Чудо света

– А что нам остается делать? – возразил я. – Ведь мир не может существовать без женщин, и в мире им принадлежит не самая последняя роль. И мы, мужчины, должны приспосабливаться к ним, тем более, что женщины и в самом деле слабые существа. Мы должны их охранять, беречь, заботиться о них.

– А потом эти слабые существа нам сядут на голову, – вдруг воскликнул возбужденный профессор. – Уже сели. Представляю, что будет, когда они начнут создавать свой женский рай на земле.

Я заглянул через голову профессора в проем штор на окне на звездное небо и мечтательно произнес:

– Вот бы посмотреть на такой рай, у меня бы дело двинулось быстрее с моей диссертацией. Наверное, где-нибудь во Вселенной есть такой уголок, обжитый женщинами, так называемый, женский рай. Ведь не всюду же в космосе матриархат сменился патриархатом. Где-то, наверное, женские особи подчинили себе мужчин и держат их в своих руках, как мы женщин. Вот бы узнать, что у них творится в этом раю, как обстоят дела.

= Да уж не так, как у нас… – произнес уверенно профессор.

В эту самую минуту я увидел за его спиной принца Фогельфрая, который, выглянув из-за шторы, приветливо помахал мне рукой. "Уж этот мне вездесущий танцующий бог! – усмехнулся я. – Даже в кабинет профессора пробрался." И тут профессор ударил себя руками по ляжкам и вдруг заявил:

– И все-таки даже на смертном одре я буду вспоминать и думать о женщинах, потому что мужчине никак нельзя прожить без них, если он, конечно, не кастрат.

Я рассмеялся.

– Ну что, молодой человек, не передумал жениться на моей дочери?

Я покачал головой.

– Тогда пойдем к гостям и объявим о вашей помолвке.

Когда мы вышли к гостям, я увидел, что моя Дина танцует с симпатичным грузином. Признаюсь, что какое-то незнакомое и неприятное чувство шевельнулось в моей душе. Что это было – ревность или же чувство собственника, которое заставляет нас всегда смотреть на женщину как на свое или чужое добро?

Дина тут же оставила грузина и подскочила ко мне.

– Ну что? Почему так долго?

Я не успел ответить, профессор, обращаясь к гостям, провозгласил:

– Разрешите объявить о помолвке моей дочери с моим русским коллегой и представить вам жениха и невесту.

Общество отреагировало бурными аплодисментами, лицо симпатичного грузина перекосилось от сердечных мук. Мы с Диной взялись за руки и поклонились гостям, после чего начались поздравления.

На следующий день Иван отвозил меня из Нальчика на своей машине в аэропорт Минеральных Вод. Мы с Диной сидели на заднем сидении и всю дорогу целовались. Она подарила мне на прощание складной ножичек, тот самый, которым я перерезал веревку над ущельем. Целуясь с ней последний раз перед посадкой в самолет, я, наконец-то, вспомнил, где мне впервые встретилось, ее имя. О Дине писал Лев Николаевич Толстой в своём рассказе "Кавказский пленник". И я, покидая Северный Кавказ, оставлял свое сердце в плену моей ненаглядной красавицы, моей горной феи.

Часть вторая (Глава общая)

"L'idea di una vita spirituale, di un contatto diretto con Dio, attiro molte do

Gaia Servadio "La do

"Идея духовной жизни, прямых контактов с Богом, привлекала многих просвещённых женщин Европы, начиная с Ренаты Французской (герцогини Феррары) вплоть до Виктории Колонна, Джулии Гонзага, Маргариты Наваррской, Констанцы ди Франкавилла.

Гая Сервадио "Женщины в эпоху Возрождения"

"In generale le do

Ibid

"В основном женщины не принимали участия в борьбе за власть, в войнах, в насилиях: они, наоборот, чувствовали большую потребность в духовной жизни, которая их освобождала…Большая часть женщин не приобщалась к знаниям, не писала и, следовательно, не оставила сведений о своей собственной жизни.

Там же

Глава 1. (Глава только для женщин)

Вернувшись с Северного Кавказа, я погрузился с головой в изучение материалов, связанных с ролью женщин в обществе во время эпохи Возрождения. Я рылся в городских библиотеках, извлекая на свет Божий груды забытой литературы. Там-то я и познакомился с одним странным журналистом, по прозвищу Доктор Даппертутто, переводимому с итальянского, как доктор, поспевающий всюду или знающий обо всём.

Такое двоякое имя он получил по двум причинам. Во-первых, будучи женатым, он слыл большим пьяницей и бабником, не пропускавшим мимо ни одной юбки. Во-вторых, он знал обо всем и всех всё, что человек способен узнать в этом мире. Обычно после перепоив и тяжелого похмелья он удалялся в библиотеку, где, по его словам, "отходил от вертепного коловращения" и заодно "восстанавливал свою духовность".

Мы познакомились с ним довольно странным образом. Я хотел заказать в абонементе довольно редкую книгу, которую, как выяснилось, выдавали на руки для пользования только в читальном зале, сборник стихов французской поэтессы шестнадцатого века Луизы Лябэ. Когда я ее спросил, девушка-библиотекарь мне ответила: "На руках". На следующий день повторилась та же история. Мне стало интересно, кто мог еще кроме меня увлечься исследованием ее стихов на французском языке. Я попросил библиотекаря показать мне этого читателя, и она указала в зале на сидящего за столом длинного лысого очкастого парня еврейской наружности в рваных джинсах и стоптанных башмаках. По правде говоря, я и раньше встречал его среди читающей публики, и он привлекал всегда мое внимание своим эксцентричным поведением. Однажды он, ни с того ни с сего, расхохотался, как ненормальный, и заговорил сам с собой так громко, что обратил на себя взгляды всех присутствующих в читальном зале. Другой раз он начал чихать и чихал подряд раз двадцать, так что кое-кто, не выдержав, пытался его пристыдить. К тому же, чихая, он совсем не закрывал рта.

Я подошел к нему и, чтобы не привлекать чужого внимания, тихо спросил, сколько времени он еще намерен держать эту книгу. Он оторвал от книги безумные глаза и заорал на весь зал, как глухой:

– Что? Чего вам надо?

Все посмотрели в нашу сторону. Я тихо повторил свой вопрос.

– A-a, – воскликнул он, – забавная штучка! Я вижу, что вы тоже любитель такого чтения. Присаживайтесь.

И он гостеприимным жестом указал на стул рядом с собой. Со всех сторон на нас зашикали. Мне ничего не оставалось, как присесть к нему.

Он, как ненормальный, не говоря ни слова, опять углубился в чтение.

Однако книга стихов Луизы Лябэ лежала рядом с ним неоткрытой. Мне было интересно узнать, что захватило его внимание так, что он ни на что не реагировал. Я через его плечо заглянул в открытую книгу и увидел текст на итальянском языке:

"Louse Labe, (poetessa francese), allora adolescente a Lione, ando ad assistere allo squartameto del conte di Montecuccoli, accusato di aver avvelenato il Delfino. Tutta la citta era li per lo spettacolo, compresi il re e sua sorella Margherita di Navarra, che Luise ammirava per i suoi scritti. I cavalli iniziarono a tirare…"

"Луиза Лябэ (французская поэтесса), в то время еще девочка из Лиона, присутствовала на четвертовании графа Монтекукколи, осужденного за отравление наследного принца. Весь город собрался на спектакль, включая короля и его сестру Маргариту Наваррскую, которую Луиза обожала за ее литературные труды. Лошади начали тянуть, и вопли агонии графа, вероятнее всего невиновного, покрыли шум возбужденной толпы. Когда последний вопль оповестил смерть Монтекукколи, толпа, воодушевленная спектаклем, закричала: "На колесо!" и, подбирая куски еще дымящегося мяса, побежала бросать их в реку".