Страница 9 из 21
Узнал о том отец доброго принца, великий император Элевзиль II - и опечалился. Опустилась голова его, потемнело чело и скатились две слезы на седую бороду.
- Неужто, - промолвил вновь император великий, - неужто восторжествует демон? Неужто осилит его черное коварное чародейство светлую силу святой молитвы? Неужто пропадет в неволе наш отважный сын, добрый Алекиан, Гонзорский герцог? Не бывать тому!
- Не бывать тому! - воскликнули в один голос вассалы императора, могущественные короли, благородные герцоги и добрые бароны, - встанем все как один за дело Света. И ни сил, ни жизней своих не пожалеем, дабы сгинула Тьма!.."
Доксит еще раз стрельнул глазом - кажется порядок. Бабенки вслед за императором Элевзилем роняют слезы, матросы чешут в затылках, пацаны тоже притихли... в носах даже ковырять перестали. Если бы еще не чародеи эти... Скалятся сволочи... Хорошо, что хоть молчат...
***
"...И воссели в седла короли, герцоги, бароны и добрые рыцари. И осенили себя святым знамением. И единым голосом возгласили отважные воины:
- Веди же нас, великий император!
Однако добрый император Элевзиль отвечал своим отважным вассалам:
- Не пришло еще время. Поверьте, более вашего желаем мы ударить на безбожного подлого демона и ведомых им орков, однако же пусть остережет вас судьба возлюбленного нашего сына, отважного Алекиана. Пусть подаст нам знак архиепископ Кениамерк, наш мудрый родич.
А архиепископ тем временем во главе своих клириков творил молитву и святой обряд. И закончив святой обряд встал с колен архиепископ Кениамерк, а за ним встали его клирики. И сказал архиепископ:
- Вот теперь пора. Был мне дан знак свыше, внял Светлый нашим мольбам, опечалила его судьба отважного и пылкого принца, благородного Алекиана!
И повторил за ним великий император, садясь в седло:
- Теперь пора.
И воззвав к Гилфингу склонили копья отважные бойцы и пришпорив коней устремились на демона и злобных орков. Началась тут битва, какой не бывало с тех самых пор, как в последней Великой войне сошлись силы Света и Тьмы!.."
Доксит перевел дух и быстро продолжил, не давая рассеяться впечатлению от созданной им эпической картины.
"Не устояла Тьма и в этот раз перед мирским оружием воинов императора, ибо нечеловеческую силу дала сему оружию святая молитва. Сразил император великий своей рукой тысячу орков, добираясь до демона, однако и тут исхитрилось проклятое чудище. Видя, как седобородый император заносит над его головой тяжкий меч, прочитал нечистое свое заклинание демон и, ударившись оземь, оборотился черным вороном и взмыл под облака... А все воинство его тут же рассеялось. Отворили тогда добрые воины темницы и вывели на свет всех, кто сидел там в ожидании злой участи. И вышел оттуда благородный Алекиан, Гонзорский герцог и обнял своего отца, великого императора. Отец и сын прослезились, да и все, кто был тому свидетелем, не могли сдержать слез... "
Попрошайка привстал со своего коврика и, с поклоном протянув к публике драную шапку, объявил:
- И как великий император вывел сына из зловещей темницы, так и вы, добрые люди, выведите меня из бедственного положения. Как великий император спас сына от демона, так же и меня спасите от голода и бедствий. Подайте, сострадательные светлые господа, от щедрот своих калеке и бедолаге. Подайте убогому и увечному, подайте бесприютному и гонимому...
Бормоча свои просьбы, Доксит удовлетворенно взирал на монеты, посыпавшиеся в его колпак. Молодки, всхлипывая и роняя слезы над горестной судьбой юного Алекиана, опустили в шапку несколько медяков, моряки тоже швырнули пару монет, стараясь выглядеть равнодушными и не показать друг дружке, как их растрогала история. Попрошайке даже показалось, что он приметил среди их денег мелкое серебро. Из стайки пацанов важно выступил атаман, парнишка постарше - и уронил в шапку Доксита медный грошик. Наконец шапка рассказчика остановилась перед магом и его подручными. Те вели себя странновато для учеников чародея толкали друг дружку в бока и хихикали, тогда как их наставник молча держался позади. Наконец один из молодцов криво ухмыльнулся из-под капюшона и заявил своим приятелям:
- Да ну вас! Я давно так не веселился, как сегодня. Это же прелестно... и небрежно бросил Докситу золотую монетку в пол-империала.
Ошеломленный бродяга машинально цапнул денежку и запихнул ее под лохмотья в потайной карман, а затем уставился на нежданного благодетеля - коротышку с заросшим рыжеватой щетиной подбородком, тщетно пытаясь подыскать слова благодарности... А тот заявил:
- Ты, конечно, все наврал, но твоя история меня позабавила... Я как-то не думал, что все можно изложить таким образом... А ты случаем не знаешь, где мне найти шкипера Томена Ротта с "Красотки"? Ты же тут в порту ошиваешься...
- Знаю, щедрый господин чародей, - быстро закивал Доксит, в то же время нервно облизываясь, озираясь и размышляя, в какую бы щель поскорее нырнуть со своей добычей, - Томена Ротта ваша милость отыщет в таверне "Под зарезанным эльфом".
Самый долговязый из колдунов хмыкнул, словно поперхнулся, другой с нездоровой бледной кожей, пихнул его локтем в бок, а первый - коротышка, пожертвовавший попрошайке золотой, кивнул Докситу и повернувшись, зашагал в указанном направлении. За ним потянулись остальные. Выглядело все так, словно в этой странной компании главным был не маг с открытым лицом, а один из его учеников, прячущийся под ученическим капюшоном...
***
Король Грабедор машинально погладил рукоять Молота Стомора, однако на сей раз прикосновение к реликвии не принесло обычного успокоения. Гном поднял голову от лежащего перед ним на столе пергамента и уставился на Слепнега.
- Итак, граф? - ренегата по традиции величали прежним титулом, но это была обычная вежливость, не более, все права и звания он растерял, изменив императору, из чьих рук, собственно говоря, и получил графский титул. Впрочем и само получение это тоже было формальным - в Империи давно уже графами становились по наследству, император лишь придерживался традиции, "назначая" графами законных наследников. Даже после Войны Графов и измены Слепнега с Кариканом положение изменилось мало. Император Элевзиль принял кое-какие унизительные для графов ордонансы, однако всерьез не осмелился лишить прав это могущественное сословие...