Страница 35 из 66
Принцесса совладала с плечевым поясом, разобралась как фиксировать живот и не захлебываясь брать дыхание в перерывах между музыкальными фразами. В результате она стала лучше понимать из чего, собственно, состоит: незнакомые ей доселе мышцы обрели имена и норов, суставы поделились особенностями своей конструкции, а внутренние органы, покряхтев, приспособились вовремя ужиматься и отбегать в сторонку ради правильного воздушного столба.
Было ощущение, что принцессу разобрали, смазали и собрали обратно, благодаря чему она чувствовала легкость, гибкость, точность и четкость движений. Принцесса расцвела и похорошела. Возможно, расцвету способствовали не только упражнения, но принцесса предпочитала самой себе в этом не признаваться.
В каждом из достижений принцессы важную роль играл, разумеется, вклад господина учителя:
— Ваше Высочество, пожалуйста, не опускайте кисть! — и его твердые пальцы аккуратно, но непреклонно ложились на ее запястье.
— Ваше Высочество, держите темп: пам-пам-там-пам! — и он легко отстукивал на ее плече шаги и развороты пастушка на лугу.
Сложнее всего принцессе приходилось, когда он вставал сзади так, что его дыхание шевелило ее локоны, и, поддерживая ей локти, негромко пропевал прямо в ухо все козочкины прыжки по крыше.
— Ваше Высочество, ноты надо записывать на одном расстоянии друг от друга, — говорил он, склонившись над скрипевшей пером принцессой. — И музыкальный знак вы, простите, выгнули не в ту сторону!
— Жаль, а так хорошо вышел! — отвечала принцесса, пыхтя от усердия. — Кто вообще придумал такие закорючки?
— Ваше Высочество…
— Лина! — не выдержала принцесса, — когда мы наедине, называйте меня «Лина»! Я позволяю! Это сэкономит нам массу времени!
Лавайенн сделал паузу, видимо, пробуя мысленно составить фразу-другую без ее титула, потом галантно поклонился, не сводя с нее потаенно улыбающихся глаз:
— Как скажете, Лина!
Прощаясь в конце одного из уроков, принцесса, особо взбудораженная успехом в исполнении новой пьесы, привстала на цыпочки и легко коснулась щеки Лавайенна своей щекой:
— Благодарю!
На следующем занятии, Лавайенн, закрыл дверь за вошедшей принцессой, взял ее за плечи и коснулся щеки щекой в ответном жесте:
— Здравствуйте, Лина! — он тут же отступил и дополнил все это поклоном.
У принцессы что-то лопнуло в подвздошье и разбежалось теплом по телу. Она определенно этого не позволяла и теперь, пытаясь усмирить мелко вздрагивающие ноздри, пыталась сообразить — надо ли это запрещать? Внезапно неприятно дернуло левую руку, как бывает, когда неудачно ударишься локтем об угол, только не от локтя вниз, а наоборот вверх от кисти. Принцесса тряхнула ладонью и решила не запрещать.
Уроки стали наполнены не только совместной работой, шутками и хорошим настроением, но и тысячами мелочей обостренного взаимного внимания. Принцессу смешило, что иногда она сама себе напоминала лань, которая как бы стремглав мчится в лес, а сама тянется к яблоку в руке человека, а иногда кошку, которая как бы спит, а сама караулит, когда кухарка отвернется от колбасы.
Иногда же принцесса напоминала себе всех известных ей животных одновременно. В такие моменты ее смуглые щеки розовели, ладони нагревались, а воздушный столб внутри вибрировал от ударов сердца, как медный суповой чан на замковой кухне, если уронить в него чугунную сковородку. Случалось и такое.
Будущее и прошлое поблекли и перестали казаться настоящими. На уроках принцесса цвела, между ними вспоминала прошедший и предвкушала предстоящий, истощая запасы терпения до скрежета по сухому дну. Она ни разу не подумала, к чему это все может привести. За все это время она, кажется, вообще, ни разу не думала. Ни о чем. Думать утомительно и, вообще, мешает!
На прошлом занятии, Лавайенн, уже согласно принятой между ними традиции, прощаясь, взял ее за плечи и хотел потянуться к ней щекой, но они случайно зацепились взглядами и застыли. Пауза натягивалась как тугой ивовый лук.
Принцесса умела поднимать подбородок так, что это воспринималось, как пощечина. Могла объявить подбородком войну или остановить отряд вражеских солдат. Знала, как поднимать его для защиты от пересудов и для привлечения внимания. Теперь же, ощущая себя стремительно падающей в колодец бадьей, она впервые медленно подняла его, чтобы довериться. В конце концов, ей уже почти семнадцать! Лавайенн приблизил свое лицо к ней, глаза его стали серьезными.
— Я не прикажу отрубить тебе голову, — прошептала принцесса, — я позволяю!
Расстояние между ними медленно исчезло, и…
Возок тряхнуло последний раз. Они приехали. Поглощенная воспоминаниями принцесса вздрогнула и раскраснелась. Кучер пошел откидывать ступенечку для спуска. Нужно успокоиться, чтобы не дрожали ноги, когда она станет подниматься по лестнице.
— Задумались, Ваше Высочество? — спросил капрал Кламм.
— Немного. — надо было потянуть время, чтобы восстановить дыхание. — Вы не знаете, капрал, что такое… — принцесса постаралась сосредоточиться, — что такое «концессия»?
— Это, когда Его Величество, разрешает кому-нибудь управлять его владениями.
— Например?
— Например, построить мост через его реку и собирать плату с проезжих. Доход идет в казну, а управляющему небольшая доля.
— Ах, вот как! — принцесса была благодарна добродушному капралу. — Спасибо!
Она кивнула и быстро поднялась по двум пролетам деревянной лестницы. Когда она почти поднялась, дверь распахнулась, и Лавайенн вышел навстречу. На солнце кудри полыхнули красным. На правой щеке уже почти не было видно тоненькой царапины. В прошлый раз, когда они… Одним словом, принцесса неудачно повернула руку и поцарапала его камешком своего кольца. Они смеялись, мол, как опасно иметь дело с особами королевской крови.
— Простите за опоздание, господин учитель, — сказала принцесса, — вышла задержка с отъездом!
Лавайенн с поклоном пропустил ученицу внутрь. Сзади уже заскрипели лестницы, поднимались двое солдат. Один из них, похожий на одетого в кольчугу медведя на задних лапах, был принцессе знаком — его звали Гонза. Они вошли в прихожую, привычно разместились, один на лавке, а другой на табурете. Лавайенн жестом пригласил принцессу пройти дальше, в комнату для занятий, и они закрыли за собой внутреннюю дверь.
Все еще держа в охапку футляр с флейтой, принцесса разглядывала Лавайнна так пристально, словно пыталась убедиться, что это все тот же человек, что был на прошлом уроке, и что прошлый урок не был сном. Лавайенн смотрел на принцессу почти так же. Он тихо шагнул вперед и аккуратно коснулся сухой ладонью ее щеки. Принцесса молчала и только смотрела ему в глаза — то в левый, то в правый, снова в левый и опять в правый. Он начал поднимать вторую руку, но она вдруг уперлась кончиками пальцев ему в грудь и легонько толкнула. Он отступил, а она приложила палец к губам и показала на дверь. Подразумевался урок игры на флейте, и солдаты должны ее услышать.
Занятие музыкой потребовало значительных затрат характера для того, чтобы заниматься именно музыкой. Еще никогда козочка не прыгала с таким остервенением. Учитель и ученица старались держаться подальше друг от друга. Случайные касания обжигали как раскаленный металл, а пара или тройка специальных, которые они себе позволили, требовали таких усилий по прекращению, что ими можно было бы порвать цепь подъемного моста в воротах замка.
Сдались они в самом конце. Перед тем как бесшумно обнять ее, Лавайенн сказал так, чтобы было слышно в соседней комнате:
— А теперь, Ваше Высочество, запишем ноты!
Опомнившись, принцесса обнаружила, что прижимается спиной к стене, обхватив голову Лавайенна, буквально окружающего ее со всех сторон. Из всех стен они в помрачении уперлись именно в ту, за которой сидели солдаты. Во время поцелуя до нее доносилось их бормотание: — …замотало меня ночные дозоры стоять.
— Почему больше-то стало?
— Так ведь обещал привести больше сотни с собой, а привел восемьдесят…