Страница 35 из 58
Все это Леонид знал. Привыкнув всматриваться в себя, он знал, что в нем часто происходит как бы раздвоение личности, одна из которых Леонид № 1, другая — Леонид № 2. № 1 будничный, добрый человек, такой же простой смертный, как различные Иваны, Петры и др. Когда же где-то в глубине маленького храма-тела его подымались его непостижимые силы, внешний вид его сразу изменялся: обыкновенно согнутый стан выпрямлялся, голова высоко подымалась, из глаз сыпались лучи, и все это означало, что он, перестав быть будничным человеком № 1, преображался в человека со скрытыми в нем многообразными силами, в Леонида № 2. Всмотревшись в себя и подумав все это, он, точно сорвавшись с места, стал снова быстро ходить под влиянием нового импульса: мысли о том перевороте, который произошел в его отце; и Леонид № 2 рассуждал: «Он растет с каждым днем, освобождаясь от цепей жизни, от бремени своих суетных дел, от томившей его жажды скапливать горы золотой дряни. Все это сделал я силой духа… Участие к людям, понимание блаженства святости наполнили его сиянием небес, а новые мысли, оторвав его ум от пыли золота, несутся в вышину, как ласточки в голубую лазурь. Великие духи, охранители мои, благодарю вас, и вы, Клара и Медея, я знаю — с потустороннего мира вы протягивали мне и отцу моему руки помощи… Вы приподняли пред ним завесу того мира, и он понял, что его бытие — вечность, а эта жизнь в скорлупе тела — испытание, посылаемое нам великим Разумом, чтобы мы посреди пылающих страстей тела научились понимать, что сатана, создавший мир материальный, кроме неутолимой жажды и мук не дал нам ничего. Ведь мир этот гигантский обман и, живя здесь, мы научаемся понимать, что рай в нас самих. К вечному идеалу красоты и счастья стремимся мы все, но небо вечной радости здесь, в моей груди, как и там, за квадриллионы верст от мира, как на светилах Млечного пути, так и на Кресте Христа. Небо опрокинулось в душу мою и мысль моя может создать рай и посреди пламени костра… это вот понимает и чувствует отец мой. Золото его пропало и богатство его сгнило, но он не думает больше о нем. Он был связанным сатаной мира и со стоном в мучениях ползал по грудам сокровищ своих. Я расковал его цепи и освободил от бесов, живущих в нем. Теперь в душе его буря, но, как среди черных туч видно бывает небо, так и в душе его посреди раскаяния, укоров совести и сожаления, слышится радостный трепет ангельских крыльев. Я раскрыл перед ним завесу того мира…»
Леонид внезапно остановился. Посреди всех его переживаний его ум постоянно силился разрешить загадку: какие силы в нем порождали все эти явления, противоречащие всем известным в науке законам и имеющие такое сходство с кудесничеством или волшебством. Одно не оставляло в нем сомнения: силы эти исходили из него. В дальнейшем вопрос усложнялся, так как, по его мнению, одни духовные силы не могли действовать на мертвую материю.
Раздумывая теперь о всем этом, он вдруг вскричал под влиянием мысли, прошедшей в его уме:
— Мертвой материи не существует.
Постояв на месте, он снова быстро начал ходить и в уме его стали пробегать давно надуманные им мысли.
«Да, да, все вещественное живет своей особенной жизнью, дышит и сознает. Все видимое в природе состоит из одушевленных атомов. Демокрит, потом Декарт и другие доказывали, что это материальные атомы, но прав один Лейбниц: его атомы — монады, обладающие сознанием, психической жизнью и движущиеся, а я к тому же убежден, что они так же многообразны, как существа от насекомого до человека, что в одних телах, например в камне, их жизнь — полусон, в растениях они чувствуют, сознают и, благодаря присущей им Шопенгауэровской воле жизни, направляют рост дерева по пути его обыкновенного развития. Есть третий род монад, движение которых — вихри, пролетающие с быстротой мысли. Отсюда наша иллюзия цветов. Сотрясения воздуха, например, бомба, вылетевшая из пушки, вызывает ужас и переполох у триллионов монад и это передается нам как звук. Мир без монад был бы тем, что Кант называет „вещью в себе“, а оккультисты астральной вещью, распадающейся и неуловимой, каким мне явился кинжал… Монады, эти метафизические точки, благодаря биллионам колебаний в секунду убирают мир в цвета, исторгают из туч и из глубин океана звуки, заставляют светить солнце и луну, поддерживают вечное движение сфер: без их сознания и воли жизни, миры распались бы и наступил бы хаос. Мертвой материи нет и она никак не могла бы управляться сама, как об этом уверяли философы-позитивисты, начиная от Конта. Она не мертвая, а живая, и физические законы — воля бесконечно малых существ, находящихся под властью стихийных духов, а эти, в свою очередь, под властью одного разлитого во всей вселенной верховного Разума».
Леонид уже не ходил, а бегал по комнате, так как теперь душа его была объята пламенем восторга и увлечения под влиянием надуманных им в течение долгих ночей мыслей. Кружась по комнате и сверкая глазами, он вдруг снова остановился.
«Но не это самое важное. Есть еще вид метафизических атомов, которые заключены в магнит, электричество, радий и другие еще не открытые силы. С магнитом вот что происходит: монады его при приближении к железу рассыпаются в нем и совершается притягивание не мертвой материи, что абсолютно невозможно, а притягивание живых существ живыми. Если же оторвать магнит от железа, то последний оказывается превращенным в магнит, что совершенно понятно: магнитные существа вошли в него и обнаруживают в нем свои силы. Электричество — бесчисленное скопление особого вида монад-молний. Так как это духовные вечные сущности, то для них пространства не существует. Теперь я дошел до разрешения вопроса: какие силы действуют во мне, когда, повинуясь моей воле, мертвые являются предо мной, предметы поднимаются и инструменты играют. Во мне выработались силы, однородные с электричеством — бесконечное количество монад-молний. Под влиянием моей воли монады производят во мне вихри, исходят из тела моего и, так как они обладают сознанием, действуют на желаемые мной предметы или, образуя вихри вокруг астрального существа, притягивают его, как магнит и, материализируя его, делают видимым для моих глаз. Каждый атом — вечность, каждое живое существо — бессмертие в бесконечной цепи превращений, каждое нарушение добра, справедливости, самоотречения — страдание, а освобождение духа от нашей материи, от всех обольщений земли — свобода, независимость, свет, радость, счастье. Там, где-то в безграничном пространстве вселенной, плавно пролетают великие духи-цари, без корон и скипетров, но с челом, сверкающим молниями и с такой силой, что по их воле миры распадаются в пыль, они зовут меня, к ним стремлюсь я, и с каждой жизнью буду подыматься выше по ступеням миров, пока чело мое не обовьет венец всевидящей мудрости, полного совершенства и пока могучие силы не вложат в мою руку ветвь совершенной любви, отражающей в себе все существа. Только такая цель жизни достойна человека — сына великого Разума».
Он стоял среди комнаты, вытянутый и ровный, как трость, и в высоко поднятом лице его отражался отблеск горевшего в нем пламени, губы его были твердо сжаты в выражении непоколебимой воли.
В это время маленькая дверь неслышно раскрылась и в комнате появилась фигура, закутанная в красную шаль, и беззвучно стала у двери. Лицо невысокой, стройной фигурки было тоже чем-то задернуто, так что видны были только спускавшиеся на лоб черные волосы и жгучие черные глаза.
Леонид продолжал стоять неподвижно и глаза его, не отрываясь, смотрели на портрет Медеи. Вдруг он с силой вскричал:
— Медея, твое тело лежит в земле, но сила твоя перешла в меня, в каждый нерв мой и, хотя ты теперь — странница в эфирной бездне, но водишь меня по кругам мудрости, любви и совершенства к высоте могучих существ.
«Безусловно, сумасшедший, — проходило в это время в голове фигурки в красном, — как бы ни было, однако, мне надо заставить его преклониться передо мной или перед моим телом, это для меня безразлично. Сын неба должен признать власть греха: тогда он уже не будет сыном неба, а червем, раздуваемым огнем похоти и ползающим у моих ног».