Страница 7 из 23
— С… спасибо.
От чая он отказываться не стал.
— И к чаю. Господин инквизитор с дороги проголодался…
— Я не…
— В Тортхейм поезд прибывает в шесть пятнадцать. Лавки еще закрыты, да и вы кажетесь мне достаточно благоразумным человеком, чтобы не покупать там еду…
А губы платком вытер, глянул украдкой и убрал в карман. Надеюсь, у него не чахотка. Мне-то она уже не повредит, но наш климат для чахоточников, что последний гвоздь в гробу.
— …потом пока добрались до города…
— Я понял.
Отрезал жестко. Глазом синим сверкнул. Ага, а я взяла и испугалась…
— Мы ждали вас, — наконец тетушка Фелиция соизволила расклеить губы. — Еще вчера… вы не слишком спешили.
Ну… с учетом того, что из столицы поезд идет тридцать часов, да и те при везении, прибыл он весьма быстро. Но, видимо, затрапезный вид Диттера ввел нелюбимую тетушку в заблуждение.
Зря. Но я помолчу.
Чем больше они поговорят, тем легче будет мне найти понимание.
— Фелиция хочет сказать, что мы все очень волнуемся, — влез дядюшка Мортимер, куда лучше представлявший себе, что такое есть Церковь и Инквизиция. — Вам стоило предупредить, и мы бы отправили машину…
Он это знал. Именно поэтому добирался сам. И готова поклясться, у дома он объявился час-другой тому назад… вон, вымок весь. Я глянула на окно: дождь идет, но не такой уж сильный. А на ботинки грязь налипла… надеюсь, ведомый любопытством и желанием проломить защиту дома, он не сильно газоны потоптал.
Все равно ничего не добился.
С севера дом защищала стена колючего терна, высаженного моей бабушкой и лучшей ее подругой, которая еще той ведьмой была. В общем, терн получился с непростым характером. Чужаков он не любил, а к регалиям относился с полным равнодушием, которое наш гость, полагаю, успел прочувствовать.
Вон, какой дырищей на куртке обзавелся. Знакомо…
С юга жил виноград. Лишенный колючек, характером он обладал куда как мягким, но при том упорным, и пока ни одному вору не удалось подняться даже до второго этажа, не говоря уже о третьем. Последнего, помнится, жандармерия три часа извлекала из кокона. Как не задушился, ума ни приложу.
С запада почти сразу за домом начинались болота. Гулять по ним я бы не советовала, пусть и выглядели они зелено и нарядно. По весне шейхцерия зацветала, и от болотных пустошей вообще было глаз не оторвать, но… сколько там сгинуло народу, и думать не хочется. Несколько раз городские власти выступали с инициативой осушения, но я ее по понятным причинам не поддерживала. Нет, мешать не мешала — на муниципальной земле власти могут хоть сушить, хоть золотом расплавленным заливать, но и денег не дала. А без денег инициативы почему-то глохли.
В болота инквизитор не полез. Уже хорошо.
— Мы просто желаем узнать, — голос тетушки Нинелии был тих и полон смирения. — И вправду имело ли место чудо…
— Я… скажу… позже.
Инквизитор шмыгнул носом. И оглушительно чихнул. И снова чихнул.
— И… извините…
Он опять шмыгнул носом и совершенно неинтеллигентно вытер его о грязный рукав. Огляделся…
— Присаживайтесь… устали?
Устал. И готов не то что сесть, упасть в кресло, но треклятая гордость мешает жить.
— Боюсь, моя одежда…
— Бросьте, — я позволила себе быть любезной. В конце концов, от этого человека зависит моя судьба. Нет, я далека от мысли, что подобная мелочь заставит его наступить на горло долгу и полученным инструкциям, но… нам еще довольно долго терпеть общество друг друга, и в отличие от родственников его я из дому не выставлю.
А потому зачем портить отношения?
— Садитесь. Потом почистят… Может, стоит послать кого-то за целителем? Наш климат коварен, не стоит обманываться теплом…
— Тепло? — возмутился Диттер.
Ну… как для кого, для местных сегодняшний день был скорее теплым, хотя бы ввиду отсутствия пронизывающего ветра. Да, курорт у нас специфический.
— Вполне, — заверила я. — Но все равно промозгло, а это, знаете ли, весьма способствует всякого рода простудам.
— Я заметил.
— Они уже спелись, — зашипела тетушка Фелиция, пихая Мортимера в бок. — Сделай что-нибудь!
— Что, например?
Ссориться с Инквизицией дядюшка не будет, а потому поостережется лезть ко мне… во всяком случае, пока не будет всецело уверен, что это сойдет ему с рук. А он приготовился. И амулетик свой снял. Надо же, я и не сразу заметила. Правильно, старший дознаватель — лестно, что птицу столь высокого полета не пожалели — это вам не начальник местной жандармерии.
Мои губы сами собой растянулись в улыбке.
А ведь не знают… ни начальник упомянутый, ни мэр, ни прочие особы положения высокого… достаточно высокого, чтобы время от времени портить жизнь одной милой девушке.
Подали чай.
И черный хлеб с паштетом и карамелизованным луком. Все-таки за фантазию нашей кухарки я готова была простить ей прочие мелкие недостатки, вроде склонности к воровству…
Тетушка Фелиция пила чай, манерно отставив палец. В ее представлении это подчеркивало ее аристократизм и утонченность, а я не спорила. Смысл?
Тетушка Нинелия от чая отказалась.
Дядюшка устроился у камина, вытянув короткие ноги. Он вздыхал и покряхтывал, словно опасаясь, что, если замолчит, мы забудем о нем.
Фердинанд застыл, уставившись в раскрытый блокнот.
Все молчали.
А кузенов моих как-то давненько не видать. Они не из той породы, которая умеет быть незаметной, следовательно, меня ждет очередной сюрприз и, сомневаюсь, что приятный. Кузина же с того самого неудачного свидания старалась не покидать своей комнаты, что было разумно.
— Как ваше самочувствие? — вежливо поинтересовался Диттер.
— Спасибо, неплохо. — Я откусила кусок тоста, щедро намазанного чесночным маслом.
Прелесть. А фирменный соус с волчеягодником вышел просто отменным… Голода я по-прежнему не ощущала, что, однако, нисколько не мешало мне получать удовольствие от еды.
— Крови не хочется?
К чаю подали портвейн из старых запасов, что свидетельствовало о немалой симпатии старика Гюнтера к гостю. На моей памяти никто этакой чести не удостаивался… Что ж, мне следовало присмотреться к инквизитору получше. Дворецкий, доставшийся мне в наследство вместе с домом, обладал отменнейшим чутьем на людей и полным отсутствием пиетета перед чинами.
Помнится, нашему мэру он подал молодое вино, которое ко всему слегка перебродило и потому изрядно отдавало уксусом и почему-то пованивало рыбой. Его обычно наливали рабочим, которых нанимали привести сад в порядок… Рабочим оно нравилось, а вот мэр обиделся. Зря.
— Нет.
— Совсем?
И прищурился. Ага, знакомый взгляд… Не было у него бабули с гибкою линейкой, которая выправляла не только осанку, но и прищур.
Менять поле зрения надо без гримас. Вот так.
— Совсем, — я широко улыбнулась и пригубила портвейн.
А про кровь он зря сказал. Я вдруг представила ее, такую горячую, тягучую, слегка солоноватую… представила и содрогнулась.
Мерзость какая!
А Диттер моргнул.
Его шуточки?
— Полегче, — я постучала коготком по бокалу. — Я ведь и жалобу подать могу.
— Только после того, как будете признаны истинно воскресшей…
Это мне вежливо намекали, что в случае, если я вдруг откажусь сотрудничать, то воскрешение не признают, а меня объявят нежитью? Вон как дядюшка встрепенулся.
— Мне кажется, этот вопрос требует отдельного… обсуждения…
Ага, и в глазах надежда пополам с сомнением. Небось, прикидывает, стоит ли подходить со взяткой, и если да, то сколько предлагать, чтобы не оскорбить столичного гостя, а заодно уж и не переплатить.
— Что вы чувствуете?
— Желание выставить их из дома, — я обвела рукой свою семейку. — Надоели несказанно… а в остальном, ничего особенного…
Я вновь прислушалась к себе. Вяло шелохнулась жажда мести и утихла. Кому мстить? За что? Незавершенные дела? Вот запись к цирюльнику пропустила, а мастер Отто терпеть не может женщин, которые не приходят вовремя. Это чревато отлучением от круга избранных, кому он делает укладку собственноручно. Надеюсь, он войдет в мое положение и посчитает смерть причиной достаточно веской.