Тишина

— Пропустили нас. Кто тронет меня или мою подругу быстро познакомится поближе с моим ножом, — люди расступились, мы проходили мимо и я видела голодные взгляды полные ненависти, устремленные на нас.

Потом мы быстрым шагом пошли к нашему импровизированному дому. Сегодня вечером бочка стояла на месте рядом с коробкой. Неподалёку, поджидая Кару, крутился мальчишка — Конор.

— Так, я сейчас посмотрю свой улов за этот вечер и отдам твою долю, — сказала она ему, — у тебя остались сушеные фрукты, — шепотом на ухо спросила она меня, — я утвердительно кивнула, — а если ты мне принесёшь дрова, то получишь сладость, — мальчишка с готовностью рванул с места.

Кара, тем временем, отстегнула наши спальники и принялась мастерить кровать. Я стояла, сложив руки, не зная чем себя занять. Через десять минут всё было готово и она поманила меня внутрь. Когда я села на наших спальниках были разложены продукты из её сумки. Я вытащила из рюкзака фонарик, чтобы было удобно делить их, и начала выкладывать нашу добычу из своих карманов. Когда я закончила лицо Кары, освещала блаженная улыбка

— Я никогда одна столько не набирала, когда пытаешься и обороняться, и собирать продукты получается хуже, — и она принялась раскладывать то, что мы достали на три кучки, две побольше, из лучших продуктов, нам и маленькая, из более подпорченных, Конору. Когда он поскрёбся в стену нашей коробки, всё было поделено и наша часть спрятана в сумки. Я достала горсть сушеных фруктов, Кара взяла три дольки яблока, а остальное знаком показала убрать.

Мы вылезли из коробки, и она протянула мальчику его часть еды.

— Сегодня у тебя пир, скажи спасибо… чёрт я до сих пор не знаю, как тебя зовут, — повернулась она ко мне, — короче балдей, а вот это, — она положила сверху три кусочка яблока, — десерт, — счастье, отразившееся на лице мальчугана невозможно передать словами. Он радостно убежал ничего не сказав, — он, как ты, — обратилась ко мне Кара, — ничего не говорит, но только он ещё и дурак. Так как тебя зовут?

— Ася, — написала я.

Глава 21 — 30

21

Улов у нас, как выразилась моя новая подруга, был шикарный: варёная картошка, тушеные овощи, которые были аккуратно сложены в лоточек, пара морковок, поздние огурцы и помидоры, несколько початков кукурузы, и два больших куска варёной курицы. Я была с ней абсолютна, согласна, особенно когда выяснилось, что всё это было не испорчено.

— Эх, мне бы плиту я бы из этих продуктов такой пир устроила, — вздохнула Кара, когда мы, набив свои животы, блаженно стояли у нашей бочки и грели руки. Она была сыта и в хорошем настроении, и я решилась задать вопросы.

— Ты трудилась в Лагере поваром? — написала я свой первый вопрос.

— Да. Я жила почти в центре Общества. Тест показал, что я могу быть или поваром или военным, — странное сочетание, подумалось мне, — я решила быть поваром. Меня выучили и направили работать в Лагерь. Это было божественно, я кормила всех так, что они чуть не умирали от обжорства. Там я познакомилась с одним из медиков, ему в этом году исполнилось двадцать. Мы тогда ещё решили создать ячейку, а за несколько дней до церемонии в город ворвались повстанцы. Они взорвали всё, что имело отношение к жизнеобеспечению и сломали забор. Многих врачей, кто оказывал сопротивление, убивали на месте. Молодых обычно не трогали. Мой будущий муж последнее время ходил какой-то расстроенный, но мне в чём дело не говорил, а когда пришли повстанцы, он чуть ли не кинулся к их командиру умоляя взять его к ним. Командир согласился, особенно узнав, что он медик. А когда зашла речь обо мне и выяснилось, что я выращенная, командир сказал, что выращенным у них не место. Мой любимый плакал, умолял, но ничего не вышло, тогда он попросил меня дождаться его, он что-нибудь придумает. Когда они ушли жители города пытались выживать, но, кажется, Общество решило, что мы город призрак или вроде того, забрав тех специалистов, которые были им нужны, они ничего не стали восстанавливать и забыли нас там. Люди пытались что-то сделать сами, но многое ли ты сделаешь если умеешь только то, чему тебя научили? Продукты быстро кончились, а новых поставок не было. Люди разбрелись кто куда. Они шли в ближайшие города, ферм то тут поблизости нет, кто-то ушел к повстанцам, кто-то как я — ищет работу.

— Но почему же, если Общество к вам так отнеслось, ты всё ещё против повстанцев?

— А почему я должна быть за них? — сразу вспыхнула Кара, — я для них не человек, так прям и хочется спросить, а сами то они кто? Они калеки. Они не могут себя контролировать, они все чем-нибудь, да больны. Я вот всю прошлую зиму прожила на улице и ни разу ни чихнула. Ты мне лучше скажи, как так получилась, что ты не оказалась в Лагере?

— Я не знаю. Жила себе и всё. У меня было всё как у всех.

— А кто были твои родители?

— Мама была агрономом, а папа ветеринаром. А какое это имеет значение?

— О! Не всё так просто. Если специалист очень важный, то ему всё можно, а если так себе-то, пусть карабкается сам как знает. Хм! Для меня загадка как так с тобой получилось.

— Мне рассказывали, что в Лагерях проводились эксперименты над людьми, что там им удаляли органы?

— Ну, а что тут такого, должны же были эти отбросы человечества приносить хоть какую-то помощь Обществу. Ни на что другое они не способны, — как припечатав, сказала Кара.

— А как же чувства, а таланты, а жизнь, в конце концов?

— Я тебя умоляю! Какая жизнь? Вот это жизнь? Или там, на фабриках жизнь? Ты видела, какими люди оттуда выходят? Как будто их выжали! Мы все муравьи, которые тащат свою соломинку, а есть те, кто это всё бросает. Общество контролирует нас и старается нашу жизнь сделать легче. Выращенные уже не болеют, они психически устойчивы. Общество придумало, как женщине не мучиться с рождением детей, оно занимает нас тем, что нам интересно. Оно находит нам подходящую пару.

— Однако ты живёшь на улице, — заметила я

— Это сбой, который создали повстанцы, а Общество — это огромная машина, которая не может сразу залатать прорехи.

Я поняла, что дальнейший разговор не приведёт ни к чему хорошему. Я видела откровенное логическое противоречие в её словах, Кара нервничала, злилась и, хотя по её уверениям она-то как раз была психически стабильна, в отличие от меня, мне казалось, что ещё чуть-чуть, и я дождусь от неё агрессивных действий.

— Давай спать, завтра нам рано вставать, — написала я последнюю записку. Сегодня мы, так же как и вчера залезли в коробку и заснули, тесно прижавшись, друг к другу, чтобы было тепло.

22

Дни потянулись за днями. Мы с Карой уже виртуозно добывали продукты, оказалось, что на той фабрике, где мы брали ужин на второй день моего пребывания в городе, работает поваром бывший «бездомный», и он, жалея старых товарищей по несчастью старался выкидывать продуктов побольше, да посвежее. А так как мы были вооружены, и Кара своим оружием владела мастерски, все лакомые кусочки доставались нам. Эрик с каждым днём выглядел всё более измождённым, но на мои предложения двигаться дальше он отвечал отказом, мотивируя это тем, что становится очень холодно, а он почти не накопил никакого пропитания.

В один из вечеров, я жила здесь месяц и уже началась настоящая зима, я спросила Кару, где она научилась так владеть ножом, она пожала плечами:

— Ну, я же повар, если ты не в курсе, продукты приходится резать перед употреблением.

— Подожди-ка! — я выставила руку в останавливающем жесте, — Я умею вкусно готовить, но с ножом так обращаться не умею, — это был тот редкий случай, когда Кара смущенно замолкала, уставившись себе под ноги. Обычно если она не спала, то болтала обо всём на свете, больше всего она любила ругать повстанцев, иногда мне казалось, что именно эта злость держит её на плаву и даёт силы бороться.

Она отвернулась и прошлась вокруг нашего временного дома. Мы его утеплили, наклеив на верх коробки материал, собирающий солнечную энергию и превращающий её тепло, куски которого нашли на одной из помоек. Я выжидательно смотрела на девушку, за этот месяц я поняла, что когда она не знает, как ответить, то начинает так ходить. Потом она подошла ко мне вплотную и сказала на ухо: