Танос. Титан-разрушитель

Танос позволил Синтаа затащить себя внутрь. Зеваки в клубе не спускали взглядов с нового посетителя, пока фиолетовый громила протискивался через слишком низкую для него дверь, в которой к тому же замешкались несколько завсегдатаев клуба.

В тесном душном помещении разом стихли все звуки. Музыка громыхала снаружи и не проникала за стены с шумоизоляцией. Казалось, что входная дверь отрезает звуки, и проходящий через нее попадает в вакуум. Танос на секунду зажал уши руками, услышал неизменное биение своего сердца и немного успокоился. К замкнутому пространству нужно было немного привыкнуть.

Это был так называемый силенкуриум – «беззвучный клуб». На танцполе посередине пульсировал разными цветами стробоскоп, в ленивой непристойной пантомиме извивались и прижимались друг другу тела. Абсолютная тишина, полное отсутствие звуков оглушало.

Местечко было по-импрессионистски впечатляющее. Музыка не подсказывала ритма, и танцоры двигались так, как диктовало им тело, а зрители, как могли, понимали их движения. Получалось, будто танцев там столько же, сколько и посетителей.

Синтаа провел Таноса к столу, за которым их ждали две девушки.

Одна из них, красавица с зелеными волосами и фосфоресцирующими татуировками в уголках глаз, обрадовалась при виде Синтаа, что-то беззвучно вскрикнула и обняла его. Он определенно вступил с ней в отношения, по крайней мере, на какое-то время.

Синтаа жестом пригласил Таноса сесть. У второй девушки были короткие волосы цвета спелой вишни и бледно-желтая кожа с зелеными веснушками. Она улыбнулась Таносу и подвинулась так, чтобы ему хватило места между ней и Синтаа.

Ему хотелось говорить, но правила и устройство силенкуриума этого не позволяли. Пришлось сесть, сложить руки на коленях и наблюдать за тем, как извиваются танцоры. Казалось, что даже на танцполе, где друг к другу спокойно и расслабленно жались тела, слишком тесно.

На Синтаа и девушках были полихромные костюмы в обтяжку, отделанные голографической окантовкой, которая меняла цвета, и прозрачные наплечники, заполненные густой жидкостью, которая вальяжно плескалась вслед за движениями их рук. Сейчас это было модно. Почти все танцоры было одеты так же: плотно облегающие легинсы, у которых менялись цвет и яркость, неоновые наплечники и сапоги по колено с голографическим орнаментом.

Танос, одевшийся в простые прямые брюки и темносинюю тунику, почувствовал себя еще больше не к месту. Но потихоньку, когда все снова переключили внимание на танцоров, его неловкость отступила, а плечи расслабились. В сравнении с шумной беспокойной улицей силенкуриум казался раем. Таносу приходилось слышать об опыте отключения чувств, но тут депривации не было – звук полностью отключался, помогая полнее раскрыться другим чувствам.

Танос посмотрел на девушку. Она снова улыбнулась. Он попытался ответить тем же, явственно осознавая, как и всегда, насколько прочерченный бороздами подбородок портит эти попытки.

Мимо проплывал робот с подносом, на котором стояло несколько стаканов. Девушка протянула руку, взяла два напитка и расплатилась, прижав к нужному окошку кончик пальца. Вопросительно глядя на Таноса, она протянула ему стакан.

Он принял напиток. Сделал глоток. В слишком сладкой зеленой жидкости с пузырьками Танос угадал вкус дыни, бузины и этилового спирта. Но девушка пила эту жидкость, и он последовал ее примеру.

Они некоторое время наблюдали за танцем, в котором тела дергались и извивались, будто по наводке пульсирующего стробоскопа. По стенам и потолку расползались тени, меняли очертания вслед за движениями танцоров, замирали и снова менялись. Танос растворился в этом увлекательном зрелище, безупречном ритме и насыщенности движений. На улицах города тела сталкивались торопливо и неуклюже. Здесь их движения были искусством.

Он потерял счет времени, погружаясь в личные переживания, как вдруг ощутил легкое, мимолетное касание на своей спине. Это была его новая знакомая, которая вновь вопросительно смотрела на него.

– Выйдем? – беззвучно проговорила она.

Он посмотрел на Синтаа, который поднял брови и закивал. Танос поднялся. К его удивлению, девушка взяла его за руку и сквозь толпу повела к двери.

На улице по ним ударил звук, будто ставший осязаемым. Танос зажмурился от боли: нахлынули шорох шагов, музыка, покашливание, голоса. Звуки сливались, переплетались и били по чувствам.

Девушка стояла рядом и держала его за руку, пока он снова не привык к шуму.

– В первый раз тяжело, – сказала она, когда Таноса наконец перестал мучить звук. Он посмотрел на нее. – Привыкнуть, – пояснила девушка.

Танос впервые услышал голос своей спутницы. Он отметил, что голос самый обычный, и все же ему хотелось слышать его снова и снова.

– Поговори еще, – попросил он.

Девушка рассмеялась.

– Гений, похоже, не знает, что такое светские беседы.

– Нет. Но мне нравится твой голос. Мне предложить тему для разговора?

Она покачала головой.

– Да нет, и так нормально. Моя мать говорит, что • я вечно болтаю, так что даже приятно, что кто-то хочет слушать. – Она помолчала. – Итак. Знаменитый Танос. Сын А’Ларса.

– Сын Сьюи-Сан, – поправил он. – А откуда ты знаешь, что это я?

Это была попытка непринужденно пошутить, и она сработала. В глазах девушки мелькнула искра веселости.

– Ну, просто ты выглядишь как Танос. Не как какой-нибудь Дион, или Джерна, или...

– Синтаа? – спросил он, глянув через плечо. Его друг еще не выходил из клуба.

– Определенно как Танос, – заключила девушка и подняла голову. – При таком освещении у тебя кожа как будто и не фиолетовая.

Он не знал, что на это ответить. Он не был виноват в многочисленных мутациях генов, ответственных за перенос растворенных веществ, из-за которых его кожа была такого цвета. И все-таки всю свою жизнь этого стыдился.

– Тогда, надо сказать, мне тут нравится, – нашелся Танос.

Девушка пожала плечами.

– А мне нравится фиолетовый. Мой любимый цвет.

Он моргнул. А потом еще раз. По этой ли причине Синтаа пригласил именно ее? Потому что ее не оттолкнет цвет его кожи? Признаться, что фиолетовый – любимый цвет... На Титане можно было с тем же успехом сказать: смерть – любимая часть жизни.

Пока Танос размышлял об этом, девушка разглядывала его с выражением, похожим на восхищение. Наконец, будто до этого она задерживала дыхание, она громко спросила:

– Ты что, правда меня не помнишь?

Он замер.

– В смысле? – Несмотря на вынужденное одиночество, с кем-то за свою жизнь Танос все-таки успел познакомиться. Как же он мог забыть кого-то из этих немногих?

– Я Гвинт, – сообщила она. – Гвинт Фалар. Мы познакомились, когда ты на целых четыре знаменательных часа появился в школе.

На Таноса нахлынули воспоминания. Проекция его капли крови. Укол иглой, который запустил шквал детских криков. И девочка, которая невинно и безо всякого отторжения спрашивала его о цвете кожи.

– Ты так изменилась, – сказал он. Только произнеся это, он понял, что можно было придумать ответ и получше.

Она заливисто засмеялась.

– Бывает. А ты нет. Просто стал больше. Поверить не могу, что это ты. Так здорово снова тебя увидеть.

Танос аккуратно потряс ее руку, стараясь не сжимать ее слишком сильно.

– Я рад с тобой познакомиться, Гвинт Фалар. Познакомиться заново.

– Синтаа говорил, что ты гений.

– Синтаа много чего говорит.

– То есть он не прав?

Танос вдруг понял, что ему нравится... это... то, что происходит. Кажется, это называют «подтрунивать». Мило играть словами. Он слышал об этом, но слова обычно использовал только для споров с отцом и управления андроидами.

– Этого я не говорил. Просто сказал, что он много болтает.

Губы девушки изогнулись в одном уголке – так она, похоже, ухмыльнулась. Танос и Гвинт двинулись сквозь толпу, держась за руки. Перед ними расступались. На них смотрели с нескрываемым испугом и отвращением, и Таносу казалось, что он обязан извиниться перед девушкой за взгляды, которые на нее бросают.