Страница 25 из 43
Испанская и португальская литературы раннего Нового времени упоминают образы цыган только на периферии своих произведений. Выполняя сомнительные услуги вроде гадания или помощи в поиске кладов, они изредка вторгаются в сферы жизни других социальных слоев. Чаще они упоминаются в плутовских романах как часть пестрой народной жизни. Кроме того, испанским авторам мы обязаны самым устойчивым мотивом «цыганской» литературы, кражей детей, который впервые всплывает у Лопе де Руэда (ок. 1510–1565) в пьесах «Комедия под названием Медора» (1567) и «Цыганка-воровка». Там рассказывается, как цыганка украла маленького мальчика и подменила его своим собственным смертельно больным сыном[332]. Анекдотами о мошенничестве цыган при торговле скотом сдобрены плутовские романы, скажем, Херонимо де Алькала Яньес-и-Рибера (1571–1632) и Висенте Эспинеля[333]. Традиция плутовского повествования в других европейских странах не отстает. В качестве бурлескных героев цыгане появляются в английских маскарадах вплоть до поэмы «Едюпка» (1525)[334] рагузского[335] поэта Андрия Чубрановича (1500 —ок. 1559).
В маскарадном спектакле Жила Висенте (1465–1536) «Auto das Ciganas» (напечатано в 1562 г.), показанном португальскому королю Жоану III в Эворе и написанном на испанском языке, на сцене выведены четыре «цыганас» (цыганки) и четыре «цыганос» (цыгана), которые указывают на свое египетское происхождение («ribera del Nilo»[336]). В этом ауто они пытаются лестью и заклинаниями завоевать благородных зрителей – дам и господ, – чтобы те решились подвергнуться их мошенническим практикам. Им не удается ни сделка по обмену лошадей и ослов, ни получение денег за предсказание про будущих женихов. В печатной версии 1562 г. делается попытка фонетически передать язык цыган, как, например, приписываемую им шепелявость (сесео). Сервантес тоже дает такую сценическую ремарку к своей пьесе «Педро де Урдемалас» (1615): «Все, кто исполняет роли цыган, должны сохранять речевое своеобразие речи цыган»[337]. Пресьоса в одном месте, где она просит милостыню, говорит «подчеркнуто по-андалузски»[338]. Духовные игры Средневековья велись с использованием аналогичных средств, когда священнослужители употребляли псевдоеврейские слова, чтобы раздуть антиеврейские настроения. Чуждый язык усиливает отталкивание, персонажи становятся «скрытными, опасными, странными, смехотворными существами»[339].
Возможно, как раз именно это отличает Пресьосу Сервантеса от точно так же гадающих, танцующих, поющих и порой столь же прекрасных Мартин, Кассандр, Лукреций и Джиральд. Она может представлять собой все что угодно, но только не смехотворное, опасное или непонятное существо, она – никак не униженная, отталкивающая периферийная фигура, которой история могла бы пренебречь. Характер, образованность и ум выделяют ее.
Европейская литература недостатка в подражаниях не испытывает[340]. Ее персонажи формируют образ «прекрасной цыганки» вплоть до наших дней. Нельзя не упомянуть самые ранние важные этапы: в Испании начинается победное шествие «маленькой цыганочки», с более или менее успешными сценическими воплощениями, такими как «Мадридская цыганочка» (без даты, предполож. 1631 г.) Хуана Переса де Монтальбана (1602–1638), и одноименная пьеса Антонио де Солис-и-Риваденейра (1610–1686)[341], написанная в 1671 г. Окрыленный успехом выступающей в испанском костюме танцовщицы «La belle Liance» при дворе Фонтенбло[342], вскоре после испанской публикации новеллы Сервантеса в 1615 г. Франсуа де Россе выпускает французский перевод (ок. 1570–1619). Следом появляется сценическая версия под типизирующим названием «Прекрасная египтянка»[343] или «Прекрасная цыганка», а в 1770 г. в Германии она выходит под заголовком «Занимательная история принцессы Заины, урожденной египтянки»[344]. Еще при жизни Томас Миддлтон (1570–1628) и Уильям Роули (1591–1627) ставят на сцене свою версию «Испанской цыганки», которая затем, в 1653 и 1661 гг., будет опубликована[345]. Прозаический перевод на английский появляется в 1640 г.[346]Популярной «прекрасная цыганка» становится только в XIX в., когда Генри Вордсворт Лонгфелло (1807–1882) публикует новеллу «Испанский студент» (1843). В том же году в Лондоне Уильям Балф (1808–1870) создал на основе материала о Пресьосе шедевр под названием «Богемская девушка» и снискал мировой успех в сфере индустрии развлечений.
Совершенно иной вклад в быстрое распространение «Цыганочки» среди образованных гуманистов Европы внес новый новолатинский перевод, выполненный Каспаром Барлеусом (1584–1648) в Антверпене в 1655 г.[347] В Нидерландах ему предшествовал перевод на голландский. В 1637 г. появилось произведение Якоба Катса (1577–1660) «Selsaem trougeval tusschen een Spaans Edelman en een Heydi
Разве успех новеллы Сервантеса не противоречит предположению, что цыгане «заметны» только тогда, когда сталкиваются с силой, которая хочет их уничтожить? Только их чуждый образ жизни и их преступления находят отражение в документах, которые дошли до нас: от хроник до литературных произведений. У Сервантеса все это по-другому – и с другой стороны, как у всех. Об их постыдной жизни и их проступках мы и здесь узнаем все, что обычно им предъявляют. Уже первая фраза – настоящее оскорбление:
Похоже, что цыгане и цыганки рождаются только затем, чтобы быть ворами; их родители – воры, и растут они среди воров; их обучают воровскому ремеслу, и в конце концов они становятся прожженными ворами. Удовольствие от воровства настолько становится их второй натурой, что отвадить их от этого может только смерть[351].
В новелле они обманывают с помощью лечебной магии[352], торгуют крадеными мулами, клейма которым подделывают[353], обладают природными целебными средствами[354], откапывают клады[355], и – это является ядром повествования – они украли ребенка по имени Пресьоса. Группа цыган занимает амбивалентное положение, нечто среднее между большой семьей защитников и уголовной бандой. Цыгане кочуют повсюду, а именно внутри городов и по сельской местности. С одной стороны, они добывают себе пропитание гаданием, а также музыкальными и танцевальными представлениями на праздниках, например, в честь святой Анны, покровительницы Мадрида. С другой стороны, они выживают благодаря мелким уголовным преступлениям. Однако притчей во языцех эта группа цыган в Мадриде становится благодаря другим делам: в положительную сторону их выделяет пение и танцы пятнадцатилетней Пресьосы. В свете ее успеха они предстают художниками, для которых в других случаях поэты пишут поэмы и которых, согласно комментарию Сервантеса, «голод… вынуждает совершать такие дела, которых они иначе никогда бы не совершили»[356]. Занятия искусством, поэзия и виртуозность, а не обман и не преступление, создают субтекст этой новеллы.
332
«Comedia Ilamada Medora», в: [Rueda 2001: 215–255].
333
«La gitana ladrona», в: [Rueda 1990: 185–189].
334
‘египтянка, цыганка’ (хорват.) (примеч. пер.).
335
Представитель Дубровницкой литературы, или литературы г. Дубровник (Рагуза), существовавшего в качестве независимой или автономной республики около 1500 лет. Особого могущества и экономического расцвета Дубровницкая республика достигает в XV и XVI вв. (примеч. пер.).
336
[Vicente 1928: CCXXXVI].
337
«Pedro de Urdemalas», в: [Cervantes 1970: 978].
338
[Cervantes 1986: 13].
339
[Przybilski 2004: 123].
340
Подробно: [Wurzbach 1901]. О рецепции в романских странах наиболее познавательно: [Niemandt 1992]. См. тж.: [Charnon-Deutsch 2004: 38–44].
341
См.: [Wurzbach 1901: 397 ff.].
342
Cp.: [Filhol 2005: 23].
343
См.: [Wurzbach 1901: 402–405] и из последнего: [Tinguely 2008: 41–59].
344
[Anonym 1770с].
345
См.: [Wurzbach 1901: 405–408].
346
Ср.: [Ibid.: 405].
347
Cp.: [Niemandt 1992: 18].
348
[Schneider А. 1898: 271].
349
[Tengnagel 1969].
350
[Dusart 1644] и [Dusart 1657].
351
[Cervantes 1986: 3].
352
См.: [Ibid.: 42].
353
См.: [Ibid.: 44].
354
См.: [Ibid.: 56].
355
См.: [Ibid.: 65].
356
[Ibid.: 4].