Страница 57 из 58
— Как бы я хотел вырвать вас из вашего тела и унести в воздушный край. Что ж, пока мы на этой грязной планете, будем жить, как птицы под небом: носиться над землей на крыльях, сотканных из чистых мыслей, пить из источника светлой любви, пытаться стремлениями слиться с божеством и одеваться в златотканую власяницу серафима, молитвенно стоящего перед Престолом Отца…
Он внимательно посмотрел на нее и захохотал.
— В глазах ваших испуг. Нет, не бойтесь: я сумасшедший только на весах коротенькой мудрости мира сего, но в глазах мудрости высокой я король среди обезьян…
Он вдруг остановился против двери и, схватив за руку Розу, воскликнул:
— Смотрите!
Вдоль большой комнаты, по сторонам которой сверкали огромные зеркала, за золочеными колоннами, очень медленным шагом, с печально опущенной вниз головой, проходила, как показалось сначала Леониду, неизвестная ему, с очень бледным лицом дама в белом шелковом платье, длинный шлейф которого шелестел, волочась по паркету. По всему платью шли гирлянды из живых роз, розы были вплетены в кольца ее черных, падающих по плечам волос, и венок, но уже из белых роз, облекал ее голову вокруг лба. Но что еще более поражало, это клинок кинжала, который сверкал в ее опущенной книзу руке. Леонид стоял неподвижно, стараясь рассмотреть черты ее лица, но это ему не удавалось.
— Кто это? — шепнула Роза. — И почему в ее руке кинжал?
Леонид не ответил. Между тем, дама продолжала ходить от одного конца комнаты до другого и обратно. Вдруг остановившись, она закинула голову и направила острие кинжала к своему горлу.
— Тамара! — прошло в уме Леонида, он вздрогнул и, беззвучно ступая на носки, побежал к ней.
— Что делаешь ты, страшное существо?!
С этими словами он сделал движение выхватить у нее кинжал, но она, дико вскрикнув, отпрыгнула от него и, сверкая белыми зубами, рассмеялась страшным, безумным смехом. Этот смех и все поведение ее заставили его подумать, что она сошла с ума и, пораженный этим, он бессильно опустился в кресло. Мысль эта, в связи с отчетливой картиной ночи, проведенной с ней, лишила высших его способностей, и он сразу превратился в безвольное, доброе существо, Леонида № 1. Между тем, Тамара, снова с невыразимой грустью опустив голову, стала опять с прежним видом ходить по комнате. Немного спустя, она подняла голову и глядя на него, проговорила странным, каким-то могильным голосом:
— Безбожный, жестокий человек, похорони меня в этом венчальном платье, и пусть рыдают на моем мертвом теле эти розы — розы — розы…
Сверкнув зубами, она снова рассмеялась смехом сумасшедшей, но затем, внезапно сделавшись серьезной, опустила голову и опять стала медленно ходить.
Леонид сидел и смотрел, испытывая страдание и боль жалости. Вдруг перед его глазами появилась Зоя. Быстро направившись к нему, она остановилась и с негодованием произнесла, покачивая головой:
— Леонид, кто ты такой, — возвышенное существо, каким ты всем казался, или дикий зверь, способный глумиться над самоотверженной любовью несчастного беззащитного существа?
Хотя она задалась целью провести хитрый план, но ее слова звучали искренностью, потому что она была искренне возмущена его пренебрежением к Тамаре. Благодаря негодованию, она забыла свой роль и весь свой страх перед силами Леонида, и бессознательно быстро повела все дело к неожиданной развязке.
— Отвечай!
Леонид смотрел на нее, не двигаясь, изумленный и опечаленный, и в глазах его сверкали слезы, а Зоя еще с большим возмущением продолжала:
— Хорош гость на земле, как ты себя называешь, — так жестоко оскорбить прелестное существо! И за что? За то, что она тебя безумно любила? Объявляю тебе…
Глаза ее засверкали.
— Если так, то ты не сын неба и звезд, а последний негодяй, подлец, заслуживающий пощечин.
Леонид вздрогнул, побледнел и на ресницах его засверкали капли слез, но, несмотря на все это, он кротко ответил:
— Ты опрометчиво применила ко мне эти жестокие слова, но пусть судит тебя твоя собственная справедливость.
— Вот как! — воскликнула Зоя, жестоко усмехнувшись и упирая руки в бока. — А твоя справедливость, честность и порядочность, — куда все это исчезло? — скажи на милость.
Она склонилась к его лицу и уже шепотом продолжала:
— Ведь ты с ней спал. Ты упивался ею, как бешеный зверь. А потом что ты сделал? Бросил ее одну в лесу. Подумай только, как она измучилась, бедняжка, блуждая там. Потом она подошла к тебе, а ты что ей ответил? «Женщина, я не знаю тебя», и потом: «Иди к звездам». Что это, — глумление, жестокая ирония, или что? Провести ночь с прелестным существом, как с женой, и потом ответить: «Отправляйся к звездам». Леонид, да неужели ты такой подлец?
Вместо ответа и желания сказать, что этих его слов не поняла Тамара, он только задвигал головой, потому что слезы оскорбления помешали ему говорить.
— Теперь смотри на нее. Видишь, какой у нее, бедняжки, жалкий вид. Ведь она сошла с ума.
— Сошла с ума! — прошептал он и, хотя он и сам это предполагал, но его кроткие глаза расширились в выражении ужаса и боли.
— В безумии она может каждую минуту лишить себя жизни. Что же ты намерен предпринять? Ужели позволить ей отправиться к звездам?
— О, нет, нет, нет! — простонал Леонид с выражением мучительной боли в лице и в то же время с ужасом в глазах продолжая смотреть на шагающую медленным шагом Тамару.
— Что же нет? Что же ты сделаешь? Я думаю, вернуть ее рассудок, пожалуй, и невозможно.
Леонид заволновался, грудь его высоко поднялась от избытка великодушных чувств, и то, что не могли сделать все ухищрения и знойные страсти Тамары, совершила одна мысль, что теперь она принадлежит по его вине к несчастным и обездоленным.
— Я согрею ее своей любовью, я разолью свет в ее помутившемся уме, я укрою ее в своем сердце…
— И обязательно женишься на ней немедленно, — сказала Зоя с лукавой, но ласковой улыбкой. Он остолбенел. Не давая ему опомниться, она подошла к Тамаре и, обняв ее, начала ей что-то нашептывать. Выслушав ее, Тамара рассмеялась с видом сумасшедшей и вдруг подбежала к Леониду.
— Похорони, похорони меня, мой друг… Могилы рыть не надо… В лесу стоит избушка… Там буду я лежать в гробу хрустальном так…
Она вытянулась, закинула голову и закрыла глаза. Леонид, пораженный жалостью, привлек ее к себе и, с необыкновенным чувством любви охватив ее голову, стал нежно говорить ей об их будущей жизни. Говорил теперь все это простой, добрый человек Леонид № 1-й, забывший, что в нем скрыт некто другой, который никогда не одобрил бы его обещаний. Слушая его, Тамара ликовала в душе, была тронута и в это время его даже искренне любила. Несмотря на все это, она, продолжая свою роль, стала безумно смеяться и потом начала тихо болтать самый невероятный вздор.
Пока все это происходило, Зоя, подойдя к стоящей в отдалении Розе, грубо взяла ее за руку и, отведя к двери, просто объявила ей, чтобы она убиралась и никогда больше не показывалась в их доме. Роза покорно ушла с печально опущенной вниз головой.
Зоя подошла к Тамаре. Последняя с сумасшедшим смехом стала ей болтать какую-то чепуху. Тогда должен был вмешаться Леонид и объявить, что он поклялся ей всю жизнь охранять ее от всякого зла и любить до гроба. Зоя сделала вид, что понимает его слова несколько иначе, и объявила:
— Твоя невеста — божество. Ваша свадьба будет, конечно, на этих днях. Поздравляю.
Она поцеловала его и потом начала горячо целовать Тамару и шепнула ей:
— Теперь он пойман.
Серафим Модестович стал всходить по лестнице, часто оборачиваясь и с любовной улыбкой приглашая рабочих к себе. Они стояли толпой внизу у лестницы, стесняясь исполнить желание его, и только после долгого колебания многие, и в числе их Волк, Герасим, Порфирий и Ласточкин, стали подыматься наверх.
Бывший фабрикант и за ним толпа рабочих вошли в столовую и остановились. Серафим Модестович с печальной улыбкой стал озирать глазами свои прежние комнаты и воскликнул: