Страница 5 из 13
Во время прогулки я забрасываю ее вопросами, пока мы не останавливаемся перед мраморной статуей под названием La Bocca della Verità – «Уста истины». Как гласит легенда, если вы произнесете ложь, держа руку у нее во рту, она ее откусит. Статуя игривая и красивая.
Никогда не видела такого высокого искусства ню. Там нет сексуальной вибрации, как у соблазнительных голых женщин из коллекции моего отца в гараже и в нашей берлоге. Эта изящная обнаженная женщина не заставляет меня испытывать неловкость; она вызывает положительные эмоции. Хочу быть похожей на нее, отдавая должное ее игривому, женственному духу, а не только ее красоте и сексуальности.
Мы блуждаем по фермерскому рынку под открытым небом, с ярко-оранжевой морковью и рубиново-красной свеклой, такими свежими, что к ним еще прилипла земля. Лук, картофель и лук-порей переполняют деревянные ящики. Не знаю, что такое «fromagerie”[2], но здесь искусно устроены и уложены маленькие горки крошечных сыров всех мыслимых оттенков желтого, кремового и оранжевого. Поставщики с гордостью смотрят на свою продукцию. Ничего похожего не увидишь в супермаркетах у нас дома.
– Bonjour mademoiselles! (Добрый день, девушки), – кричат мясники в фартуках, залитых кровью, когда мы проходим мимо мясного прилавка. Огромные куски мяса висят над головой. Мы хихикаем над чучелами уток, которые выставлены напоказ.
Валюта – для меня загадка, поэтому, расплачиваясь за товары, показываю продавцу свои банкноты и монеты. Они берут нужное количество и дают сдачи, великодушно обучая меня пользоваться французскими деньгами. Вскоре у меня оказываются пакеты со свежим йогуртом, сыром, фруктами, хлебом и пыльной бутылкой домашнего вина за один франк.
Мы со Скарлетт медленно возвращаемся в отель. Я привязываю свой пакет с йогуртом и сыром за окном, на перилах балкона, надеясь, что голуби не украдут его. Кому нужен холодильник в такую погоду?
Мы вырываем страницы из моего дневника и делаем доску для игры в нарды. Таблетки аспирина и монеты – наши игровые шашки. Мы играем часами, вместо бросания костей поочередно вытягивая вырезки с написанными от руки номерами из пустого контейнера из-под йогурта. Смотрю на милое лицо Скарлетт и испытываю глубокую благодарность за то, что она рядом со мной. Пока мы играем, я как бы отстраняюсь, чтобы взглянуть на эту сцену со стороны…
Я в своей любимой коричнево-белой мужской фланелевой пижаме, шерстяном свитере и трех парах носков. Скарлетт тоже закутана в свое ярко-красное пальто и лыжную шапочку. Даже при всех противостояниях и трудностях испытываю что-то совершенно новое. Нет ни одной души, которая наблюдала бы за мной и говорила, что мне делать. Нет домашних правил. Могу делать что хочу и когда захочу, и никто меня не опекает. Отсутствие давления со стороны сверстников, отсутствие родительского диктата и даже влияния друзей и подруг. Я совершенно неизвестна, анонимна. Абсолютно новое чувство свободы наполняет все мое существо, когда вижу себя улыбающейся и спокойной. И делаю именно то, что хочу в этот момент. Я свободна.
Хлеб и вино, нарды с аспирином и монетами, Париж, зима 1980 года
Адаптация
По мере того как один напряженный день собеседований перетекает в другой, чувствую, что мое тело становится заложником Парижа, а мой разум покинул меня и застрял в Лос-Анджелесе. Мне одиноко. Я расстроена и скучаю по всему, что связано с Америкой. Париж потребовал большей перестройки, чем мне представлялось. В основном это касается обычных вещей, которых мне не хватает, например мягкой туалетной бумаги или меню, которое могу прочитать.
В Лос-Анджелесе всегда жарко, но в Париже водосточные желоба заморожены и запечатаны кристаллами льда. И дождь! Никогда не видела столько дождя. Темное небо покрыто пеленой серых облаков. Это шокирует, если ты привыкла к солнечному голубому небу Калифорнии, – и действует довольно удручающе.
Для меня в порядке вещей повсюду носиться на своем красном спортивном автомобиле, от пляжа до города, в клубы и рестораны, а также в гости к друзьям. Здесь же нужно идти пешком и сесть на метро, которое никогда не подъезжает близко к тому месту, куда направляюсь, так что мне опять приходится идти пешком. У себя дома я отлично ориентируюсь, но здесь всегда теряюсь и путаюсь.
В Лос-Анджелесе я питалась здоровыми салатами в барах и вкусными блюдами мексиканской кухни. Здесь ем хлеб, сыр и вино, и мой живот постоянно раздут. Французские бистро не предлагают полезных салатов, только жирные немецкие колбаски, бутерброды из багетов и готовые бутерброды «croque monsieur» – хлеб, начиненный жирными сырами, маслом и ветчиной. Чувствую себя ожиревшей, но не могу ходить в спортзал. Здесь нет спортзалов. Во всяком случае, не могу их найти. Я привыкла заниматься по три раза в неделю плюс плавание. Похоже, мои мышцы тают, за исключением ног из-за этой ходьбы. Хотелось бы позволить себе машину, но я не знаю города и не могу объясниться по-французски. Смогу ли прочитать дорожные указатели, пройти тест на вождение или купить машину?
Дома я вписываюсь в среду. Здесь же выделяюсь, словно урод, фрик. Не знаю, как одеваться, не могу связать двух слов на этом языке и не понимаю здешний модельный рынок. Это все так не похоже на Лос-Анджелес.
Всю неделю мотаюсь по просмотрам, тем не менее не могу привыкнуть к появлению у меня свободного времени. Обычно я провожу досуг со своими друзьями во время перерывов в работе. Не знаю, куда направить мою нервную энергию, но ее необходимо выпускать, поэтому начинаю писать в кафе – помногу. Сижу между собеседованиями, пишу письма домой или делаю записи в своем дневнике. Иногда сижу, уставившись в окно, и смотрю на устало бредущих людей. Никогда в жизни так много не писала и не сидела так долго в молчании!
Накануне отъезда из США я рассталась с Джеком и скучаю по сексу. Мне нелегко заниматься сексом. Джек был первым моим мальчиком, с которым я спала. У меня с сексом сложные отношения. Боюсь и жажду его одновременно.
Тоскую по своим друзьям, тоскую по солнцу, тоскую по своей машине и ненавижу отели. Я так скучаю по английской речи, что езжу в отделение «Американского легиона» в Париже, чтобы поговорить со старыми ветеранами войны.
Мое любимое напоминание о доме, которое мне удалось найти, это ресторан под названием Joe Allen, потому что там все на английском. Даже официанты говорят на ломаном английском, хотя с сильным французским акцентом. Всегда заказываю одно и то же: морковно-имбирный суп, а потом теплое шоколадное пирожное «брауни», увенчанное горкой взбитых сливок. Ем медленно, наслаждаясь тем, что обстановка немного напоминает дом.
Невзгоды в Париже, зима 1980
Парижские фотографии
Моя первая съемка – для журнала Paris Match, который я считаю журналом мод, но позже узнаю, что он ближе к Newsweek. Студию Pin-Up на авеню Жан-Мулен не так легко найти под проливным дождем. Чтобы защититься от ливня, прикрываюсь своим белым виниловым портфелем, вместо того чтобы купить зонтик.
Внутри гремит песня The Wall группы Pink Floyd и стоит гомон стилистов. В воздухе висит запах сигарет и эспрессо. Студия похожа на пещеру, с высокими потолками и белыми стенами. Здесь нет выцветших обоев и антикварных вещиц из дерева.
– Bonjour! Commencez les cheveux et le maquillage, s'il vous plaît («Привет! Начинайте делать прическу и макияж, пожалуйста»), – кричит мне фотограф и возвращается к настройке освещения.
– Привет, – говорю я, направляюсь в гримерную с зеркальными стенами и прозрачными круглыми лампочками и сажусь среди других моделей. Парикмахер накручивает мои волосы на термобигуди, в это время подбегает визажист, без умолку болтая на французском. Он вбивает маскирующее средство под глазами, покрывает мое лицо тональным кремом, кистью наносит румяна, затем тени для век, подводку для глаз и тушь для ресниц. Твердой рукой обводит мои губы и заполняет контур губной помадой и блеском. После того как парикмахер пробегает руками по моим волосам, я готова к съемке.
2
На рынке: сырный ряд.