Бубыри (сборник)

Охотникам, даже самым азартным, в конце концов, надоело гоняться по тайге за стаей, городская администрация перестала субсидировать антиволчьи вертолетные рейды, мотивируя это тем, что жертв среди людей не было, потери скота минимальные, а гонять дорогостоящую машину ради спасения дворняжек может быть и гуманно, но зато уж очень неэкономично.

Интерес к неуловимым волкам постепенно ослабевал, и только Соломон знал, что теперь, голодной весной появился реальный шанс встретиться со зверями и самое главное – с их легендарным вожаком.

Охотнику было известно, что в пригороде осталась только одна стая полудиких собак, под предводительством Снежка, которому до сих пор удавалось умело уводить своих псов то в лесопарк (там они были недоступны для собачников), то в город – куда не смели сунуться волки.

Соломон был уверен, что собачники (среди которых не было ни одного даже бывшего охотника, а все бригады были укомплектованы исключительно бомжами) никогда не настигнут свору черного кобеля. Зато для волков эти собаки оставались очевидным источником корма. Соломон не сомневался, что встреча этих стай обязательно произойдет. И произойдет очень скоро.

И Соломон принялся следить за «подсадными утками» – собаками Снежка. Но Снежок, почувствовав особое внимание Соломона и заподозрив в нем врага, тут же увел своих псов от гаражей, где они держались несколько дней. Соломон нашел их на следующее утро у железнодорожного вокзала. Он старался не выделяться из толпы, не останавливаться, не разглядывать собак, и даже один раз, словно мимоходом, бросил Снежку кусок колбасы. Его прием удался: собаки перестали вычленять Соломона из «движущегося леса», и, прекратив воспринимать его как источник опасности, стали относиться к волчатнику так же, как и к остальным горожанам, то есть как к потенциальным носителям еды.

Соломон «пас» своих собак около недели.

Однажды под вечер Соломон заметил, что его псы, кормившиеся у хлебозавода, были спугнуты уазиком, очень похожим на тот, в котором совершали свои рейды собачники. И Снежок увел своих подопечных от опасности в лесопарк.

Соломон заволновался: чутье опытного охотника подсказывало ему, что черный пес делает непростительную ошибку. Лесопарк, глубоко вдававшийся в жилые кварталы, с северо-востока через дачный поселок смыкался с тайгой. Соломон, предвидя близкую развязку, вскочил в автобус и поехал домой. Там он схватил зачехленную двустволку, положил ее в рюкзак, бросил туда же пару пачек патронов, заряженных картечью (при этом успев подумать, что патроны старые, надо было бы зарядить хотя бы пяток новых), и выскочил на улицу. Время было дорого. Он не стал дожидаться автобуса, а остановил частника на жигулях.

– К лесопарку, – сказал он шоферу, забравшись в салон машины.

– Что, дядя, на белок охотиться едешь? – спросил водитель, увидев выглядывающий из рюкзака конец ружейного чехла. – Не сезон ведь. Весна. Они же не выходные – все линные. Да и менты тебя в парке засекут. И опять же стемнеет скоро.

– Да нет. Я мастеру ружье везу. Один курок барахлит. А он как раз у лесопарка живет. Обещал починить, – соврал Соломон.

– Это другое дело, – поддержал разговор шофер. – К весенней охоте ружье исправным должно быть. Небось, ждешь, не дождешься, когда тяга начнется?

– Жду, – опять солгал Соломон, презиравший охоту на пернатую дичь, и думая, что надо было бы все-таки зарядить новые патроны картечью.

Жигули остановились у трамвайного круга. За ним темнел лесопарк.

Соломон торопливо сунул шоферу деньги, выскочил из машины и заспешил туда. Он на ходу распаковал ружье, отработанными движениями собрал его, засунул в стволы патроны и обернулся. Водитель жигулей, раскрыв рот, наблюдал за Соломоном. Волчатник махнул шоферу рукой и тут же забыл о нем, потому что охота уже началась.

К вечеру лесопарк был безлюден. Соломон прошел с полкилометра по протоптанной в лесу дорожке и понял, что оказался прав: волчья стая подкараулила-таки псов – сбоку, из долины протекающей через лесопарк речушки, послышался отчаянный лай. Соломон заспешил туда, на ходу ощупывая запасные патроны в кармане своего полушубка.

У замерзшего ручья Соломона чуть не сбили с ног две летевшие ему навстречу собаки. У одной на бедре зияла огромная рана, и за ней стелился кровавый след. Соломон узнал их. Это были собаки Снежка.

По этой же тропе, навстречу Соломону бежали двое – парень и девушка.

Девушка была вся в слезах и белая как полотно. И парень тоже был сильно напуган.

– Там…, – начала было девушка, но дальше не смогла произнести ни слова и разрыдалась.

– Там в овраге волки собак режут, – сказал парень. – А где остальные стрелки? Окружают?

– Да нет, один я, – ответил Соломон и побежал в овраг.

– Мы милицию вызовем. И охотников! – крикнул ему вдогонку парень.

Соломон на ходу обернулся.

– Милицию не надо, – они всех волков распугают. И охотников тоже не надо. Я сам охотник. Волчатник. Сам справлюсь, а вы ступайте. Никого не зовите! – и заспешил дальше, в сторону собачьего лая.

Соломон пробежал метров пятьдесят и увидел то, что и ожидал увидеть. На дне оврага, у вывороченной с корнем сосны, держала оборону собачья стая, вернее то, что от нее осталось: черный вожак и еще два рослых пса, у одного из которых в предках, похоже, был доберман, а у другого – кавказская овчарка.

На окровавленном снегу лежали три неподвижных собачьих тела и одно – волчье.

На оставшихся в живых и отчаянно лаявших собак наседали пять волков во главе с огромным вожаком. Из-за того, что псы прижались к вывороченному комлю огромной сосны, волки не смогли применить свой знаменитый прием охоты в круге, поэтому развязка трагедии затягивалась.

Соломон остановился, перевел дыхание и выстрелил по одному волку, через секунду по другому и, не глядя на них, мгновенно перезарядив ружье, снова поднял стволы. Вожак, не обращая внимания на выстрелы, выбил из рядов оборонявшихся добермана. Волк вцепился ему в горло, тряхнул, отскочил, а пес, хрипя, забился на снегу.

Пятнистый зверь на мгновение замер, хорошо выделяясь на фоне белой стены оврага.

«Красавец!» – невольно восхитился Соломон, быстро подводя мушку под лопатку волка и с некоторой жалостью нажимая на спусковой крючок. Звонко и очень громко (Соломону показалось, что гораздо громче выстрела) щелкнул боек по капсюлю. Осечка! Соломон потянул второй курок – вторая осечка!

«Подвели все-таки старые патроны», – с тоской подумал Соломон, заново взводя курки.

Но было поздно. Вожак, до этого не обращавший внимания на выстрелы, от металлических звуков двух осечек вдруг как-то по-особому тоскливо завыл, отскочил в сторону и в три прыжка скрылся за кустом. За ним, оставив псов, последовали два уцелевших волка и, к удивлению Соломона – «кавказец».

Соломон, не надеясь, вскинул стволы вслед одному из переярков и нажал сразу два курка в надежде, что хотя бы один патрон на этот раз не подведет. Грянул дуплет, приклад больно двинул по скуле, а волк уткнулся в снег.

Соломон перезарядил ружье, выбросил теплые гильзы и пошел к выворотню, под которым, тяжело дыша и ткнув окровавленную морду в снег, лежал Снежок.

Соломон, не доходя до него, нагнулся над хрипящим доберманом. Рана была смертельной. Соломон приставил ствол к голове собаки и нажал на курок. Снежок даже не вздрогнул от выстрела и, продолжая хрипло дышать, смотрел на подходящего человека.

Соломон присел рядом с ним, разобрал ружье, снял с него ремень, соорудил импровизированный ошейник и надел на пса.

Только сейчас охотник заметил, что пес не был полностью черным – под левым глазом струилась серая полоска.

Соломон не стал привязывать Снежка, а, оставив около него ружье и рюкзак, направился к убитым волкам. На груди переярка шерсть была окрашена в необычный зеленоватый цвет. Но удивило Соломона не это. На боку другого, матерого, виднелась четкая белая цифра «6». Соломон перевернул зверя. И с другой стороны была точно такая же, но бледнее.