Тишина

Если когда я родилась, рожать детей было не рекомендовано, то сейчас это просто запрещено, потому что рождение вызывало много проблем. Неужели супруг готов нарушить закон из-за каких-то своих необоснованных убеждений? Почему он называет выращенных детей существами? Это милые малыши, каждый со своим характером, способностями, хорошими сторонами и недостатками. Они просто здоровее и уравновешеннее чем рождённые дети. Тем более, интересно, как он себе представляет процесс беременности? Я вот, например, абсолютно ничего не знаю о том, как надо зачинать детей. Хотя мне, наверное, это не понадобится, он говорил, что ребёнок должен быть зачат в любви, но он меня никогда не любил, он мою компанию-то нормально переносить стал только недавно.

10

10

Так или иначе, разговор про детей разрушил хрупкий зарождающийся мир наших с мужем взаимоотношений. Он перестал приходить на обед домой и вообще старался как можно меньше встречаться со мной, какие уж там беседы. Я снова оказалась, будто, в стеклянном коконе. До создания ячейки я общалась с тётушкой, и мне этого хватало, через пару месяцев после, начал со мной общаться Герман, сейчас же я осталась одна. Я не могла часто бывать у тёти, потому что это было не прилично, и я чувствовала, что гнев супруга пройдёт не скоро, хоть я и не понимала, чем он был вызван.

Прошло жаркое засушливое лето, принеся плохой урожай. Настала осень, с холодными ветрами, резко контрастирующими с летней жарой. Последние годы погода становилась всё хуже и хуже, чтобы пережить зиму нам, с каждым годом, всё больше урезали паёк. Вот и в этом году сообщили, что выданного на зиму, не хватает, поэтому все жители села должны принести урожай с огородов на ферму, дабы всё село не жило впроголодь, а тех урожаев то всего и было что полторы морковки да горсть ягод, жара не щадила посадок и на личных участочках, на заднем дворе.

Я шла с собрания уставшая и опустошенная, опять экономить и выкраивать. Но ещё больше меня обеспокоило, что на встрече были все, даже дети, не было только мужа, и сейчас, подходя к дому, я видела, что свет не горит. От этого в душе завозилось ещё полностью не сформировавшееся предчувствие чего-то нехорошего.

Зайдя, я обошла все комнаты, подгоняемая этим ощущением, что-то изменилось, но это что-то ускользало от моего взора. Я устало опустилась на стул в кухне. Сегодняшний день вымотал меня: тяжелая работа на холодном ветру, потом собрание, с такими нерадостными новостями, что может быть хуже? Я взглянула на стол. Там лежал простой лист, вырванный из моего блокнота и сложенный пополам. Я представить не могла, что там написано, но чувство беспокойства усилилось. Некоторое время я просто смотрела на него, пока, собираясь с мужеством, чтобы развернуть его:

«Ася, я ухожу. Через несколько лет меня признают пропавшим без вести, и ты сможешь строить свою жизнь, как посчитаешь нужным, — строчки заплясали перед глазами, но я смогла продолжить читать дальше, — Мне грустно, но я не могу и никогда не смогу дать то, чего ты так хочешь. Я понимаю, что наш брак, так называли союз двух людей раньше, был тяжел для тебя. Я не планировал никому мешать, но так сложилось. Извини. Ты можешь и дальше жить здесь и менять всё по своему вкусу. Я никогда не вернусь.

Будь счастлива. Герман»

Снова и снова я перечитывала эти несколько строк написанных каллиграфическим почерком, пока до меня дошел смысл, заложенный в них. Он ушел. Герман ушел! Ушел! Мне показалось, что пространство вокруг меня лопнуло, как мыльный пузырь, осыпая мою душу капельками кислоты, прожигающей во мне дыры. Он ушел. Почему? Это из-за того летнего разговора! Зачем я завела разговор о детях? Ведь есть же семьи без детей, Общество не принуждает нас заводить их. Боже! Он оставил меня совсем одну! Одну… Все звуки вокруг исчезли, я слышала только стук своего сердца, которое стучало ровно и мерно, как часы. Почему оно так ровно стучит, когда мне кажется, что муж, вырвал и унёс его с собой? Как оно может биться? Мои руки опустились, и письмо упало на пол.

Не помню, как дошла до кровати, не помню, спала ли в эту ночь, я ведаю только, что мою душу рвали на части призраки прошлого. Хотелось кричать, биться головой о стену, крушить всё, что попадётся под руку, но я только лежала на кровати, вытянувшись струной, как каменная.

На следующее утро я заставила себя встать и пойти на работу.

События следующих двух недель я не могла бы вспомнить даже под страхом расстрела, всё вокруг заволокло пустой, непроглядной темнотой. Наверное, я ходила, работала и даже ела. Наверное…Я не понимала, что со мной происходит. Почему уход человека, с которым мне было плохо, так на меня подействовал? Казалось бы, живи да радуйся, а я ходила, будто кого-то похоронила. Возможно меня мучило чувство, что даже супруга я настолько мешала жить, что он сбежал. Ему было так плохо со мной! Почему из моей жизни уходят все к кому я, так или иначе, привыкаю, привязываюсь? Огромное количество вопросов терзало меня, разрывая на части, я будто варилась в огромном котле с жидкостью, сдирающей с меня по кусочку плоть и душу.

В одну из ночей я не выдержала и прибежала на тёткин двор. Ледяная земля колола иголочками инея босые ступни. Мне было так плохо, что я выскочила, в чём была и понеслась на свой пень. Наверно, это было то ещё зрелище. Взрослая женщина в тоненькой ночной рубашке, до полу, стоит, замерев на пне, освещаемая светом полной луны. Но я пела, пела в душе, в душе, которая обливалась кровавыми слезами, захлёбываясь и давясь ими.

Глава 11 — 20

11

А на следующий день пришли ОНИ.

Я только вернулась с работы и мастерила свой не хитрый ужин. К моему удивлению пайку Общество продолжало мне выдавать, как будто нас было двое. Хотя я на следующий же день заявила об исчезновении мужа. Возможно дело было в неповоротливой бюрократической махине, и в комитет по питанию информация пока просто не поступила.

Поставив тарелку на стол, я отошла к раковине, чтобы наполнить стакан водой, а когда повернулась обратно, то увидела на своей кухне трёх незнакомых мужчин. Один из них сидел на стуле и ковырялся вилкой в моём ужине, другой стоял, прислонившись к косяку дверного проёма, ведущего в коридор, и третий стоял у двери из кухни в сад.

— Привет подруга, — сказал мужчина, сидящий за столом. У него было крупное лицо с маленькими змеиными глазками и большими, пухлыми губами, — не густой у тебя ужин. А муженёк-то твой где? — я пожала плечами затравленно глядя на него, — что? Не знаешь? Правда что ли? Ребята смотрите, она не знает. Может, поможем ей вспомнить?

Я не успела двинуться, как рядом со мной вырос мужчина, только что стоявший у выхода в сад, и ударил меня кулаком в скулу. Перед моими глазами снопом рассыпались звёзды и поплыли фиолетовые круги. Следующий удар пришелся в живот, в солнечное сплетение, от чего воздух из лёгких со свистом вышел, и я, не имея возможности вздохнуть, начала оседать на пол. Куда он бил дальше я уже не понимала, только чувствовала, что превратилась в один большой комок боли, болело всё — лицо, живот, бока, руки и ноги.

Стараясь защитить тело, я свернулась, калачиком пытаясь прикрыться пятернёй, но тут удары прекратились так же неожиданно как начались.

— Эй, болезная? Вспомнила?

Я нерешительно убрала ладонь от лица и попыталась показать, что я не могу говорить.

— Что ты мне тут пантомиму устроила! Ну-ка Дон напомни ей, как говорить, — верзила снова замахнулся на меня.

— Слушай, а может она того, немая, — предположил другой бугай, стоявший у коридора, я судорожно замахала головой, подтверждая его слова.

— Немая? — протянул удивлённо главарь, я сделала жест, как будто я пишу, — написать мне хочешь, — хохотнул он, — ну давай.

Я подползла к кухонному столу и достала из ящика блокнот с ручкой. «Я ничего не знаю о Германе. Он ушел две недели назад, оставив только записку» пошарив в ящике, вынула затертый, от частого перечитывания, листок, и протянула мужчине со змеиными глазами. Он прочитал и зыркнул на меня