Вечный сон

– Вчера перепил, – буркнул я в ответ.

– Так-так. – Олс рассмеялся и как бы невзначай – испытанный полицейский прием – спросил: – У генерала Стернвуда уже был?

– Угу.

– Начал на него работать?

– Очень уж вчера дождь сильный был, – ответил я, если это можно было назвать ответом.

– С этой семейкой не соскучишься, – сказал Олс. – Неподалеку от Лидо, у причала, в море плавает здоровенный стернвудовский «бьюик».

Я разинул рот и с такой силой стиснул телефонную трубку, что чуть ее не раздавил.

– Вот такие дела, – весело продолжал Олс. – Новенький «бьюик». Внутри песок… вода. Да, чуть не забыл, в кабине нашли какого-то парня.

– Риган?! – спросил я, стараясь дышать как можно тише.

– Кто-кто? А, бывший бутлегер, которого женила на себе старшая дочка генерала. Не знаю, старик, я ведь этого Ригана никогда в глаза не видал. С чего бы это он вдруг решил отправиться на «бьюике» в плавание?

– Не валяй дурака, прекрасно же сам знаешь, что охотников до подобных морских процедур найдется немного.

– Не знаю, не знаю… Сейчас еду на место аварии. Если хочешь, присоединяйся.

– Охотно.

– Тогда приезжай в управление. Я у себя.

Наспех побрившись, умывшись и позавтракав, я вскочил в машину и меньше чем через час был уже в городском полицейском управлении. Окружная прокуратура располагалась на седьмом этаже, где Олс занимал маленький, но отдельный кабинет. За письменным столом, на котором не было ничего, кроме блокнота, дешевого письменного прибора, шляпы Олса и его правой ноги, сидел среднего роста блондин с густыми светлыми бровями, спокойными глазами и ровными белыми зубами. Внешность у него была ничем не примечательная, а между тем я слышал, что на его боевом счету девять убитых, причем троих преступников он уложил, находясь – как им казалось – в безвыходном положении.

Олс встал, спрятал в карман плоскую жестяную коробку сигар «Антракт», одну сигару сунул в рот, пожевал ее и, откинув назад голову и прищурившись, внимательно посмотрел на меня.

– Это не Риган, – сказал он. – Я проверял. Риган – здоровенный лоб, с тебя ростом, да и весит не меньше. А в «бьюике» совсем еще молоденький парнишка.

Я промолчал.

– Почему, интересно, Риган смылся? – спросил Олс. – Ты об этом не задумывался?

– В общем, нет.

– Тот, кто незаконно промышляет спиртным, потом женится на деньгах, а потом вдруг посылает к черту красавицу-жену и несколько миллионов, которые, считай, были у него в кармане, даже у меня вызывает подозрение. А ты, наверное, решил, что все это тайна?

– Угу.

– Ладно, старик, не обижайся. Делай то, что тебе поручил генерал.

Олс подошел к столу, похлопал себя по карманам и взял шляпу.

– Я Ригана не ищу, – сказал я.

Олс запер кабинет, мы спустились на стоянку, сели в небольшой синий автомобиль и поехали в сторону Сансета, время от времени оглашая окрестности оглушительной полицейской сиреной. Утро выдалось такое солнечное, что жизнь, если бы в голову не лезли дурные мысли, казалась бы прекрасной и безмятежной.

До Лидо по прибрежному шоссе было тридцать миль, из них десять – по забитой машинами дороге, однако Олс ухитрился преодолеть это расстояние за три четверти часа. Перед старой, выцветшей аркой Олс съехал на обочину, остановил машину, и мы вышли. За аркой тянулся, уходя в море, длинный пирс, огороженный белыми столбиками. На его дальнем конце собралась небольшая толпа, стояли люди и в арке, но на пирс их не пускал полицейский в мотоциклетном шлеме. По обеим сторонам шоссе выстроились легковые машины – в любителях острых ощущений обоего пола недостатка, как всегда, не было. Олс предъявил полицейскому в шлеме свой жетон, и мы вышли на причал. В нос тут же ударил сильный, несмотря на прошедший ливень, запах рыбы.

– Вот она – на барже. – И Олс показал сигарой на стоявшую у причала в самом конце пирса низкую черную баржу с рулевой рубкой, как у буксира.

Действительно, на палубе, переливаясь в лучах утреннего солнца, виднелась большая темная машина, с которой не успели еще снять подъемные цепи. Стрела лебедки была уже развернута и спущена на палубу. Вокруг машины столпились люди.

По скользкому трапу мы сошли на палубу. Олс поздоровался с помощником шерифа в зеленой гимнастерке и с каким-то мужчиной в штатском. Три матроса стояли, прислонившись к рубке, и жевали табак. Один из них, вероятно тот, кто лазил в воду и надевал на «бьюик» цепи лебедки, вытирал мокрые волосы грязным полотенцем.

Мы осмотрели машину. Передний бампер погнут, одна фара разбита, у второй лопнул обод, но стекло цело; на радиаторе большая вмятина, на кузове и молдингах царапины. Обшивка сидений намокла от воды и почернела, а вот колеса не пострадали.

Водитель, невысокий темноволосый парень, сидел в кабине, уткнувшись неестественно вывернутой головой в руль. Еще совсем недавно он, видимо, был хорош собой, теперь же лицо его побелело, глаза под прикрытыми веками потухли, а в открытый рот набился песок. На лбу слева темнел огромный кровоподтек.

Олс сделал шаг назад, кашлянул и, раскуривая свою короткую сигару, спросил:

– Что произошло?

Помощник шерифа молча указал пальцем на стоявшую в самом конце пирса группу зевак. Один из них держался рукой за столбик разбитой ограды; белая краска сошла, и сквозь нее проступила светло-желтая, цвета свежеспиленной сосны, древесина.

– В этом месте «бьюик» врезался в ограду, – рассказал помощник шерифа. – Удар, похоже, сильный был. Здесь ведь дождь кончился рано, часов в девять вечера. Дерево внутри сухое, а значит, случилось это уже после дождя. Воды машина, видать, много набрала, а то бы удар еще сильней был, да и отнесло бы ее подальше. Другое дело, если б не отлив, ее бы к сваям прибило. Получается, авария где-то часов в десять произошла. Может, в девять тридцать, но уж никак не раньше. Сегодня утром приходят на пирс рыбаки, смотрят – под водой машина. Мы ее тогда лебедкой и вытащили; подняли на баржу, а в кабине – труп.

Мужчина в штатском молча ковырял доски палубы носком ботинка. Вертя сигарой, словно сигаретой, Олс перевел взгляд с него на меня.

– Пьян был? – спросил он, обращаясь ко всем сразу. Матрос, который вытирал голову полотенцем, подошел к нам, облокотился на поручни и так громко харкнул, что все повернулись к нему.

– Песку наглотался, – пояснил он и сплюнул. – Меньше, конечно, чем покойничек, но тоже солидно.

– Может, и пьян, – отозвался помощник шерифа. – Разве трезвый в такой дождь кататься поедет?! А пьяному – море по колено.

– Пьяный! Как бы не так! – подал голос штатский. – Неужели нормальный человек, хоть бы и пьяный, станет на прямой передаче по причалу катить?! Да и на голове у него здоровенный фонарь, не видите, что ли? По мне, так это убийство.

Олс взглянул на матроса с полотенцем в руках:

– А ты что скажешь, приятель?

Тот, довольный, что к нему обратились, ухмыльнулся и заговорил:

– Мое дело маленькое, но, раз спрашиваете, могу сказать: самоубийство это, как пить дать самоубийство. Вон на причале следы от шин до сих пор видны. А значит, шериф прав, дело уже после дождя было. Если б он медленно ехал, то заграждения бы не пробил. А он ведь, скорее всего, еще пару раз в воздухе перевернулся. Выходит, набрал скорость и на полном ходу в ограду въехал. По газам – и в воду. А голову разбил при падении.

– Ишь ты, глазастый какой, – похвалил его Олс. – Обыскали? – спросил он помощника шерифа, но тот промолчал, выразительно посмотрев на меня и на стоявших возле рулевой рубки матросов. – Ладно, потом, – спохватился Олс.

С причала по трапу сбежал маленький человечек в очках, с усталым лицом и черным портфелем в руках. Приблизившись, он снял шляпу, вытер потный затылок и стал смотреть на море с таким видом, будто не знал, где он находится и зачем его вызвали.

– Вон ваш пациент, доктор, – сказал ему Олс. – Вчера вечером нырнул с причала в воду. Часов в десять. Больше нам пока ничего не известно.