Страница 1 из 1
После войны всё изменилось.
По крайней мере, для него — Гарри Джеймса Поттера, Героя, Избранного, Победителя Волдеморта и т.д. и т.п. — так точно.
Раньше он не мог представить своё существование без постоянных приключений, а теперь…
Покрытый цветущим вереском склон холма — идеальное место для утренних прогулок… ароматный, душистый чай с мятой и кардамоном в термосе… и плоский, теплый камень у подножия, на котором так удобно сидеть, подставив лицо солнечным лучам…
***
— Гарри, я послезавтра в экспедицию уезжаю…
А вот Рон нисколько не изменился. По прежнему не способен долго сидеть на одном месте. Может, поэтому и подался после Хога в разрушители проклятий, теперь вот мотается по миру в поисках колдовских нычек, кладов и захоронений.
— Куда на этот раз?
— В Египет зовут. Там очередные идиоты… в смысле маггловские археологи… какую-то гадость редкостную откопали, времён Нового царства, так теперь мрут, как мухи — причём и магглы, и волшебники, пытавшиеся эту дрянь нейтрализовать!
— Настолько всё плохо?
— Не знаю уж, что там к чему, на месте разберусь, — Рон смешно морщит нос. Детская привычка, не прошедшая с годами. — Ну ладно, я побежал! Только не обижайся, как вернусь, загляну!
— Давай…
Он пожимает плечами.
Какие уж тут обиды?
Дела — есть дела.
***
После войны всё изменилось.
Раньше Гарри не мог представить свою жизнь без романтики. Увлечение Чжоу, флирт с симпатичной официанткой, влюблённость в Джинни…
***
— Гарри, прости меня…
По веснушчатым щекам текут слёзы.
— Не надо, Джин, не плачь.
— Прости, я знаю, что это неправильно… но я ничего не могла с собой поделать. Просто встретила его и влюбилась…
— Брось, не говори глупостей. Ты ни в чём не виновата.
— Я, — она всхлипывает и поднимает лицо чуть вверх, часто моргая, чтобы сдержать новые слезы, а потом смотрит прямо на него, — я правда любила тебя, Гарри, ты ведь знаешь?
— Конечно знаю.
— И… и сейчас люблю, — её взгляд становится почти отчаянным. — Но с ним… это другое, понимаешь?
— Понимаю. Я тебя тоже люблю.
— Ты сможешь меня простить? — в дрожащем голосе искренняя надежда.
Он смотрит на неё и улыбается. Какой же она в сущности ещё ребенок…
— Мне не за что тебя прощать, Джин. Будь счастлива.
Она уходит, опустив плечи, а он ещё долго смотрит ей вслед.
Ему действительно не за что её прощать.
Любовь — есть любовь.
***
После войны всё изменилось.
Раньше он и сам не любил учиться, и искренне не понимал, как это может нравиться другим.
А теперь…
***
— Гарри, я поступила! — карие глаза светятся счастьем. — Поступила в Оксфорд — сама, без магии!
— Поздравляю, Герм, ты молодец.
— Сама до сих пор не понимаю, как всё получилось, — она немного ошалело качает головой. — Нет, то есть, конечно, я готовилась, много работала, старалась, но… Оксфорд, Гарри! Мне даже не верится!..
— А я не сомневался в тебе ни секунды. Правда…
— Да, конечно, некоторые не понимают, зачем мне маггловское высшее образование, — она закатывает глаза. — Ну ладно, многие! Все, кроме родителей, вообще-то… Но я думаю, лишним оно точно не будет! Я ведь всё ещё не решила, кем хочу стать, и… — её улыбка внезапно тускнеет, а в глазах появляется грусть. — Знаешь, если честно, я совсем не уверена, что хочу остаться в волшебном мире. То есть… всё это… Волдеморт, тайные планы Дамблдора, судебные разбирательства… это так мало похоже на ту волшебную сказку, которой показалось вначале, понимаешь?
Короткий вздох.
— Лучше, чем ты думаешь…
— А Рон не хочет меня понять, — Гермиона тяжело вздыхает. — Говорит, что никто в здравом уме не отказывается от магии в пользу обычного мира…
— Рон просто не знает другой жизни.
— Но я ведь могу попробовать убедить его, правда?
— Герм, ты — можешь убедить кого угодно и в чём угодно, было бы желание…
Она призрачно улыбается.
— Спасибо тебе. Мне стало легче… Ну, я побегу? В последнее время совершенно ничего не успеваю! Взрослая жизнь, оказывается, такая суетная! Ну, ты понимаешь…
Гарри тепло смотрит на лучшую подругу.
Он понимает.
Жизнь — есть жизнь.
***
После войны всё изменилось.
Раньше Гарри делил весь мир на чёрное и белое. События, поступки, людей… Всё вокруг казалось простым и понятным. Это свои, это — чужие. Это хорошо, а это плохо. Это друзья, а это враги…
***
— И не надоело вам, Поттер, слушать весь этот бред? — голос холодный, тонкие губы презрительно кривятся, а в глазах — усталость.
— Это не бред, профессор, это жизнь, — он безмятежно улыбается, сидя на камне и глядя на Снейпа снизу вверх.
— Это их жизнь, Поттер, не ваша. Когда вы уже наконец это поймете? — чуть морщится, будто ему страшно надоело втолковывать одно и то же.
— Да я понимаю. Чаю хотите?
На протянутый термос Снейп смотрит так, словно ему предложили яд, а затем… вдруг неожиданно вздыхает и берёт, садясь на камень рядом с Гарри.
— И долго вы ещё намерены сюда приходить?
— Пока буду нужен им, — он вновь закрывает глаза и подставляет лицо солнцу.
— Нужны? — недоверчиво. — Мерлин, Поттер, да они вас даже не видят!
Гарри, не открывая глаз, усмехается уголком губ.
— А разве видеть — так уж важно?
Вместо ответа лишь раздражённое фырканье. И легкий щелчок открывающегося термоса. Осторожный вдох…
— Мята и кардамон?
— Для вас заварил.
— То есть, вы знали, что я приду…
— Вы всегда приходите по субботам, профессор. И каждый раз спрашиваете одно и то же…
— Потому что я каждый раз надеюсь, что у вас просветлеет в мозгах — при условии, что они у вас вообще есть, в чем лично я сильно сомневаюсь — и вы поймёте, что вам здесь не место.
— Как и вам.
— Как и мне.
— Так почему вы всё ещё здесь? — Гарри открыл глаза и чуть повернул голову. — Вы ведь давно уже могли уйти…
— Мог, — Снейп невозмутимо подносит термос к губам, делая осторожный глоток, и смотрит куда-то вдаль.
Старательно делая вид, что не замечает немого вопроса в зелёных глазах. Наконец Гарри не выдерживает.
— Но остались, чтобы приглядывать за мной, так?
Тяжелый вздох. Горькая усмешка на бледных губах.
— Ну кто-то же должен…
Несколько мгновений они молча смотрят друг на друга, а потом Снейп поднимается на ноги и уходит, оставив термос с недопитым чаем на гладкой поверхности могильной плиты.
Зелёные глаза провожают его весёлым взглядом.
После войны всё изменилось.
Многое стало понятным.
Смерть — есть смерть.