Страница 11 из 12
– Ну, например… Например… Ну вот Ольга Сигизмундовна, – начинаю я рассказ про любимого университетского профессора. – Она изучает Византию.
– Что это такое?
Да, пример действительно неудачный, что и говорить.
– Как бы тебе объяснить, – мямлю я.
– Мне попроще.
– Ну, в общем, это империя.
– То есть, страна такая?
– Типа того…
– И где она находится?
– Видишь ли…Как бы уже нигде… Она как бы есть, но ее как бы нет.
– Не морочь мне голову. Страна либо есть, либо ее нет. Какая там столица?
– Константинополь, – вздыхаю я, предвидя дальнейшие неприятности.
– Что-то не припоминаю, – говорит Гоша.
– Это Стамбул.
– Что?
– Константинополь. Он как бы находится в Стамбуле.
– Вы все ненормальные? – ласково уточняет Гоша. – Я был в Стамбуле, там нет никакого Константинополя.
Я пускаюсь в рассказы про императора Юстиниана, про династию Комнинов, крестовые походы и прочую ерунду. Гоша слушает внимательно, хмыкает иронически и задает уточняющие вопросы. Потом интересуется:
– Хорошо, а зарплату твоей Сигизмундовне за это все где платят?
– В НИИ Искусствознания.
Не очень глубокая чаша Гошиного терпения переполнена.
– Такого места просто не может быть.
Ну, тут дело проще.
– Сворачивай! – командую я.
Через полчаса мы стоим в Козихинском переулке у известной вывески.
– Так что, все остальное тоже правда?! – изумляется Гоша.
Его жизнь с моей точки зрения устроена не менее причудливо.
Тем более, что на значительной ее части висит амбарный замок: «Этого тебе знать не нужно», – говорит Гоша. Не нужно мне знать подробностей его бизнеса. Впрочем, бизнес интересует меня мало. Человеческие отношения гораздо занятнее.
Гоша дарит мне цветы. Без повода. Очевидно, где-то в закромах коллективного бессознательного лежит этот постулат: бабе цветы, детям – мороженое. Против бессознательного так просто не попрешь…
Мы идем пить кофе. Гоша вручает мне букет. Нет, наверное, так: Букет. Или даже так: БУКЕТ. Кошмарное сооружение на каркасе с безумными розами и лилиями, прибитыми степлером к каким-то сучьям, вымазанным золотой краской.
– Не нравится? – спрашивает Гоша, оценив мое выражение лица.
– Это очень дорого, – аккуратно отвечаю я.
– И что?
– Когда в следующий раз решишь продемонстрировать мне свою платежеспособность, просто выложи кредитки на стол, я на них посмотрю, порадуюсь за тебя. Не надо для этого издеваться над растениями.
– Значит, не нравится?
– С ужасом думаю, как буду проталкивать его в мусоропровод, когда он завянет.
Гоша хмыкает, рассматривая букет. К столику подходит официантка.
– Это вам, Зинаида, – сообщает Гоша, сверившись с бейджиком на груди у девушки.
– Мне? Просто так?! Такую красоту?!
– Ты поступил очень мило, – комментирую я, когда счастливая Зина уносит букет и приносит нам кофе.
– Цветы, значит, ты не любишь, – задумчиво говорит Гоша, – а мишек всяких плюшевых?
– Мишки – это здорово, – опрометчиво соглашаюсь я.
В факультетском дворе тормозит джип.
– Ты не говорил, что заедешь, – удивляюсь я.
– Мимо проезжал.
Гоша выходит из машины, открывает заднюю дверь и вытаскивает на свет божий плюшевого медведя. Медведь чуть меньше его самого. То есть – большой. Точнее – очень большой. Еще точнее – циклопический плюшевый медведь прелестного розового цвета. Я обнимаю монстра. Медвежьи ноги касаются асфальта.
– Неси аккуратно, – говорит Гоша. – Под ноги смотри.
– Э, погоди! Ты с ума сошел! Отвези меня домой!
– Не, – отвечает Гоша, – я не могу. Стрелка у меня. Пока.
Джип разворачивается и выруливает на Моховую. Вокруг меня собираются студентки. На такси денег у меня нет.
В метро мне уступают место (еще бы!), и весь вагон молча созерцает диковинное плюшевое чудовище. По делу высказывается только мальчик лет пяти.
– Мама, – говорит мальчик, – а куда этот мишка тетеньку везет?
Гоша перезванивает через пять минут после того, как я, под восторженные вопли дочки, втаскиваю «мишку» в дом.
– Я всю дорогу думал, может, стоило тебя подвезти?
Выслушав мою ответную тираду, удовлетворенно резюмирует: «А цветочки-то лучше!»
Гоша не умеет читать.
То есть умеет, но не может. По-научному это называется дислексией. То ли наследственность, то ли 25 лет, проведенные на ринге в агрессивном общении с людьми супертяжелой весовой категории, то ли… В общем, неважно. Текст длиною больше абзаца вызывает у Гоши головную боль и неприятие действительности.
На свою беду я открываю ящик Пандоры, сообщив ему о том, что в мире есть аудиокниги. Слушать истории Гоша любит. Первое время мне удается кое-как контролировать встречу серьезного человека с мировой литературой. «Три мушкетера», например, идут легко. Правда, по итогам мне сообщают, что все четыре героя моей юности – приличные мерзавцы.
Спорить с Гошей о литературе сложно.
Понятия «художественного образа» и метафоры, например, Гошу раздражают. Он небезосновательно полагает, что ему морочат голову.
Через некоторое время я перестаю контролировать то, что он прослушивает за рулем, и все идет хорошо, пока под руку ему не попадает диск с Набоковской «Лолитой».
– Это что такое? – интересуется Гоша. – Это как называется? Ты про такую книжку слышала?
Приходится признаваться.
– И что?! Это как, по-твоему?
– Гоша, это великая литература, – жалобно вякаю я.
– Б******* это, а не литература! – сообщает мне Гоша. – В приличных местах рожу бьют за такую литературу!
Мы спорим долго и, к сожалению, безрезультатно.
Следующим Гоше достается Евангелие.
С опасением жду реакции.
– Ну как?
– Да ничего хорошего. Ни за что, ни про что замучили приличного человека…
Мои инвективы насчет того, что некоторым нужно слушать сказку про репку и не совать носа дальше, Гоша воспринимает хладнокровно.
– Уж всяко приличнее, чем это вот…
– Вот ты все про Родину говоришь…
– Я? Про Родину?
– Ну, не говоришь, ладно. Думаешь.
Гоша вернулся в Москву после недельного отсутствия – был по делам. Там, «на Родине». То есть за границами Московской области. Гоша настроен философски. Лето, жара, «Кофемания» ни Никитской, веранда…
– Вот тут, – широкий жест в сторону Консерватории и Петра Ильича на постаменте. – Все сложно как-то. Там проще.
Я киваю. Вероятно, проще.
Гошин рассказ о Родине, облагороженный моим дамским присутствием, выглядит примерно так:
Утро. Проселочная дорога. Птички, ветерок, Среднерусская возвышенность, холмы и березки.
По дороге едет большой черный Хаммер. За рулем Гошин товарищ Витя Маленький (про него позже), Гоша дремлет на пассажирском сиденье.
Внезапно Витя резко жмет на тормоза. Посреди дороги, широко раскинув руки, стоит колеблемый ветром человек. На лице человека изображено изумление, граничащее с обмороком.
– Эй, в танке! – кричит человек. – У вас топор есть?
Витя опускает боковое стекло и задает вопрос, который на литературный язык с общепонятного можно перевести так:
– А скажи-ка, милок, что ты делаешь тут, на капоте нашего автомобиля, в такое неожиданное время и зачем тебе в чистом поле топор? Уж не задумал ли ты чего опрометчивого?
Бессвязные пояснения поселянина сводились к следующему: накануне Колян и его кум Толян были в гостях на свадьбе в соседнем селе. Следует заметить, что на торжественное мероприятие задумано было ехать на автомобиле. В связи с этим было решено, что Колян пить не будет (что в конечном итоге не получилось), а Толян будет вести себя обыкновенно. То есть, нажрется до зеленых чертей.
Под утро, когда веселье утихло, кумовья погрузились в автомашину и поехали домой. Тут-то и произошло непредвиденное.
Как оказалось, метрах в ста впереди дорога делала резкий поворот налево и дальше шла вдоль довольно крутого оврага, поросшего кустами и деревьями. По дну оврага бежала речка, дополняя собой живописный пейзаж. Не то, чтобы наши герои не знали этой особенности местного ландшафта… Но выпитое и пережитое не позволило им вписаться в поворот. И вот теперь «Москвич», на котором ехали товарищи, висел над оврагом на ветвях старой березы.