном составе лишь 15[118]. Причем их уровень укомплектованности был разный: на севере Курской дуги ниже, а на юге – выше. В доказательство этого приведу лишь два факта. Действовавшая на севере 10-я моторизованная дивизия не имела в своём составе танкового полка[119], в находившейся в ГА «Юг» мд «Великая Германия» танковый полк был и к началу боёв имел в строю 112 танков[120]. Кроме того, в составе ударной группировки севернее Белгорода помимо танковых и моторизованных дивизий находилась 10-я танковая бригада, которая по численности бронетехники была сравнима с двумя танковыми дивизиями и располагала более 200 новыми боевыми машинами Pz.VI «Пантера»[121].
110
Глани, Д., Хауз Д. Курская битва. Решающий поворотный пункт Второй мировой войны. М.: Астрель, 2006. С. 390-392.
111
ЦАМО РФ. Ф. 16-А. Оп. 1720. Д. 14. Л. 23.
112
Штеменко С.М. Генеральный штаб в годы войны. М.: Воениздат,1968. С. 154.
113
Великая Отечественная война 1941-1945. Краткая история. М.: Воениздат, 1965. С. 244.
114
Жуков Г.К. Воспоминания и размышления. М.: Новости, 1969. С. 490,491.
115
Это звание К.К. Рокоссовскому будет присвоено 29. 06.1944 г.
116
Военно-исторический журнал// 1992. №3. С. 31
117
Историяи Второй мировой войны 1939-1945. Т.7. М.: Воениздат, 1976.
118
NARA USA. Т.314. R.988. F.000148-000155; Т.314. R.988. F.000148-000155.
119
NARA USA. Т.315. R.556. F.000138.
120
NARA USA. Т.313. R.368. F.8654350.
121
NARA USA. Т.313. R.368. F.8654350.