Страница 126 из 151
Парящий в воздухе Адам склоняет голову набок и смотрит на Питера сверху вниз, как на букашку, не стоящую внимания.
— У тебя не хватит сил, смертный мальчик. Даже если ты будешь в лучшей своей форме.
— Я знаю, — соглашается Питер и, неуклюже перешагивая через обломок стены, охает от прострелившей ногу боли. — Но ты не оставляешь мне выбора. Может, ты и самый сильный чувак параллельной вселенной, но люди моего мира, они… Ты не видел их в действии, доведенных до отчаяния.
— Паркер, — предупреждающе бросает Стив Роджерс из параллельного мира. Питер к нему даже не оборачивается. Он смотрит на зависшую в воздухе бессознательную Тею, окруженную золотым свечением, заключенную в сферу, как в клетку.
Он видел ее такой однажды. Тогда она была в отчаянии и хотела убить Стрэнджа и Старка за обман. Теперь же она спокойна, будто спит.
— Если понадобится, мы все будем драться, — тихо произносит Майлз. Позади него — Питер этого не видит, — кивает Пит и Тесса. И Гвен. И Мэй Паркер. И даже Эндрю.
— Но вам не придется.
То говорит Ева. Она висит в нескольких футах над землей рядом с Адамом и смотрит прямо на него. Светящаяся, уверенная, безэмоциональная, как и он. Чей облик принял этот Адам, Питер не знает, но в Еве он видит черты Теи, и это его все еще беспокоит.
— Я сказала, — договаривает Ева, — что заплачу цену, которую ты просишь.
Лицо Адама внезапно перекашивает вполне человеческая ухмылка.
— Но без нее, — он кивком головы указывает на Тею перед собой, — ты не так интересна мне.
— Понимаю. Но я обещала тебе себя. А не нас.
Адам на мгновение замирает, и Питер думает, что сейчас он бросится на Еву или Тею или на них обеих и заберет обеих в какую-нибудь еще клятую реальность, где Питер не сможет их отыскать. Но суверенный отпрыск только качает головой, признавая поражение в споре, о котором никто, кроме него и Евы, понятия не имеет.
— Что ж… Справедливо. Ведь я принял твой ответ.
Он кажется уязвленным. Чтобы понять, что происходит, Питеру может потребоваться год или два, или десять, поэтому он решает, что ему вообще это не интересно. Какая, собственно, разница, что происходит, если Теи не будет касаться разборка двух суверенов.
— Так вы вернете мне ее? — твердо спрашивает он. У него дрожат и руки, и ноги от перенапряжения, и он едва не валится на землю, но ему хватает сил, чтобы сделать голос уверенным, чтобы доказать этому суверенному придурку, что отступать он не станет.
— Да.
— Нет.
Они отвечают хором, и Питер почти злится на обоих. Почти — потому что сдерживает себя. Потому что, он чувствует, это дипломатическая беседа, в которой нет места эмоциям. Как бы каламбурно это ни звучало.
Его девушку усыпили буквально за то, что она разрывалась от эмоций. Пожалуй, с выражением своего гнева ему придется подождать.
— Я выведу ее из лимба, и она умрет, — предупреждает Адам. Ева как-то странно дергает руками, будто выражая негодование.
— Я помогу ей, как и прежде.
— Твои клетки ей больше не помогут. Анаптаниума— вы ведь так его называете? — больше не осталось в ее теле. Ничто не сдерживает ее, и она умрет, как только очнется.
— Я. Помогу. Ей.
Вокруг Евы и Адама собираются все, кто оказался в мире Питера. Стягивают их в кольцо, готовые к тому, чтобы биться. Вселенная Теи Амидалы спасла остальные миры, и отвоевать обратно одного ее человека — меньшая дань, которую могут отдать жители параллельных реальностей. Питер смотрит только на Тею. Ждет.
— Я знаю, что ты собираешься сделать, — произносит Адам странным дребезжащим голосом. Значит, и ему присущи злость и другие эмоции? — И на такое мы не договаривались.
— Нет, — соглашается Ева и вдруг оборачивается на Питера.— Но это не тебе решать.
Что?.. Чего она ждет от Питера? Он не всесилен, даже бесполезен сейчас. Но, кажется, Ева смотрит мимо него.
На разворачивающуюся за спиной Паркера воронку из воздуха, которая выплевывает в восстановленный мир неожиданных гостей.
— Простите, мы задержались, — громогласно объявляет о своем возвращении доктор Стрэндж. Следом за ним появляются Питер Квилл, Гамора, Ракета и Грут-подросток. А за ними — верховная жрица суверенов, Айеша.
***
«Когда ты очнешься, будет больно»,— говорит ей Ева. Эхо от ее голоса разносит слова во все стороны, словно Тея стоит в глубокой широкой пещере. Но, кажется, это не пещера. Это ее тело, и она где-то в самой глубине его, в клетках.
«Что это?»— тревожится она, заметив в кромешной тьме слабый свет. Он переливается из белого в золотой и обратно.
«Травма.»— лаконично сообщает Ева все тем же голосом.
«Чья?»
«Твоя.»
Тея не помнит, чтобы она получала какие-то травмы — кроме тех, что причинили ей многочисленные переходы через всевозможные вселенные. Но ей кажется, что они должны выглядеть совсем не так. Эта травма, или что бы это ни было, больше напоминает разливающуюся реку. Тея стоит в самой широкой части ее русла и смотрит, как льется внутри нее же вода. Нет, не вода. Кровь?
«Эта давняя травма, — поясняет Ева. — Последствия взрыва в маленькой лаборатории Старк Индастрис».
Тея вспоминает тот Инцидент урывками, будто все было не с ней или в какой-то прошлой жизни.
«Но врачи не нашли у меня никаких травм. Я была цела и невредима.»
«Ваши технологии не настолько точные. Ваши врачи не смогли бы выявить все процессы, которые протекали в твоем теле в тот роковой случай.»
Река течет вверх, в высоту и темноту, и каким-то шестым чувством Тея понимает, что она утекает в мозг. Водопад наоборот.
«Что же тогда случилось?»— спрашивает девушка. Ева как будто вздыхает.
«Ты умерла.»
Почему-то эта новость не вызывает в Тее ни страха, ни удивления.
«Тебя спас анаптаниум, — продолжает Ева, не получив никакой реакции от своего носителя. — Он окутал твое сломанное тело облаком и впитался в открытые раны, проник в кровь, прописал себя в твою ДНК. Таким образом, ты выжила.»
Это дает ответы на многие вопросы, оставшиеся после Инцидента в лаборатории, думает Тея. Это объясняет… почти все.
«Он завязался на твоей эмоциональной реакции.»
«И так я научилась им управлять,— догадывается Тея. – А когда тот ублюдок высосал из меня почти все, создав тебя, я осталась без защиты.»
«И почти без шансов на жизнь, — продолжает Ева. — Ты тратила и тратила все, что в тебе осталось, пока не выплеснула из себя все, что спасало твое тело.»
«И тогда ты вмешалась. Получается, ты спасла меня. Фактически, второй раз. Фактически, в миллионный раз. Почему?»
Некоторое время Ева молчит, оставив Тею наедине с самой собой. Она не торопит и терпеливо ждет — почему-то Тея уверена, что время здесь не имеет значения. Где бы это здесь ни было.
«Ты часть меня,— наконец, отвечает Ева. — Ты создала меня и повлияла на меня. В какой-то мере, ты мой родитель.»
«Суверенам тоже не чужда семья?»— если бы Тея могла, она бы усмехнулась. Но здесь, в этом ничто, у нее снова словно нет чувств.
«Мы с тобой — не семья.— возражает Ева, даже сердится. — Мы с тобой — система, нейронная сеть, тандем. Называй, как хочешь. Но мы всегда будем связаны. Пока одна из нас не умрет.»
Звучит устрашающе. Но Тее не страшно, больше нет.
«Тогда мы погибнем одновременно? Ты предупреждала об этом.»
«Нет,— вдруг отвечает Ева. — Теперь уже нет, ты можешь не волноваться. Наша с тобой зависимость друг от друга исчезла, как только мы спасли твою реальность.»
«Она и твоя реальность тоже.»
«Теперь это спорное утверждение.»
Тея не знает, что значит «теперь», но не уточняет. Лишь ждет, когда ее выпустят из ее необычной клетки, если собственное тело можно называть клеткой, и молчит. Терпение — то, о чем ее просила Ева, — вот оно, его девушка демонстрирует с поразительным спокойствием. Она знает, что ее выпустят отсюда.
«Когда ты очнешься, будет больно»,— повторяет Ева после заминки.
«Ну, — думает Тея, — по крайней мере я больше не умираю. Ведь так?»