Вечный сон

Сложив в кузов десятка полтора ящиков, тип в новеньком комбинезоне закрыл задние дверцы фургона, поднял подножку и сел в кабину.

– За ним, – скомандовал я таксисту.

Тип в комбинезоне завел мотор, зыркнул глазами по переулку и, проехав назад, свернул налево. Свернули и мы. Я заметил, что фургон повернул в сторону Франклина, и велел таксисту догнать его, но, когда мы доехали до Франклина, фургон опережал нас уже квартала на два. По дороге на Вайн, в самом Вайне и всю дорогу до Уэстерна фургон маячил далеко впереди. Дорога была забита, и моему краснощекому шоферу никак не удавалось сократить дистанцию. Я сделал ему внушение, но тут фургон, оторвавшийся от нас на весьма почтительное расстояние, свернул опять, на этот раз на Британни-плейс. Когда же вслед за ним свернули туда и мы, грузовик исчез.

Краснощекий промямлил через стеклянную перегородку что-то в свое оправдание, и мы поехали в гору со скоростью четыре мили в час, вертя головами во все стороны: а вдруг фургон спрятался в кустах? Через два квартала, на перекрестке Британни-плейс с Рэнделл-плейс, перед нами вырос белый многоэтажный жилой дом, который фасадом выходил на Рэнделл, а въездом в подземный гараж – на Британни. Мы медленно ехали мимо дома, и таксист утешал меня, что фургон не мог далеко уехать, но тут, повернув голову, я совершенно неожиданно увидел, что фургон с открытой задней дверцей стоит под аркой белого здания, у въезда в гараж.

Мы обогнули дом, остановились у подъезда, и я вошел внутрь. В холле было пусто, домофон отсутствовал, над стоявшим у стены письменным столом тянулся длинный ряд выкрашенных в золотистый цвет почтовых ящиков. Я пробежал глазами фамилии жильцов. Квартиру под номером четыреста пять занимал некто Джозеф Броди. В свое время Джо Броди получил от генерала Стернвуда пять тысяч долларов за то, чтоб он, Джо, отстал от Кармен и занялся какой-нибудь другой девицей. Возможно, владелец квартиры номер четыреста пять Джозеф Броди и вымогатель Джо Броди – одно и то же лицо. Возможно, и даже очень.

Я прошел вдоль стены к шахте лифта. Его крыша находилась на одном уровне с полом. Наверх вела выложенная кафелем лестница. Рядом была дверь с надписью «Гараж». Я открыл ее и по узким ступенькам спустился в подвал. Дверь лифта была открыта. Тип в новеньком комбинезоне, тяжело дыша, грузил в кабину ящики с книгами. Я остановился поодаль, закурил и стал наблюдать, как он носит книги. Ему это явно не понравилось.

– Смотри, как бы перевеса не получилось, – сказал я, помолчав. – Больше полутонны этот лифт не подымает. Кому товар везешь?

– Броди, в четыреста пятую, – ответил грузчик. – А ты кто, управляющий?

– Он. Добра, я вижу, тут хватает.

– Тоже мне добро! Книги это, – буркнул грузчик, метнув на меня злобный взгляд светлых, с белым ободком глаз. – Каждая коробка, считай, сто фунтов весит. Что ж мне их, на своем горбу носить?

– Главное, чтобы перевеса не было, – повторил я.

Загрузив шесть ящиков, он вошел в лифт и захлопнул дверцы, а я поднялся в холл, вышел на улицу, сел в такси и поехал в центр, к себе в контору. Краснощекому я заплатил гораздо больше, чем он заслуживал, а он в благодарность вручил мне свою измятую визитную карточку, которую я, против обыкновения, не стал выбрасывать в стоявшую у лифта керамическую вазу с песком.

На седьмом этаже я снимал под контору полторы комнаты. Полторы, потому что одна комната была перегорожена на собственно кабинет и приемную. На двери, ведущей в приемную, значилась моя фамилия – только фамилия, и ничего больше. Дверь в приемную я никогда не запирал, чтобы было где меня подождать, если клиент явится в мое отсутствие.

Клиент явился в мое отсутствие.

11

Она была в бежевом в горошек шерстяном костюме, в рубашке мужского покроя с галстуком и в тупоносых туфлях на низком каблуке. Чулки такие же тонкие, как и накануне, но юбка на этот раз прикрывала колени. Блестящие черные волосы выбивались из-под маленькой шляпки с пером, стоившей никак не меньше пятидесяти долларов, хотя на первый взгляд кажется, что такую шляпку без всякого труда можно соорудить одной рукой из листа бумаги.

– Лучше поздно, чем никогда! – воскликнула она и, брезгливо сморщив нос, оглядела нехитрую обстановку моей приемной: обитая красной полинявшей материей тахта, два не слишком уютных кресла, давно не стиранные тюлевые занавески на окнах и детский столик с серьезными – для вида – журналами. – А я уж решила, что вы работаете в постели – как Марсель Пруст.

– Кто это такой? – Я сунул в рот сигарету, закурил и посмотрел на нее. Лицо бледное, встревоженное, но собой владеет неплохо.

– Французский писатель, живописал пороки. Вы его не знаете.

– Какая жалость, – огорчился я. – Ну-с, прошу в мой будуар.

Она встала.

– Мы с вами вчера не поладили. Возможно, я погорячилась.

– Мы оба погорячились, – откликнулся я, открыл дверь и пропустил миссис Риган внутрь.

Кабинетом я тоже похвастаться не мог: ковер не первой молодости, да еще какого-то бурого цвета; в углу пять зеленых ящиков с картотекой, в основном – по Калифорнии; на стене отрывной календарь, на котором изображены катающиеся по небесно-голубому ковру пятеро малюток-близнецов в розовых платьицах, с каштановыми волосами и живыми черными глазенками величиной со спелую сливу. В кабинете было также три стула под орех, стандартный письменный стол с блокнотом, чернильным прибором, пепельницей и телефоном, а у стола – скрипучий вращающийся стул, тоже стандартный.

– У вас могло бы быть и поуютнее, – изрекла миссис Риган, садясь к столу.

Я подошел к почтовой прорези, извлек шесть конвертов (два письма и четыре рекламных объявления), повесил шляпу на телефон, сел за стол и сказал:

– У Пинкертонов тоже неуютно, не думайте. Нашей профессией много не заработаешь, если, конечно, не жульничать. Когда в кабинете сыщика уютно, это означает, что сыщик богат или же рассчитывает разбогатеть.

– Так вы, значит, не жульничаете? – Она открыла сумочку, достала из французского эмалевого портсигара сигарету, вынула зажигалку, закурила, бросила портсигар и зажигалку обратно в сумку в опустила ее на колени, не закрывая.

– Упаси бог.

– Почему же тогда вы избрали такую нечистоплотную профессию?

– А почему вы вышли замуж за бутлегера?

– Господи, давайте не будем снова ссориться. Я все утро пытаюсь вам дозвониться. И сюда звонила, и на квартиру.

– По поводу Оуэна?

Она нахмурилась и тихим голосом проговорила:

– Бедный Оуэн. Стало быть, вы все знаете?

– Следователь из окружной прокуратуры сегодня утром возил меня в Лидо. Он думал, что я в курсе дела, а оказалось, сам он знает куда больше меня. Например, ему известно, что в свое время Оуэн хотел жениться на вашей сестре.

Миссис Риган молча курила, поедая меня своими пронзительными черными глазами.

– А что, это было бы совсем не так уж плохо, – быстро проговорила она. – Он ведь любил ее, а такое в нашем кругу встречается не часто.

– Да, но он сидел.

– Подумаешь, были бы связи – не сидел бы, – небрежно бросила она, пожав плечами. – В этой бандитской стране связи решают все.

– Ну, это вы, положим, преувеличиваете.

По-прежнему не сводя с меня глаз, она стянула перчатку с правой руки и прикусила палец.

– Я к вам пришла не из-за Оуэна. Скажите, вы по-прежнему отказываетесь рассказать мне, по какой причине вас вызывал отец?

– Только с его разрешения.

– Из-за Кармен?

– Даже этого не могу вам сказать. – Я кончил набивать трубку и поднес к ней спичку.

Некоторое время миссис Риган молча смотрела на дым, а потом опять полезла в сумочку, достала оттуда толстый белый конверт и бросила его на стол.

– Полюбуйтесь.

Я взял конверт в руки. Адрес был напечатан на машинке:

«Миссис Вивьен Риган, 3765, Алта-Бриа-Креснт, Уэст-Голливуд». Отправлено письмо не почтой, а с посыльным. Время отправки: восемь тридцать пять утра. Я открыл конверт и вынул оттуда глянцевую фотографию размером 4,25 x 3,25 дюйма.