Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 57 из 62

Сказитель провел посохом по широкой дуге.

– Я поставил тебя в тупик, Танос?

Танос промямлил что-то невнятное. Сказитель предложил перекусить, пока его гость размышляет.

Танос подумал.

– Откуда у тебя свежая пища? Ведь во всей Келдимовой Скорби нет ничего живого.

– У меня под этим зданием гидропонный сад, – объяснил Сказитель. – Если хочешь, покажу.

Танос понял, что хочет еще о многом расспросить хозяина. Заодно и подумает, какую же историю из жизни подарить Сказителю.

– Как тебе удается жить тут одному, в полной изоляции, и не сходить с ума?

– О, иногда я схожу с ума! – искренне признался Сказитель бодрым тоном. – Раз в несколько лет я ненадолго теряю рассудок.

– А потом?

Сказитель одарил Таноса широкой улыбкой.

– А потом я его нахожу.

– А как ты отдыхаешь? Как учишься новому?

Сказитель постучал по виску.

– Ты забываешь, я – нет. Я помню все, что когда-либо видел, слышал или узнавал. У меня в голове почти бесконечный запас данных, которые можно исследовать. Я постоянно ищу новые связи и закономерности. Если захочу отдохнуть и развлечься, я могу просто вспомнить одну из бесчисленных историй, которыми со мной поделились. – Сказитель посмотрел на Таноса и облизнул губы. – К слову, об историях... Пока ничего не вспомнил? Я-то сам тебя не тороплю. Оставайся здесь, сколько захочешь, я только рад. Но мне кажется, у тебя есть срочные дела.

– Да. Передо мной стоит задача, с которой нужно справиться в ближайшие сто миллиардов лет.

Сказитель не засмеялся и не ответил на шутку даже улыбкой. Напротив, он кивнул с серьезным видом и сказал:

– Что ж, тогда пора начинать рассказ.

Дальше тянуть время было нельзя.

– Я не знаю, что тебе рассказать, – признался Танос. – События моей жизни кажутся мне сейчас уникальными и банальными одновременно. Я всегда был изгоем. Я родился таким, и такое место определило мне общество, а потом к тому же вели мои решения и действия. Я держал высокую планку, верил в самые благородные дела, я пожертвовал всем, чтобы в итоге оказаться здесь. Но теперь все это кажется бессмысленным. Моя миссия настолько глобальна, что даже мой несравненный ум не может ее охватить в полной мере. Мне выпало спасать вселенную от самой себя, но, похоже, весь мир ополчился против меня. – Танос замолчал, ожидая, что Сказитель его высмеет и прогонит из своего жилища. Но тот посмотрел на него, сложив руки и сказал:

– Понимаю.

– Неужели?

– Ты считаешь, что должен спасти вселенную. Это сложное дело. Кто тебе его поручил?

– Я сам. Я понял то, чего не осознавали другие. И не осознают.

– Ты не все сказал. Ты чего-то не договариваешь.

Вздохнув, Танос рассказал о повторяющемся сне.

– Нельзя спасти всех, – проговорил Сказитель.

– Но кого-то все же возможно.

– Ты думаешь, это больше чем сон?

Громкий смех Таноса заполнил дом Сказителя.

– Нет. Что за глупости? Просто мои собственные размышления преломляются в голове и прямым текстом сообщают то, что мне нужно знать.

– При рождении тебе выпал не лучший расклад, – проговорил Сказитель. – Ты оказался чудовищем, аномалией в мире, где ценили сходство и порядок. Ты усвоил важный урок: тех, кто выделяется, кто может больше других, при любом поводе норовит сбить с ног толпа посредственностей.





– Не все были такими, – сказал Танос, вспомнив слова Гвинт: мы – не наши родители. Мы не боимся и не ненавидим то, что отличается от нас. Он вдруг понял, о чем нужно рассказывать Сказителю. Это было личное, не связанное с войной, смертью и кровью. Это был момент его становления, миг света и любви.

– Я поцеловал женщину, – медленно проговорил он. – Особенную женщину.

Сказитель просиял.

– Так в груди у великого военачальника бьется сердце. Что ж, продолжай.

С тех пор прошло много лет. С какой стороны ни посмотреть, несколько жизней, не меньше. Поначалу Танос сомневался, что сможет четко вспомнить тот поцелуй. На него накатил ужас: титан осознал, что не может вспомнить лицо подруги. Его вытеснил из памяти гниющий призрак из сна, который преследовал его с самого дня изгнания.

Через секунду это прошло. Танос понял, что едва нащупал один кусочек воспоминания, как вокруг проступили другие. Он вспомнил, как шел по грязным, влажным улицам Вечного города, пробиваясь через толпу тех, кто теперь мертв. Синтаа, тоже погибший, тянул упрямого и неохотно бредущего друга в силен- курий.

Он вспомнил девушку. Девушку с короткими ярко-рыжими волосами. Ее бледно-желтую кожу, покрытую веснушками светло-зеленого цвета. И ее первую застенчивую улыбку, с которой она отодвинулась, освобождая ему место на диване.

Больше он никогда не забудет ее лица. Он не позволит себе забыть.

Танос вспомнил, что пил в ту ночь: зеленый, шипучий, слишком сладкий напиток с дыней, бузиной и этиловым спиртом. Он опять почувствовал его вкус, будто только что сделал глоток.

А потом был поцелуй. Первый поцелуй, после которого он понял, как ему не хватает общения, связи, необходимости разобраться в себе, чтобы обрести общность с другими людьми. Этот поцелуй показал ему, что такое нежность, что значит сливаться с близкой душой.

– Я не чувствовал себя цельным, – объяснял Танос Сказителю. – Но после того поцелуя я понял, что если поднажму и стану тем, кем должен быть, то поймаю ощущение, которого мне так не хватало. Тогда этот поцелуй будет что-то значить. Я понял это и уже давно к этому иду. Если я спасу вселенную, то стану Таносом, который заслужил тот поцелуй.

Из всего защитного костюма Танос снял только шлем, и все же чувствовал себя как никогда уязвимым. Такого не было даже в тот момент, когда из него торчал боевой топор Ирсы и кровь потоком хлестала из раны на плече.

Если бы понадобилось, Танос мог бы рассказать и больше. Как он нашел в себе мужество наконец пойти к матери. Стыд и разочарование, которое он испытал от той встречи. Все это было живо в его памяти, и он готов был говорить, пусть и станет еще более беззащитным. Это стоит того, если взамен он обретет способ спасти вселенную.

Сказитель улыбнулся с искренней радостью, свойственной детям.

– Какая чудесная история. Спасибо тебе, Танос.

– Этого достаточно? – прохрипел титан. Он вдруг почувствовал собственные конечности, мышцы в которых напрягались и расслаблялись. Все-таки Танос не был влюбленным, охваченным чувствами и замученным эмоциями хлюпиком. Он был завоевателем. Он разворошил свои воспоминания и свободно дал им вылиться наружу, не позволяя себе в них погрязнуть. Перед ним стояли более важные задачи, а прошлое должно оставаться в прошлом.

Медленно склонив голову, Сказитель ответил:

– Вполне.

– Тогда расскажи мне об артефакте.

– Не все так просто...

Танос резко встал и выпрямился во весь свой огромный рост. Он хрустнул костяшками пальцев и навис над хозяином дома.

–      Не шути со мной, Сказитель. Не стоит думать, что я слаб, раз предался сентиментальным воспоминаниям. Я уничтожал целые миры. И не побрезгую тем, чтобы пролить еще полведра крови.

Сказитель, ничуть не испугавшись, засмеялся и встал, постукивая Таноса посохом по груди.

– Танос, Танос! Мы же друзья! Не надо мне угрожать. Я все тебе расскажу, просто в форме сказания, понимаешь? Ведь меня и зовут Сказитель. – Он тронул себя за ухо указательным пальцем. – Так работает мой мозг, помнишь? В нем не собрание фактов и цифр, а клубок персонажей, понятий и сюжетов.

– Только покороче, – попросил Танос.

– Попробую урезать на ходу, насколько получится, – пообещал Сказитель. – Назовем первое предание... так, посмотрим... о, «Сказание о Мораге»! Готов слушать?

Недовольно скривив губы, Танос откинулся на спинку дивана, который заскрипел под его весом.

– Вряд ли у меня есть выбор.

– Отлично! – Сказитель хлопнул в ладоши и радостно потер их друг о друга. – Тогда начинаю!

ГЛАВА 40