Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 1 из 24

Гласность и свобода.

Содержание.

Предисловие.

Глава I.

Первые дни после освобождения и создание журнала «Гласность»

Очевидное с первого дня участие КГБ в перестройке

Известность и влияние публикаций «Гласности»

Периодика «Самиздата», «свободные» государственные СМИ и Сумгаит

На что существовала «Гласность» и ее первый разгром

Глава II. 1988-1991 годы.

Восстановление журнала

Психиатрия и второе «перестроечное» в отношении меня уголовное дело

Первый опыт военного положения в СССР и наш арест в Армении

Побоище в Тбилиси и «Золотое перо свободы»

Гибель Андрея Дмитриевича Сахарова

Конец журнала «Гласность»

За рубежом и экзамен Собчака

Рассказ Яна Ольшевского и Борис Ельцин

Активизация КГБ перед путчем

Прослушка, перлюстрация

Информационная блокада

Выступление в Петербурге о приходе к власти КГБ и путч

Глава III . 1991-1995 годы. Реформы Гайдара и разгром демократического движения.

«Шоковая терапия» России и начало ее раздела

Катастрофическое поражение Соединенных Штатов в холодной войне

«Победители», конференция в Амстердаме. Переворот 1993 года

Аэропорт Шереметьево и другие приключения

Реклама Гайдаром «русского фашизма» и конференции «КГБ: вчера, сегодня, завтра»

Эпопея с «Советским писателем» и третий разгром «Гласности»

Государственный переворот. Кровавый разгром парламента

III конференция «КГБ: вчера, сегодня, завтра»

Зловещий девяносто четвертый год





Убийство моего сына — Тимоши

Жизнь после убийства Тимоши

Глава IV. 1995-2003 год.

Трибунал о Чечне

Виктор Орехов

Новая попытка заманить меня в Кремль и невозможность хоть что-то полезное сделать в Чечне

Международный уголовный суд

Попытки уговорить, купить, запугать в начале правления Путина

Возвращение коллекций

Кавказские рабочие проекты

Завершение разгрома правозащитного движения

Подведение итогов. Формальная гибель гражданского общества

Конференция в Чикаго

Конец «Русской мысли»

Последний проект — четверть века Хельсинкским соглашениям

Шестая, седьмая, восьмая и последняя, девятая конференции «КГБ: вчера, сегодня, завтра»

Конец фонда «Гласность»

Послесловие. Три документа

 

 

 

 

 

Предисловие

Я знаю, что мои статьи последних лет у многих вызывают недоумение, у других — даже сожаление. В них много критики людей, с которыми меня теперь хотели бы объединить — некоторыми наиболее известными сегодня диссидентами и правозащитными организациями, казалось бы самыми демократически ориентированными средствами массовой информации и их редакторами и, наконец, правда изредка, даже с деятелями современного демократического движения, которые теперь уже всё понимают, и даже начали иногда говорить правду. Сегодня получается, что я не только поддерживаю (пусть и совсем иначе) критику в их адрес правительственной, циничной и откровенно клеветнической и окончательно продавшейся российской печати, но даже как бы ставлю их рядом, отношусь одинаково и к преступной кровавой организации захватившей власть в нашей стране и к ее иногда и временами искренним противникам.

И вот теперь целая книга, впрочем, написанная три года назад, которую можно понять точно так же.

Но это ошибочное понимание. И сути моего отношения к этим совсем разным частям русской жизни, и причин, вынуждающим меня писать именно это и именно так. Вкратце попытаюсь разъяснить.

К ставшим наиболее известными диссидентами старшего поколения (примерно десятку) дискредитировавшими и в значительной степени способствовавшим уничтожению демократического движения в России, я отношусь как в прошлом хорошим, но очень недалеким и тщеславным людям, когда-то исполненным лучших намерений и успевшим в вегетарианские годы правления Хрущева и первых лет Брежнева, сделать что-то полезное. Не больше чем многие другие. Но ставшим необычайно известными, когда время наступило совсем иное, а никто из них не оказался способен это понять. К власти в России шли (и пришли) убийцы, хорошо подготовленные, с мощной преступной организацией и большим очень специфическим опытом, но им было невыгодно обнаруживать свои цели и свои способы их достижения, им нужны были ширмы и декорации, а потому не себя, а наиболее недалеких и честолюбивых из диссидентов они назвали победителями, сделали самыми известными и убедили их на всех углах (телеканалах и газетах) говорить, что в «России произошла бескровная демократическая революция» и теперь наступила «наша власть». Еще хуже на первый взгляд я отношусь к назвавшим себя демократическими СМИ, ничего приличного не имевшими за спиной, созданными генералами КГБ Аксеновым и Бобковым. Всем этим телевизионнным «Взглядам», «Прожекторам перестройки» и НТВ, созданным в 90-м радиостанциям и газетам игравшим в свои игры и знавшим больше, чем эти несколько оболваненных диссидентов, провозглашенных ими продолжателями дела Сахарова, как будто Андрей Дмитриевич мог согласиться принять участие в уничтожении основной опоры русской демократии — миллионного движения «Демократическая Россия» и важнейшей части «Мемориала», как общественно-политической организации. В те годы — лидера и силы организующей всю русскую интеллигенцию в их борьбе за демократию в России в уничтожении «Русской мысли» и последней из них - «Гласности».

Но я же никогда не ставлю рядом убийц, захвативших в России власть, и людей в основном и когда-то хороших, но по слабости или недомыслию в чем-то, но к сожалению очень серьезно, убийцам помогавшим.

Высочайшую оценку, не имеющую равных в мире, диссидентам и их движению когда-то дал их противник — капитан КГБ Виктор Орехов, подслушивавший все наши разговоры (дома и по телефону), читавший все тексты и знавший о каждом нашем шаге. А в результате реально готовый отдать жизнь (и осознанно шедший на это) за помощь диссидентам так же, как шли в терьму и на смерть (и многие погибли) эти чистые и самоотверженные люди. Виктор не мои телефонные разговоры слушал — я был в эти годы в тюрьме, но только в «Гласность» он пришел работать , когда смог, и я горжусь этой высокой оценкой. Но ведь как забыть ту атмосферу любви друг к другу, готовности во всем помочь, которая была неотделима у всех диссидентов в те годы от стремления к правде, обновлению страны и, конечно, жертвенности. И это были сотни, скорее даже тысячи, людей по всей стране. Они никогда (или очень недолго) не называли август 1991 года «своей победой», а режим Ельцина «нашей властью», а потому и оказались ненужными для рекламы власти и не только забытыми, но по присущей им честности часто преследуемыми. Им не давали ни радио, ни телеэфира, не брали у них многочисленные интервью. И я рад. Я не с «победителями» и не с их когда-то руководителями и друзьями, а теперь противниками. Что оказался с той тысячей «забытых» диссидентов, с теми, кто видел и понимал, что же на самом деле происходит в стране. Да ведь я и с тысячей уничтоженных и забытых самиздатских газет и журналов — единственной подлинно свободной печатью в истории России («Гласность» тоже пять раз до нуля громила «своя власть»).