Страница 26 из 33
Они лежали вдвоём на кровати, притащили сюда поднос с едой, чай. Пили, ели и разговаривали.
О жизни. О нем. О ней.
Оказалось, это очень приятно рассказывать другому, важному и нужному, для тебя, человеку, о себе. Про прошлое. Настоящее и будущее.
О том, кто ты, что ты.
Даже ошибки свои, и те было приятно обсудить.
Когда тебя слушают, понимают и никак не пытаются в чем-то обвинить и уличить. Это невероятные ощущения.
У него душа пела, плясала, и так далее…
Эля успокоилась после своей истерики. Умылась и сказала:
- Есть хочу!
Все, он был сражен наповал.
Молодая женщина не истерила, не кричала, не предъявляла претензий.
А внятно и спокойно его предупредила, что методом похищений и запугиваний за девушками давно не ухаживают. Цветы, конфеты, кино… как для примера.
Он понял, клятвенно пообещал все устроить…но пока в домашних условиях.
Правда, доставку цветов заказал, так сказать, из вне, а кино и конфеты были в наличии. Но им двоим кино только мешало говорить, так что, телевизор в итоге был выключен совсем, он им был не нужен.
Эля удивительная!
Красивая, умная, целеустремленная. Запуталась только в себе немного, но ничего, он поможет ей распутаться, уже помогает.
Она так на его плече рыдала, до икоты, распухшего носа и потекшей туши. Но ему все равно было, а вот она…, как только успокоилась, почему-то застеснялась своего поведения, извинилась даже.
Это был необыкновенный вечер откровений. С ее стороны. С его стороны.
Элька была в шоке, когда поняла, что фактически живет на деньги сестры, даже разозлилась на родителя, не понимая, как так можно. И пообещала сама себе, что больше так быть не должно, не правильно. У нее папа еще молодой, еще может работать, да и она сама тоже далеко не дура, работа у нее есть, а значит, будет постепенно двигаться по карьерной лестнице.
Гриша был против. Карьерной лестницы. А как же свадьба-дети? Он хотел. Прям сейчас.
Испытывал дикое желание, и хорошо, что домашние брюки не облегали и не обтягивали, еще напугает свою малышку, свою куколку.
Но хотел ее. Вот такую заплаканную, без косметики, с веснушками на лице.
Кровь кипела, бурлила. И он прикладывал титанические усилия, чтобы не наброситься на нее прямо сейчас и прямо тут, сметая на пол поднос с едой и чаем.
Но она была такая… такая трогательная, милая, ранимая, разве мог он сейчас начать к ней приставать с совсем далеко не милыми предложениями?
Не мог, конечно, поэтому терпел, перебарывая себя, стараясь ничем не выдать дикого напряжения в паху.
Даже малодушно обрадовался, когда куколка начала клевать носом и в конце концов уснула.
Тихо поднялся, убрал поднос, унес все на кухню и вернулся к ней.
Немного сдвинул ее, стараясь не будить, укрыл покрывалом и лег рядом. Обнял одной рукой поперек живота, притянул к себе ближе, уткнулся носом в нежную кожу шеи.
Будто именно сейчас вернулся домой после долгих поисков, долгих дорог. Домой. Держа в своих руках свою куколку, ощущая ее дыхание под своими руками, чувствуя, как бьется спокойно и умиротворенно ее сердце, - он дома.
И другого дома не будет. Только с ней рядом. Да даже не с ней, а только, когда она в его руках, Гриша ощущает, что дома.
Дом — это не квартира, не коттедж, не наличие кровати в спальне или дивана в гостиной, не кухня с большим обеденным столом.
Дом – это она, его куколка в его руках, ее дыхание, ее пульс…
Проспали они недолго. Мобильник Эли надрывался и заставил их проснуться. Честное слово, лучше бы они не просыпались.
Он включил свет и увидел, как она побледнела, глаза слезами наполнились, а сказать… сказать ничего не может, только смотрит на него растерянно и со страхом.
Недолго думая, отнимает телефон.
- Кто это? – рявкает в трубку, пытаясь понять, что так могло куколку напугать.
- Гриш, ты? – послышался на том конце провода голос Шаха.
- Сава, какого хрена…?
- Соня в аварию попала, мы сейчас в больницу едем с Золотцем, будем на месте разбираться.
- Что с ней? Она живая?
- Да, б*ядь, откуда я знаю? Макс там, ему ничего не говорят, сказали только, что состояние тяжелое,- все.
- Ясно, мы скоро будем.
Кто это «мы» и почему Гриша рядом с Элей, Сава спрашивать не стал, но секундное напряженное молчание и так без слов сказало о многом.