Страница 2 из 15
Учебные поручения у В.Н. были сосредоточены главным образом на медицинском факультете, где он читал введение в биологию и общий курс зоологии, но в разные годы он читал и на других факультетах различные курсы как общие, так и специальные. Припоминаю, что он с увлечением читал интересный курс ихтиологии для студентов-биологов, обращая усиленное внимание на практическую сторону предмета, и даже устраивал экскурсии со студентами в рыбные лавки. Куда только не простиралась его изумительная эрудиция! Кроме учебных курсов в 1923–1924 учебном году он читал для сотрудников кафедры курс методологии морфологии, который послужил основой для рукописи его оригинальной книги с этим же названием, доселе не напечатанной.
В эти годы были сформулированы его основные морфологические концепции, вырабатывавшиеся постепенно, начиная со студенческих лет. Часть их была им изложена в большой статье «Морфологическая проблема животных структур» (1925). Эта работа, прежде всего, поражает широтой эрудиции, глубиной независимой мысли и мастерством изложения, которые оказались у 35-летнего автора. Она представляет собою анализ и классификацию основных рабочих понятий той части морфологии, которую он называл вслед за Геккелем тектологией (вкладывая, однако, в этот термин иное содержание). В понимании В.Н. тектология – учение о структуре, под которой он разумел «состав организма из повторяющихся частей». Такими частями в составе многоклеточного организма являются клетки, ткани, метамеры, антимеры и т. д., в составе колонии структурными единицами являются многоклеточные особи, в составе клетки – митохондрии, рибосомы и пр. Практически же тектология явилась в науке учением о клетках и тканях, поскольку именно эти компоненты организма имеют несравненно более общее и более важное значение по сравнению с прочим. Поэтому работа В.Н., прежде всего, является разбором основных понятий цитологии и гистологии.
К общим вопросам гистологии его привело изучение морфологии турбеллярий, которыми он занимался, как уже было сказано, со студенческих лет, продолжая эти работы в Перми, а потом возвращаясь к ним время от времени до конца жизни. С конца прошлого века при изучении морфологии беспозвоночных стало обязательным широкое применение арсенала микроскопической техники, и поэтому зоологи-«беспозвоночники» с того времени волей-неволей стали в большей или меньшей степени гистологами. При изучении тканей турбеллярий и других низших беспозвоночных (особенно немертин и губок) В.Н. пришёл к выводу, что обычные суждения о тканях, опирающиеся по преимуществу на гистологию высших животных, и классификация тканей с делением их на 4 типа – для низших беспозвоночных совершенно не подходит. Если охватить все известные среди животных и растений типы клеток и тканей и поставить вопрос о системе их, то придётся по-новому подойти к самому понятию ткани, а равным образом и к пониманию процессов тканеобразования. Это он и делает, считая примитивнейшей клеточной системой паренхиму губок и бескишечных турбеллярий. Это ещё не ткань, по представлению В.Н., но из хаотического конгломерата клеток, каковым является паренхима, можно вывести все известные формы тканей. Несколько упрощая рассуждения В.Н., можно сказать, что процесс тканеобразования в онто- и филогенезе есть формирование из паренхимы упорядоченных морфологически и функционально специализированных структур. Пути этого процесса и разбираются в рассматриваемой работе В.Н. Беклемишева.
Казалось бы, что эти мысли, высказанное в печати в 1925 году, должны были быть подхвачены гистологами, особенно если принять во внимание, что лишь немного времени спустя зародилась и развернулась эволюционная гистология, созданная в нашей стране трудами А.А. Заварзина и Н.Г. Хлопина. Казалось бы, что эти авторы должны были либо положить работу В.Н. Беклемишева в основу эволюционной гистологии, либо подвергнуть ее уничтожающей критике: ведь в ней даны по-новому основные понятия гистологии, в том числе самое понятие ткани. Однако ни того, ни другого не произошло. Оба этих автора, хорошо знавшие лично В.Н. и высоко ценившие его, прошли мимо гистологических высказываний В.Н., вовсе их не заметив. Они даже не цитируют в своих монографиях ни работы В.Н. 1925 г., ни его сравнительной анатомии (1944), где эти же взгляды повторены в сжатом виде. Это тем более странно, что А.А. Заварзин, черпая larga manu (как и В.Н. Беклемишев) факты и воззрения из классических сочинений И.И. Мечникова, в своей монографии (1945–1947) приходит порою к выводам, сходным с высказываниями В.Н. Беклемишева (например, в критике теории гастреи, отрицании существования тканей у губок и пр.). А Н.Г. Хлопин (1947) почти буквально повторяет вывод В.Н. Беклемишева о невозможности уместить многообразие тканей в 4 типа, всюду фигурирующих в учебниках гистологии. Причиной этого странного невнимания крупнейших гистологов к работе В.Н. 1925 г., по-видимому, явилось то, что они попросту не поняли его и притом настолько, что им показалось все написанное в этой работе не относящимся к области гистологии. А произошло это потому, что понять ее может только тот, кому известны общеморфологические установки В.Н., изложенные в других местах. Позднее (в конце 50-х годов) Н.Г. Хлопин оценил значение работ В.Н. для гистологии и начал глубокую перестройку своих взглядов на основании данных сравнительной анатомии В.Н. Беклемишева 1944–1952 гг.
Параллельно с морфологическими работами В.Н. начал в Перми работы в других направлениях. Сначала в течение нескольких лет он занимался опытами по действию солей на пресноводных ракообразных и простейших в связи с проблемой заселения бассейна р. Волги каспийскими формами. К этим вопросам привели его изучение фауны каспийских турбеллярий, а отчасти находки в Каме (работниками биостанции в Н. Курье) каспийских иммигрантов. Результатом этих работ было появление нескольких экспериментальных исследований, затронувших очень глубоко и физиологическую сущность вредного воздействия изменений солевого состава среды на животных, и методику количественного учёта ядовитого воздействия (уравнения ядовитости) и вопросы, связанные с историей Каспия и экологией его обитателей.
Однако эти вопросы вскоре были заслонены другими экологическими вопросами, а именно: изучением животных сообществ поймы р. Камы и условий обитания личинок малярийного комара. Первая из этих проблем разрабатывалась большим количеством молодых работников Камской Биостанции и Университета под руководством В.Н. Беклемишева в течение ряда лет (1924–1932) и продолжалась ещё долгое время после переезда В.Н. в Москву. В результате этих исследований были выработаны методика количественных сборов наземной фауны и принципы учёта населения путём вычисления ряда констант (обилие, встречаемость и пр.), вошедшие сейчас в общее употребление, получены обширные фактические данные, осветившие по-новому ряд вопросов гидробиологии и экологии наземных сообществ беспозвоночных; очень много сделано в области почвенной зоологии, сейчас представляющей особую дисциплину со специальными журналами, съездами и пр., но тогда ещё вовсе не существовавшей. В работах по изучению Камской поймы сложились и общеэкологические воззрения В.Н., о которых речь будет ниже.
К работам по малярии В.Н. был привлечён в 1924 г. проф. В.М. Здравомысловым, заведовавшим тогда Пермским бактериологическим институтом. Работы по экологии личинок малярийного комара, начатые В.Н. Беклемишевым в этом институте сначала в очень скромном масштабе, вскоре обратили на себя внимание всех активных участников борьбы с малярией, которая была тогда одним из важнейших участков фронта здравоохранения. В результате в1932 г. руководство Института малярии, медицинской паразитологии и тропической медицины в Москве пригласило его заведовать Отделом медицинской энтомологии в этом институте, что и определило в дальнейшем основное направление деятельности В.Н. до конца жизни.
Переезд в Москву на новую должность состоялся в 1932 г. Экологическая направленность интересов В.Н., уже приобретённый им опыт в полевой работе, в соединении со всесторонней теоретической подготовкой, необыкновенной гибкостью ума, позволявшей очень быстро ориентироваться по-хозяйски в совершенно новых для него областях знания, энергия и незаурядные организаторские способности обеспечили успешное развёртывание работ по всестороннему изучению малярийного комара на очень высоком научном уровне, что было совершенно необходимо для успеха борьбы с ним. В течение 30 лет В.Н. отдавал главные силы руководству работами созданного им коллектива биологов и врачей по борьбе с переносчиками трансмиссивных заболеваний. Это был славный путь, который в комплексе с работами других отделов Института медицинской паразитологии и тропической медицины им. Е.И. Марциновского (как он теперь называется) привёл к почти полной ликвидации малярии в СССР, значительным успехам в борьбе с клещевым энцефалитом и некоторыми другими заболеваниями, а в самое последнее время и с мошками. Я не буду касаться этой стороны деятельности В.Н.: ей уже посвящена порядочная литература (см. Юбилейный сборник В.Н. Беклемишева, 1962); эти его заслуги отмечены правительственными наградами и получили высокую оценку в научной и медицинской общественности. Отмечу лишь, что в исследованиях, начатых В.Н. в Отделе медицинской энтомологии, сразу же пригодились работы коллектива биологов, проведённые под его руководством в Перми: и методика количественного учёта, и данные о миграциях, и физиологические эксперименты по действию ядовитых веществ – все это сразу же пошло в дело. И наоборот – сотни работ, вышедшие из Отдела В.Н., важны не только для эпидемиологии, но представляют серьёзный вклад в морфологию, систематику, экологию, популяционную генетику и географию, а также в общую паразитологию. А, кроме того, все эти данные сыграли большую роль в теоретических построениях В.Н., особенно в общей экологии. Хочется также прибавить, что работы В.Н. Беклемишева показывают, сколь эффективным может оказаться применение к практике багажа знаний и сил теоретика, специализировавшегося в области, казалось бы, совершенно не связанной с жизнью. Кем бы можно было у нас 30 лет назад заменить на этом участке фронта медицины В.Н. Беклемишева, специалиста в абстрактнейшей области изучения органической формы? И не отдай он большей части своей сознательной жизни на это дело, то, что было бы у нас с малярией? Конечно, благодаря загрузке практическими задачами, очень и очень многое из запланированного им в области общей морфологии, экологии и теоретической биологии осталось невыполненным, и об этом нельзя не пожалеть, особенно нам, биологам. Но жертву любимым делом во имя гражданского и морального долга в данных условиях и в данное время нельзя не счесть оправданной. При выборе между интересным для себя и необходимым для другого в решении в пользу второго, какие же могли быть сомнения у В.Н. Беклемишева, всю жизнь руководствовавшегося высочайшими моральными принципами?