Пугливая (ЛП)

«Один-два-три-четыре-пять».

— Ты сказал, что она помята? — спрашиваю я.

Мэр разворачивается и идёт к своей машине, новой модели «Каприс» с кожаными сиденьями и отделкой из дерева. Я знаю эту машину, потому что раньше я в ней бывал. Мы с Пайком сидели на заднем сидении и играли с электрическими стеклоподъемниками, пока Картер навещал нашу мать. Когда родилась Ханна, он перестал заходить, уговорив маму ездить к нему. Думаю, ему доставлял слишком большие неудобства вид его внебрачного умственно-неполноценного ребенка. Ханна оставалась со мной и Пайком, и пока моя мать, забравшись к нему в машину, оставляла своих маленьких детей одних, без присмотра, рядом с гребаной рекой, мы следили, чтобы с Ханной ничего не случилось.

Мне нельзя его бить.

Вместо этого я отбрасываю гаечный ключ и, выбрав из ряда висящих на стене инструментов молоток-гвоздодёр, иду вслед за Картером на улицу. Может, я пробью ему грудь расщепом молотка.

Он показывает мне небольшую вмятину на водительской двери. Она такая крохотная, что, будь я постарше, мне понадобились бы очки, чтобы ее увидеть. Черт, может мне и правда нужны очки. Я такие штуки не ношу, разве только, чтобы прочитать номера двигателей или заказать детали из одного из этих идиотских каталогов поставок, где всё печатается самым мелким шрифтом.

— Похоже, кто-то напротив неудачно открыл дверь, — говорю я. — И что ты от меня хочешь?

Он поднимает брови.

— Я хочу, чтобы ты это исправил, тупой ты болван. Господи, и что эта Карлино в тебе нашла, ума не приложу.

Кэсси. Он говорит о Кэсси. Теперь я знаю, зачем взял с собой молоток. Я улыбаюсь Картеру, и он, похоже, ошарашен.

— Возможно, ты и прав, — говорю я. — Поэтому я исправлю всё бесплатно.

И я знаю, что мне не стоит этого делать, потому что я пробыл дома всего сколько… неделю?

Но они думают, что я как-то связан с Дженнифер, я просто это знаю. И что-то мне подсказывает, что пройдет совсем немного времени, и шериф Кинг или мэр Картер найдут способ вытолкать меня из Ган-Крика.

И я столько грёбаных лет провёл в тюрьме, что для меня теперь насилие — это ответ на все вопросы.

Так что, да. Я знаю, что не должен поддаваться на провокации. Попробуйте сказать это акуле, почувствовавшей в воде запах крови.

В полном недоумении он смотрит на то, как я отвожу молоток назад и, размахнувшись, что было сил, превращаю крошечную вмятину в кратер размером с небольшой пригород.

— Черт! — произносит он, отступив назад. — Погоди, вот я расскажу об этом твоей матери.

Я снова замахиваюсь и обрушиваюсь на металл. Какое обалденное чувство.

— Не говори о моей матери, — рычу я и, переключившись на окно водительской двери, одним движением разбиваю стекло.

Надеюсь, он сядет своей жирной задницей на осколки, перережет себе бедренную артерию и истечёт кровью.

— Ты заплатишь за это, Бентли, — произносит он, отступая еще на один шаг.

Мне нельзя его бить.

— Вали нахрен из моего гаража, — говорю я, хотя это вовсе не мой гараж. — Я же говорил, что у нас всё занято.

— Пожалуй, я просто вычту это из счета твоей мамы, когда в следующий раз её навещу, — цедит он, и в его глазах снова вспыхивает нечто похожее на угрозу.

Мне нельзя его бить.

Я его бью.

К счастью, всего лишь своим кулаком, а не молотком-гвоздодёром. Потому что, если бы это был молоток, то мэр Картер сейчас валялся бы у моих ног мёртвый, а шериф Кинг уже мчался бы сюда на всех парах, чтобы радостно сопроводить меня в тюрьму на всю оставшуюся жизнь.

— Слушай, ты, гребаный кусок дерьма, — говорю я, схватив его за шкирку и пригвоздив к машине его жирную задницу.

У него из носа идет кровь, и мне надо быть осторожнее, чтобы она меня не запачкала.

— Я знаю, что ты отец Ханны. Об этом никто не заикался, но я знаю. У нее такие серьезные проблемы с папашей, что она трахается в этом городе со всеми подряд, кто постарше нее. Представляешь, забеременела? Ну что за фигня?

Он ничего не говорит. Слегка бледнеет, но не произносит ни слова.

— Я забыл тебе сказать, Хэл. У меня очень хороший адвокат из «Правовой помощи». Какая-то большая шишка из крупной юридической фирмы в Рино, выросшая в здешних краях. Она — единственное, с чем мне в этой чертовой жизни повезло. Поэтому ты, блядь, сейчас пойдёшь и купишь для моей сестры и ее ребенка кроватку, и пришлёшь ее анонимно, а я притворюсь, что этого разговора не было.

Его лицо становится белым, как мел.

— Ты все равно скоро вернешься в тюрьму, неудачник, — говорит Картер, держась за свое разбитое лицо.

Облизав губы, я ухмыляюсь и провожу пальцами по острому расщепу молотка.

— У тебя есть собака, Хэл? — спрашиваю я.

Он вскидывает брови.

— Что?

— Одна из этих тявкающих пуделей, — говорю я, глядя на него с таким угрожающим видом, какой только могу на себя напустить. — Бьюсь об заклад, собаке такого размера этот молоток начисто снесёт башку.

Разумеется, я блефую. Я бы никогда не тронул собаку. Никогда не причинил бы вред животному. Люди — это совсем другая история.

— Эти собаки хорошие охранники, Хэл? — спрашиваю я. — Кажется, в этом смысле от них немного толку. Я имею в виду, что зубы у этого молотка гораздо больше, чем у комнатной собачонки.

В доказательство своих слов, я вдавливаю острие молотка в середину ладони до тех пор, пока оно не вонзается мне в кожу. По руке течет кровь, и я демонстрирую свою рану мэру. Он отшатывается назад. Он, наверное, думает, что я конченый псих, но это хорошо. С психами не связываются. Их не достают. И уж совершенно точно не угрожают их матерям и не бросают их сестер.

— Кажется, такой раной незваного гостя не убить, а, Хэл?

Он сглатывает, на его усыпанной пигментными пятнами шее подпрыгивает кадык. Меня от него тошнит. Все в нем вызывает у меня тошноту, и я напоминаю себе, что, по крайней мере, он точно не мой отец. Что Ханна достаточно простодушна, чтобы оставаться в стороне от реальности человека, который дал ей жизнь.

— Тебе никогда не выбраться из этого города, парень, если только с билетом в один конец до «Лавлока», — говорит он, вытирая кровь рукавом рубашки. — Помни об этом.

Он возвращается к машине своей жены, а я смотрю на его лысеющую голову и представляю, насколько лучше бы она смотрелась, расколоти я её в кровавое месиво своим гаечным ключом.

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

Кэсси

— Мне нужна твоя помощь, — говорит Дэймон, вырвав меня из раздумий.

Я набираю в большой пластиковый шприц мамину смесь, чтобы ввести его в ее трубку для кормления, и проверяю все ли стерильно, все ли правильно закреплено. С противоположной стороны кухонного стола Дэймон бросает передо мной стопку листов.

Объявления. На меня со школьной фотографии смотрит Дженнифер. Я никогда раньше не замечала, как она похожа на своего брата. У них одинаковые глаза, одинаковые слегка вздернутые носы. Даже передние зубы одинаковой формы.

— Кэсси.

— Да, — отвечаю я, откладывая в сторону шприц и вытирая о джинсы руки. — Тебе нужна моя помощь?

— Можешь их расклеить? — он постукивает пальцем по стопке объявлений. — И друзей своих тоже попроси помочь.

«Нет у меня никаких друзей», — хочется сказать мне.

— Конечно, — отвечаю я. — Завтра я работаю с обеда. Утром этим займусь.

Мне не хочется торчать на морозе и расклеивать плакаты девушки, которая, скорее всего, уже мертва. Но, пока я была на работе, Дэймон похоронил за меня собаку. Так что, думаю, я должна что-то сделать, чтобы ему помочь.

***

На следующее утро я отыскиваю на дне шкафа свой старый школьный рюкзак. Он по-прежнему весь в дырах и украшен наклейками. Я сглатываю подступивший к горлу ком, отгоняю нахлынувшие воспоминания и запихиваю в него кучу объявлений с фотографией Дженнифер. Беру из гаража степлер, рулон скотча и я готова. Дэймон отвозит меня в закусочную, в которой собираются остальные добровольцы, чтобы обсудить дальнейший план действий.