Шепот

— Ты писать то научилась? — поинтересовалась я. Она довольно, отрицательно замотала головой. Отлично, как же с ней объясняться. И тут меня поразила мысль, что скажет Тэкео, что он сделает с девочкой? Я обреченно махнула рукой, отмахиваясь от мыслей, выбора у меня всё равно нет.

— Ну, пошли, — я с трудом поднялась, — но имей в виду, прислушиваться и приглядываться, вовсю. И я ничего не обещаю. Не известно, что будет, когда мы дойдём, — предупредила её я.

Мы шли два дня, в слепую, без меток и даже не представляя куда идём. У Мари оказался с собой нож, а на ботинках обнаружились шнурки, теперь делать уколы было проще. А ещё находчивая девица, в отличие от меня, набрала немного еды, когда она закончилась, Мари с ловкостью кошки отыскивала и ловила жирных крыс, так что перебоев с мясом у нас не было.

А ещё, в пути, у меня сложилось стойкое ощущение, что всё происходящее казалось малышке игрой.

К вечеру второго дня лес поредел, и мы вышли к деревушке. Я здесь не бывала. Притаившись за деревьями, я старалась разглядеть, что там творится. Долго я вглядывалась в поселение, которое затягивало вечерней дымкой тумана, солнце село, и начало ощутимо холодать, ну да самое время для ливней. Была почти середина лета.

Мари, до этого егозой скакавшая вокруг, замерла у соседнего дерева. Чёрт, как плохо, что начало темнеть, я всё меньше различала. Вдруг девчушка подскочила ко мне и потянула за рукав, указывая куда-то. Когда я посмотрела, куда указывала моя попутчица, из груди вырвался облегченный вздох. Из-за забора выходили и становились на постах часовые. Но обрадоваться меня заставило, что все они были в чёрной форме повстанцев. Эту форму мы получали с одной, из благосклонно относящихся к нам, фабрики. Мы их кормили, а они шили нам удобную, форменную одежду.

Я уверенно схватила ладошку Мари и пошла к домам. Нас заметили солдаты и навели на нас несколько стволов.

— Свои, — просипела я. Кричать не могла. Крикнула я один раз, тогда…

Часть ружей опустились, но пара продолжала держать нас на мушке. Когда мы подошли, я услышала знакомый голос:

— Ася! Чёрт тебя дери! Где ты была? Мы весь лес прочесали, — воскликнул Рон, парень из отряда Ли.

— На меня напал кто-то, пришлось скрываться, — я не стала упоминать, что ушла от туда, где меня оставили.

— А это кто с тобой?

— Это Мари. Не подскажешь где Риши. А то я малёк ушиблась, хочу, чтоб он меня посмотрел.

— А почему в таком виде? — по дороге поинтересовался парень.

— Длинная история, — махнула я.

— Пропажа, — сгрёб меня в объятиях врач, когда я зашла в небольшой домик, который отвели под больницу.

— Тише, — захрипела я, потому что ребро и ушибы заболели с утроенной силой, даже вправленная челюсть, о которой я забыла, заболела.

— Что с тобой? — деловито осведомился друг.

— Куча ушибов, вправленная челюсть и кажется ребро сломано.

— Малышка? — удивился врач, заметив девочку, стоявшую у двери. Он помнил её, от этого мне стало тепло на сердце.

— Да, я подобрала её. Поселение, где жили выращенные из лагерей, нашли солдаты Общества. Она и ещё несколько человек спаслись. Я их довела до ближайшей деревни, а она, вот, втихаря, за мной пошла. Я уж с полпути сворачивать не стала.

Пока я всё это рассказывала, врач раздел меня, уложил на лежанку и принялся ощупывать чуткими пальцами. Дойдя до живота, он остановился, а потом, с особой тщательностью, взялся его осматривать.

— Что-то не так?

— Скажи Ася, а у вас с Германом был половой акт?

— Что? — не поняла я. Нет, конечно, мы проходили на биологии, что такое бывает, но как это происходит, я совершенно не представляла.

— Ну… как бы… — друг замялся, — что-то кроме духовной близости.

— Ячейка была, — я непонимающе уставилась на него. Врач пожевал губу и внимательно посмотрел на меня.

— Да, что я глупости спрашиваю, — наконец махнул рукой он, — полежи немного, я сейчас вернусь. А ты, пойдём, — он, взяв Мари за руку, вышел из комнаты, оставив меня, почти раздетую, мёрзнуть на кушетке.

Через минут пять он вернулся, следом за ним вошла незнакомая женщина, точнее я её видела в поселении, но знакома с ней не была. Она деловито ощупала мой живот и задумчиво кивнула:

— Думаешь, это оно? — спросил друг.

— Однозначно, — подтвердила женщина.

— Сколько?

Она ещё раз ощупала меня:

— Три месяца.

Да что случилось? Почему они так переглядываются? Мне стало страшно. Неожиданно, я совершенно ясно почувствовала, что не хочу умирать. Непонятно почему, но во мне выло и кричало желание жить.

— Ладно, спасибо Кати, дальше я сам, — кивнул Риши, и женщина покинула палатку, оставив нас наедине.

— Да что происходит? — не вытерпела я.

— Тебе нельзя ходить на вылазки.

— С чего это? — мне уже хотелось тюкнуть друга, чтобы он, наконец, сказал, что со мной творится.

— Ты теперь себя должна беречь, как хрустальную вазу!

— Риши, — угрожающе прошипела я.

— Ася, ты беременна.

— Я… что? — его слова, словно мед, просачивались по капле в мой мозг, заполняя его сладкой, тягучей, янтарной массой. Я беременна. Беременна!!!

— Это же ребёнок Германа? — глупо спросила я.

— Вот уж этого я не знаю, — ухмыльнулся друг, явно подначивая меня.

Он выглядел таким довольным, будто узнал, что отцом становится он. Его моська расплывалась в блаженной дурацкой улыбке, а глаза светились непомерным счастьем. Я погладила свой живот. Надо же, ребёнок. Наша с Германом малышка! Надежда на жизнь, я ещё раз коснулась живота, Хоуп.

12

Рядом со мной опустился Кондрат:

— Иди, поспи. Завтра ещё общаться с этими странными переговорщиками, — буркнул он.

— Да почему же странными, — я пожала плечами, — они не хотят войны, мы не хотим войны, нам нужно место, где жить — отличный вариант.

— Ну да, а потом мы пойдём к ним, лагеря охранять. Действительно, отличный вариант, — передразнил меня парень.

— Кондрат, не бывает только белого или черного, — опираясь на его плечо, поднялась я, — тем более они просто не хотят, чтоб мы их тронули. Что нам мешает временно согласится? Или у тебя под каждым кустом друг, который не стремится тебя прибить.

— Я не понимаю! — переходит громкий, возмущенный шепот парень, — Столько лагерей было разрушено за всё время существования повстанцев, почему нас ещё не армия? Почему нас не поддерживают мирные жители? Почему, чёрт побери, Общество всё ещё на коне.

— Ты не туда смотришь, — улыбнулась я, — вначале мы разрушили Общество, как единый организм и оно превратилось в лебедя, рака и щуку. Сейчас мы делаем следующий ход, мы будем объединять несогласных с режимом, но замученных, у которых пока нет сил бороться, под нашим крылом. А почему нас мало? Так потому что очень много выращенных, а Тэкео избегает их помощи, и, иногда, я согласна с его решением.

— Почему ты так говоришь?

— Потому что не все они адекватны после лагерей, а точнее многие не адекватны. Они живут в каком-то своём мире, в который нам ходу нет. Я их не боюсь, но в борьбе они нам не помощники. Хотя всегда есть исключения и их нужно видеть. Будь внимателен, — я, прихрамывая, от того что затекли ноги пошла к палатке.

Не адекватны… да немало выращенных я за последнее время повидала. Многие из них жили по какой-то даже им не понятной программе и лишь редкие смогли адаптироваться, вернее смогли только те, у которого был якорь в настоящей жизни, у Кары была я, у Мари… Мари ещё ребёнок у неё по определению пластичная психика.

Засыпала я тяжело, считая до ста по нескольку раз и только когда я вдруг поняла, что в очередной раз сбилась, сон, наконец, пришел. Снилось мне что-то странное. То я видела своё село, живущее обычной жизнью, то неожиданно картинка мигала, сменяясь очередной битвой, затягивая и душа меня, но кто-то словно встряхивал калейдоскоп и всё становилось на свои места и перед моим взором было моё село и ферма, на которой я трудилась. Проснулась словно от толчка: нельзя больше спать.