Страница 14 из 34
— Почему — был? — оторвался от еды Трында. — И есть!
— Какой уж под немцем праздник! — хмуро свел седые брови хозяин. — Лихо одно.
— Нимцы кажут, они вже в Москве. В Кремле на карточки сымаются… — вздохнула хозяйка.
— Брешут! — не стерпел Трында. — А вы, тетю, разносите!
— Не кипи! — вмешался Иванов. — Нашел виноватую!
Но и ему от услышанного стало не по себе. То, что фронт близко к Москве, они слыхали и раньше. Но немцы в Кремле? Это не укладывалось в голове.
— Вы что ж, верите? — спросил Иванов хозяйку.
— Не можно в такое поверить! — ответил за нее хозяин. — Не можно, чтобы державе нашей — конец! — И коричневые, узловатые пальцы его, лежавшие на столешнице, сжались в кулаки. — И ты ж не веришь! — шевельнул он бровью, глянув на жену.
— А я что ж… Як вси… — Хозяйка скорбно поджала губы. Но вскоре бросила взгляд на ходики, тикающие в простенке между окон: — Ой, времечко ж! — и стала торопливо надевать ватник.
Очевидно заметив, как переглянулись гости, хозяин поспешил объяснить:
— На работу она. В госхоз. Хозяйство немецкого государства. Раньше совхоз был. А теперь мы откармливаем свиней, немцы жрут.
— Есть они здесь, в поселке?
— Нету. Управляющий с помощником — немцы, так они в городе живут. Только наезжают.
— А город — близко?
— Запорожье-то? Километров десять. А вы в какие места путь держите?
— До дому! — опередив товарища, ответил Трында, не переставая усердно жевать. — В Крым!
— В Крым? — протянул хозяин изумленно. — Дуже далеко. Аусвайсы[16] надо. Проверка дуже строгая.
— И без аусвайсов сколько прошли-проехали! — Трында горделиво вскинул нос. — Да мы…
Иванов перебил:
— А ты слушай, что человек говорит! Может, не ехать пока?
— Вам, ребята, здесь оставаться негоже! — забеспокоился хозяин. — У нас в поселке каждый на виду. И немцы могут наскочить. Себя загубите и нас.
— Боитесь? — Трында положил недоеденную картофелину на стол. — Враз уйдем!
— Не гомонись. Ешь, ешь! — Хозяин дождался, пока Василь снова взялся за картошку. — Я за вас страх имею. Чтоб не попали обратно туда, где были. А то и дальше.
Хозяин, очевидно, был уверен, что они бегут из плена.
— Я в ту войну в Германии сам побывал, знаю. Пригнали нас в город Пиллау, возле Балтийского моря. Заставили котлованы рыть. Лопат нехватка — выгребай землю шапкой. Чуть не так — палка! И паек плохой, сырость морская, простуда у всех. Сколько мы там своих позарывали! А нынче немец еще зверистее. Фашист. За вас, хлопцы, болею. А вы…
— Не обижайтесь, папаша! Мы ж понимаем. — Иванов встал. — Спасибо вам…
— Обожди! — Хозяин задумчиво потер большим пальцем щетинистую щеку. — Лучше я сперва схожу тут к одному человеку, распытаю. Может, чем поможет вам. Побудьте здесь, пока мы с Марией с работы не вернемся. Чтоб никто не прознал, я с улицы замок навешу. Да вы не сомневайтесь! Замок слабенький, для вида. И в любое окошко вам выход, в случае чего.
— Не продадут? — забеспокоился Трында, когда за хозяином закрылась дверь.
— Научил тебя бдительности святой старичок, — не удержался от улыбки Иванов. — То-то, я гляжу, сидел ты тут за столом, как на гвоздиках. А я этим людям, Василь, верю.
— А я проверю, открывается ли окно, если тикать… — Трында потрогал оконные шпингалеты. — Ты, Вань, в то окно смотри, на улицу, а я в это, в сад. А вдруг да…
— Ладно, встанем на вахту, — согласился Иванов.
Хозяева вернулись, когда уже густо легли сумерки. Вместе с ними пришел паренек лет пятнадцати в замызганном кожухе с подвернутыми рукавами — они ему были явно длинны. Паренек был молчалив, не говорил ни слова, стоял у порога, ждал. Хозяин показал на него:
— Хлопчик проведет.
В тот же вечер они были на окраине Запорожья, на фуражной базе местной городской управы, в сторожке. Там их встретил сторож — маленький, щуплый, с бесформенной, видимо недавно отпущенной бороденкой. Внимательно глядя острыми прищуренными глазами, он подробно расспросил их, кто они такие.
Когда они признались, что их мечта — попасть в Севастополь, он усмехнулся:
— Не попадете, а попадетесь. Лучше оставайтесь пока. Оформим законно. Дело найдем. Такие ребята, как вы, нам нужны.
Кому «нам» и зачем нужны — нетрудно было догадаться.
Иванов и Трында были зачислены в ремонтную команду, которая должна была поддерживать в исправности линии связи, идущие вдоль железной дороги.
Работали старательно. Немецкий унтер, под начальством которого находилась бригада, не раз отмечал усердие двух парней. Им было ради чего усердствовать: чем с большим рвением они работали, тем хуже действовала у немцев связь и тем труднее было им доискаться до причин. Укладывали, например, вполне правильный кабель, а действовал он так, что все передаваемое безнадежно искажалось. Поднимали кабель для проверки — немцы не обнаруживали в нем никаких видимых повреждений. Где было им догадаться, что все дело в гвоздях, загнанных в кабель без шляпок. Обнаружить эти гвозди было почти невозможно.
Так продолжали Иванов и Трында воевать с фашистами, пусть в незримой войне. Но не расставались с надеждой, что им в конце концов удастся снова надеть полную матросскую форму, бить врага под флотским флагом.
Под флотским флагом… Сколько раз вспоминали они свой бронекатер, лежащий на дне Десны, товарищей, вместе с которыми воевали на нем, а потом пробирались по захваченной врагом земле. Особенно часто вспоминали Мансура. Дошел ли с остальными до своих? И где теперь он, и Шкаранда, и мичман с дочкиной панамкой, спрятанной под кителем… Где все, с кем шли от Борисполя? Может быть, сбереженный ими флаг развевается теперь над их головами на гафеле другого корабля? Но где? На Балтике? На Севере? А может быть, на родном Черном море? Добраться бы до Севастополя!..
В середине зимы, когда бригада работала в Крыму, на линиях джанкойского железнодорожного узла, гестаповцы арестовали трех ремонтников, с которыми Иванов и Трында вместе делали свою тайную работу. Оба друга получили приказ скрыться. Их переправили в горы, в партизанский отряд.
В начале марта, когда в горах растаял последний снег, немцы, выслеживая партизан, обнаружили их базу в лесном овраге, окружили ее. Пришлось пробиваться. Суматоха боя и ночь разлучили Иванова и Трынду с остальными. Как, куда идти?
Решили посоветоваться с картой. Да, у них была карта — они приберегали ее давно, немецкую карту Крыма, найденную у офицера, убитого во время одного из налетов на машины на шоссе. Странно было читать на этой карте знакомые названия, написанные чужими колючими буквами: «Simferopol», «Schaitan-Koba», «Katscha», «Bahtschisarai» — как будто бы все эти места немцы уже насовсем считают своими. Нельзя было принять сердцем, что Крым — это «Krim», Севастополь — «Sewastopol», а Черное море — «Schwarzen See».
Вытащив карту, долго рассматривали ее. И раньше, коль выпадал спокойный час, они любили по ней прикинуть, как бы пройти в Севастополь. Теперь выходило, что, если углубиться в горы дальше на запад, можно выйти к речке Каче. За нею большой лес, почти до реки Бель- бек. А по Бельбеку — фронт. Там рядом с немцами румыны. У тех дисциплина послабее, не очень ретиво за Гитлера воюют. Их легче обвести — вот и пробраться через передовые позиции там, где румыны!
Нелегкую задачу поставили они себе. Но разве проще и безопаснее оставаться? Фашисты рыщут по лесу всюду, выслеживая партизан.
В непролазной чаще переждав до ночи, Иванов и Трында начали путь в Севастополь. Вернее, продолжили. Ведь начали они его значительно раньше — в тот сентябрьский день, когда с флагом, снятым со своего ушедшего на дно, но не сдавшегося корабля, пошли на восток.
Через несколько дней на участке обороны Севастополя, близ Бельбека, на переднем крае ночью и были задержаны двое неизвестных, которые оказались матросами.
МЫС ХЕРСОНЕС
Увидеть этот мыс, если выехать из Севастополя на Балаклаву, можно еще до того, как вновь увидишь море. На фоне неба, белесо-голубого, словно выцветший под ветром и солнцем матросский воротник, издалека приметна тонкая вертикальная черточка на горизонте. Там, где она, и есть мыс.
16
Удостоверения (нем.).