Страница 10 из 52
В советской историографии этот вопрос всесторонне не был освещён, причём в основном по объективным причинам: к тому времени ещё не истёк 50-летний период секретности архивной документации, установленный законом. Следовательно, и предметно обсуждать было нечего. Поэтому в работах отечественных историков результаты деятельности разведки в марте-июне 1943 г. освещались поверхностно. Примерно так, как это отражено в книге ведущих советских специалистов по Курской битве Г.А. Колтунова и Б.Г. Соколова: «По заданию Генерального штаба велась тщательная разведка на участках Центрального, Воронежского и Юго-Западного фронтов. Перед Разведывательным управлением и Центральным штабом партизанского движения была поставлена задача – выяснить наличие и расположение резервов в оперативной глубине противника, районы сосредоточения войск, перебрасываемых с запада… Уже в начале апреля удалось установить, что противник стягивает в район Курского выступа крупные силы для большого летнего наступления. Это не могло не повлиять на решения советского командования, его замыслы»[53]. И этим изложение вопрос исчерпывался. Дальше авторы приступали к изложению процесса принятия решения о преднамеренной обороне.
Таким образом, примерно до первой половины 1980-х гг. при рассмотрении этой темы основное внимание уделялось описанию деятельности Генерального штаба и предвидению советских полководцев, в меньшей степени – боевой работе войсковых разведорганов и партизан, работа же стратегической разведки и её конкретные результаты практически не анализировались. Например, отдельные авторы отмечали важную роль в сборе ценных данных по «Цитадели» сотрудника НКВД Н.И. Кузнецова, действовавшего на оккупированной территории СССР под именем обер-лейтенанта П. Зиберта[54]. Однако оценить результаты его деятельности как разведчика сегодня пока трудно. В книгах «Это было под Ровно» и «Сильные духом» бывший командир Н.И. Кузнецова полковник Д.Н. Медведев, возглавлявший партизанский отряд «Победители», рассказал о его разговоре с рейхскомиссаром Украины Э. Кохом, состоявшемся 31 мая 1943 г., в ходе которого последний якобы сообщил о крупном «сюрпризе», который Гитлер готовит в ближайшее время большевикам под Курском, и рекомендовал поскорее возвращаться в свою часть[55]. В этих изданиях описываемые события были облечены в художественную форму, но во вступительной статье автор подчеркнул: всё изложенное им происходило в действительности[56]. Поэтому информация стала довольно широко использоваться, в том числе и в научной литературе[57]. О том, что такой разговор был и Н.И. Кузнецов действительно передал сведения по Курску в Центр, подтверждал и П.А. Судоплатов[58]. Однако в 1998 г. известный писатель и исследователь истории разведки Т.К. Гладков опубликовал выдержку из рапорта Н.И. Кузнецова о той памятной встрече, но упоминания Курска в ней нет. В разговоре речь шла вообще о мнении немецких военнослужащих «о подготовке наступления на Востоке»[59], без указания даты и места. Но даже если бы Курск и упоминался, в тот момент эта информация мало что давала Москве. Она могла лишь подтвердить уже известное: немцы готовят крупное наступление против Центрального и Воронежского фронтов, оборонявших Курский выступ.
Постепенно, уже на излёте советской эпохи, в открытой печати стали появляться статьи об активном участии в подготовке оборонительной операции и стратегической разведки. Наконец, после развала СССР в научный оборот начали вводиться документы спецслужб, печататься воспоминания их бывших сотрудников и книги исследователей с важными данными по этой теме. Однако вести анализ этого массива информации и воссоздавать процесс поступления руководству СССР данных о противнике перед Курской битвой историкам мешала и продолжает мешать подчинённость структур, работавших с загранагентурой, разным ведомствам. В то время основная информация шла от трёх спецслужб: Разведуправления ГШ (после 19.04.1943 г. с зарубежной агентурой Генштаба будет работать только его Главное разведывательное управление – ГРУ ГШ КА) Генштаба Красной Армии, НКГБ и Центрального штаба партизанского движения. Поэтому, чтобы оценить вклад сотрудников каждого из этих органов в победу на Огненной дуге, следует провести сбор и обработку всего комплекса источников, хранящихся в архивах сразу трёх ведомств: Министерства обороны, Службы внешней разведки, Федеральной службы безопасности, а это крайне сложно в силу их разной степени закрытости. Тем не менее, опираясь как на известные материалы, так и обнаруженные автором документы из Центрального архива Министерства обороны РФ и Национального архива США, лишь недавно ставшие доступными отечественным исследователям, попробуем выстроить процесс поступления основных донесений разведки по данной проблематике в хронологической последовательности, чтобы с учётом происходивших событий понять, влияла ли она на деятельность советского командования и в какой мере могла Москва использовать её для принятия ключевых решений в период подготовки Курской битвы.
Итак, в марте – начале апреля разведке были поставлены задачи: выявить намерения противника на период после завершения распутицы, определить цели и задачи, формы их реализации и районы сосредоточения главных ударных группировок. «Анализ обстановки показывал: именно тут (на Курской дуге. – З.В.) фашистское руководство попытается дать решительный бой; – вспоминал А.М. Василевский. – Но этого мало. Предположения нуждались в подтверждении разведкой, ибо в истории воин известно немало случаев, когда противник наступает не там, где его ждут»[60]. Первые данные о планах Берлина на район Курска поступили в Ставку из агентурных источников разведуправления Генштаба в Швейцарии 16 марта 1943 г., т.е. практически сразу же после захвата Харькова и подписания Гитлером оперативного приказа № 5. В радиограмме резидента в Берне Ш. Радо («Дора») отмечалось: «Немецкое главное командование намерено использовать освободившиеся после сокращения Центрального фронта сильные боеспособные части для обратного захвата Курска»[61].
Из донесения того же источника о совещании Г. Геринга с представителями промышленности и ОКВ, поступившего через двое суток, 18 марта, вытекало, что второй человек в Рейхе говорит о плане захвата Курска как о деле, фактически решённом: «Только что в замке Губертусшток состоялась конференция под председательством Геринга при участии руководящих представителей ОКВ и важнейших представителей немецкого хозяйства во главе с Рехлингом и Флейгером.
Геринг сделал доклад о стратегических, политических и организационных планах немецкого главного командования. Согласно этому докладу, немецкое главнокомандование после захвата Харькова и Курска ожидает новое наступление Красной Армии, но только через определенный промежуток времени, в течение которого немецкое командование надеется суметь обеспечить необходимым образом оборону между фронтом и линией «Оствал («Восточный вал». – З.В.).
Геринг выразил уверенность в том, что немецкому командованию удастся, благодаря отсутствию согласия между англосаксами и СССРблагополучно преодолеть критический период, переживаемый немецкой армией до середины апреля. После 15 апреля сокращение восточного фронта (срез Курской дуги, первоначально планировавшийся на 27 марта. – З.В.) и результаты «тотальной мобилизации» позволят снова укрепить западный и южно-европейский фронты сильными соединениями армии и воздушного флота и постепенно восстановить там прежнее положение»[62].
53
Колтунов Г.А., Соловьёв Б.Г. Курская битва. М.: Воениздат, 1970. С. 28.
54
Лукин А.А.,, Гладков Т.К. Николай Кузнецов. М.: Молодая гвардия, 1971. С. 82.
55
Медведев Д. Это было под Ровно. М.: «Правда», 1987. С. 156; Медведев Д. Сильные духом. М.: ДОСААФ, 1984. С. 200.
56
Медведев Д. Сильные духом. М.: ДОСААФ, 1984. С. 5.
57
История Второй мировой войны 1939-1945. Т.7. М.: Воениздат, 1976. С. 115.
58
Судоплатов П. Победа в тайной войне. 1941-1945 годы. М.: 0ЛМА-ПРЕССС, 2005. С. 344.
59
Гладков Т.К. «С места покушения скрылся…». М.: Гея, 1998. С. 242.
60
Песков В. Командная точка.//Известия. 2008. 8 мая.
61
Лота В. Без права на ошибку. М.: Молодая гвардия, 2005. С. 85.
62
Там же. С. 86.