Страница 110 из 151
— Когда ты целуешься, то задерживаешь дыхание, будто перед прыжком в воду,— шепчет Тея. Набирается смелости, отнимает руку от своих губ и подносит ее к щеке Питера, чтобы коснуться. Он моргает, вздрагивает, смотрит на нее, в нее. Ждет, что она добавит что-то, что убедит его окончательно. — Ты завязываешь шнурки на два узла. Тебе нравится запах сырой штукатурки, и ты ненавидишь смотреть фильмы в одиночестве. У тебя на спине есть большая родинка в форме Луизианы… на правой лопатке, где сейчас рана. Где была рана… — Тея приподнимается на носочки, осторожно, боясь спугнуть, кладет руку на шею Питеру. И выдыхает ему прямо в ухо, чтобы никто больше этого не услышал: — Ты не можешь выговорить мое имя, когда…
Питер отпускает ее стиснутую руку, только чтобы обхватить за талию, оторвать от земли, уткнуться носом в шею — Тея чувствует, как он дрожит и давится воздухом, и влажная слеза мажет ее по оголенному плечу сквозь дырку в свитере.
— Питер, — шепчет Амидала, зарываясь пальцами в его пыльные волосы. — Все в порядке, все хорошо.
Ничего не в порядке. Ничего не хорошо. Тея плачет, не понимая, как могла пропустить столько времени, как такое вообще возможно; Питер стискивает ее дрожащими руками, прячет лицо в изгибе плеча, стонет. Что бы ни произошло с ним, это его сломило.
— Я думал, ты не вернешься, — еле слышно выдыхает он. — Думал, нам придется закрыть разлом, и я больше тебя не увижу. Мы чуть не… Тея, Тея…
Тея целует его в щеку, в висок, с которого стекает капля соленого пота, собирая грязь, гладит по голове, шее, спине. Я здесь, я с тобой. Посмотри на меня.
— Питер, — просит девушка, — взгляни на меня, м? Взгляни, это я, настоящая. Я никуда не пропаду больше.
Она прижимается губами к его лбу и ждет. Питер опускает ее на землю, наклоняется, чтобы оказаться с ней лицом к лицу, берет руками за щеки и шею. Тея замечает лишь, как меняется выражение его глаз, а затем Питер целует ее, так крепко, что становится нечем дышать, вдохнуть не выходит, рыдание застревает где-то посередине между ними и вырывается из сжатых губ полувздохом. Тея жмурится, чувствуя, как слезы у них смешиваются и попадают в рот солеными каплями. Ей больно, ему больно. Это невыносимо.
— Ты вернулась, — шепчет Питер между поцелуями, еле успевая дышать, — вернулась.
Его руки мечутся по ее рукам, спине, шее, и Тея чувствует всего его целиком, прямо здесь, и пытается что-то сказать, но все звуки растворяются на губах Питера, языке, вязнут на зубах, скулах. Кровь шумит в ушах, трудно дышать. Кости в коленях превратились в воду, и она почти оседает, так что Питер подхватывает ее за талию и притягивает к себе снова, и целует так яростно, как ранее никогда не целовал. Это даже пугает. Тея думала, что понятие агонии не сравнимо с любовью, но вот они — оба не могут совладать с собой и ловят губами рваных вздохи. Питер дрожит. Он плачет, понимает Тея, чувствуя, как его трясет. Господи.
Посторонние звуки врываются в их кокон нахлестами, и сперва Тея ничего не соображает, а потом сквозь гул в ушах слышит, как вокруг них говорят люди:
— Не помню, чтобы так целовался в свои шестнадцать…
— Им по восемнадцать лет, вообще-то.
— Не помню, чтобы так целовался в свои восемнадцать.
Кто-то ахает — женский крик — и восклицает:
— Еще одна копия?!
Видимо, это говорят про Еву.
Когда Тея, наконец, открывает глаза, сперва глядя только на Питера и его бледное лицо, расширившиеся зрачки глаз во всю радужку, то замечает, сколько вокруг них людей. Не только вакандские стражники во главе с ухмыляющейся Шури, но и двойник Питера из параллельного мира, взъерошенный парень в похожем на паучий костюме, какая-то светловолосая девушка, Майлз Моралес в костюме паука…
— Майлз? — охает Тея, стискивая Питера за плечи. Он держит ее, крепко, и не дает отойти ни на шаг, хоть Тея и не думает отпускать его тоже. — Майлз Моралес?
Паренек выступает вперед, и теперь Тея понимает, что это действительно ее приятель из секции по боксу. В черном костюме человека-паука. Он трет шею от смущения и на Тею не смотрит. Впрочем, возможно, дело здесь не в том, что Амидала его узнала, а в том, что они с Питером только что устроили перед ним целое представление. О, Боже.
— Привет, Ти, — кивает ей парень. — Так хорошо, что ты вернулась
— Почему ты в этом костюме? Что за спектакль? — тупо переспрашивает Тея. Тогда кто-то справа от них фыркает, и, переводя взгляд, выглядывая из-за плеча Питера, Тея видит… себя.
— У тебя мое лицо! — ахает она. Девушка перед ней, повторяющая ее лицо, ее тело, ее манеру держаться, вгибает бровь дугой. На ней — белый костюм с черными вставками, вовсе не похожий на костюм Шаровой молнии.
— Ой, да что ты? — цедит девушка с лицо Теи. — Может, это у тебя — мое?
Тея поджимает губы. Когда она, наконец, присматривается к окружающим ее и Питера людям, то понимает, что парень с всклокоченной шевелюрой похож на Питера, вот та девушка в паучьем наряде вновь имеет черты Амидалы, а светловолосая незнакомка в белом костюме вообще имеет повадки и лицо ее подруги Гвен.
— Что здесь происходит… — выдыхает Тея, крепче хватаясь за Питера. Тот подхватывает ее под руки и тянет к себе.
— Давайте поговорим в более тихом месте? — спрашивает он у Шури. Та кивает.
— Идем все во дворец, — говорит она. — И ты, золотая наша.
***
В королевских палатах, где Тея уже бывала в этом измерении и ином, ее кормят, обрабатывают ей раны. Следят за ней, как за фарфоровой куклой. Питер говорит, что в их мире произошла катастрофа. Питер говорит, что в Нью-Йорке сливаются вместе несколько вселенных, что измерения перестают существовать, и Мстители пытаются решить эту проблему, но все ждали ее, Тею. Это кажется чьей-то злой шуткой, способной убить.
Тея всматривается в лица сидящих напротив нее людей. Гвен Стейси. Питер Паркер, которого Амидала уже знает. Его девушка с лицом Теи. Она смотрит враждебно и не хочет встречаться взглядами, и Тея не понимает, чем заслужила такое отношение от своей копии. Позади них мнется девушка в костюме, повторяющем паучий, латексный. И у нее тоже лицо Теи. Ее зовут Мэй Паркер. От поворотов судьбы, от всех этих версий себя же в параллельных мирах, можно сойти с ума. Но Тея стойко держится, сжимает руку Питера и думает, что теперь у них все наладится. Верно же?..
Человек-паук, которого тут все называют Эндрю, стоит дальше всех и не сводит глаз с Теи. Та ежится. Что она натворила? Что о ней наговорили другие? Она переводит взгляд к Майлзу, единственному человеку, кроме Питера которого знает в своей вселенной, но совершенно не понимает, как теперь к нему относиться. Питер говорит, что всем им можно верить. Но как?.. Их одинаковые лица еще не гарантируют полное доверие.
— Какого черта, Майлз? — хрипит Тея и понимает, что сердится на него. Беспокоится. Боится. Кажется, в ее мире назревает что-то ужасное, страшнее чем щелчок Таноса. Как Майлз Моралес может быть здесь и наравне с другими решать проблемы, отведенные взрослым?
— Так и знал, что ты будешь ругаться, — вздыхает паренек. — Это очень долгая история, я бы рассказал тебе, если бы ты не ходила вечно злая и не чихвостила супергероев на каждом углу… Кстати, наш тренер Касл, на самом деле…
— Кхм.
Майлз переглядывается с Питером, с ее Питером, и Тее это совсем не нравится.
— Когда вы успели спеться? — сердится девушка. Питер хмурится.
— Когда ждали тебя, — отрезает он.
Слова служат укором, даже если не предназначены были для этого. Тея не знает, как оправдаться, что сказать — фраза застревает у нее в горле и душит. Прости меня. Я сожалею. Я готова отдать что угодно, чтобы исправить эту несправедливость.
Ничего этого Тея сказать не может. Она стискивает руки Питера своими, израненными, прижимается к его плечу, вдыхает его запах — солоноватый пот и пыль и что-то его, питеровское, что принадлежит только ему. Горький лимон? Возможно.
— Раз она здесь, — кивает в сторону Теи ее копия, Тесса, — мы можем вернуться к разлому и закрыть его. Чего ждем?