Война

Пока были во Владивостоке, почитала газеты, узнала довольно неприятные новости, наши геройства практически никак не отразились на сухопутном фронте. Армии японских генералов Куроки и Оку благополучно высадились, соединились и сейчас уже подходят к реке Ялу, где им пытается в одиночку противостоять часть корпуса под командованием генерала Засулича. С этих позиций, даже если прямо сегодня утопить весь японский флот, он свою главную задачу можно считать практически выполнил.

Во время наших посиделок за столом Павел Николаевич рассказал много интересного, ведь как журналист имеет весьма широкий доступ к информации. В столице зреет мощное недовольство Императором в среде чиновников и дворянства, и во главе этого недовольства многие Великие князья. Государь вроде бы делает правильные движения, но как-то бессистемно и не доводит до логического завершения, одна отставка графа Ламсдорфа чего стоит, ведь новый канцлер так и не назначен, государь МИДовскими делами почти не занимается, дела пущены на самотёк, а это в то время, когда страна ведёт серьёзную войну. Аналогично с отстранением военного министра, указ подписан и опубликован, Куропаткину отдан приказ немедленно прибыть в столицу, а Куропаткин сидит в Харбине, командует силами на Дальнем Востоке, борется с Алексеевым, которому официально переданы полномочия главного командования военными силами на всём театре, но Куропаткин этого не желает признавать, а в армии у него достаточно много своих офицеров и генералов, а остальных он перетягивает на свою сторону на основании обиды, что ими поставили командовать моряка, который в сухопутных делах ничего знать не может. Я в очередной раз искренне обалдела от этих заморочек, не плохо так, главнокомандующий — Император приказывает, а его генерал не желает этот приказ признавать и выполнять! Нет, в Российской империи действительно большие проблемы!

Вдовствующая Императрица почему-то не даёт уйти Николаю и против принятия короны Георгием или Михаилом. Александра Фёдоровна практически уже отстранилась от семьи и почти всё время проводит либо с духовником, либо в молитвах и посещениях храмов, даже встречалась с Ксенией-Петербургской, у которой по слухам просила благословения на подвиг монашества. То есть в самой верхушке империи какие-то странные пертурбации, невольно вспоминается: "…хотели как лучше, а получилось как всегда…". К сожалению, я ничего про политическую кухню Петербурга не знаю, я очень надеялась на свою закладку и Георгия, но видимо не всё так просто. И если Николай хочет уйти, то есть ведь причины, почему Мария Фёдоровна этому противится. Насколько помню, её всегда и все характеризовали, как весьма здравомыслящую женщину с единственным пунктиком в виде ненависти к немцам и Германии. А вот на эти вопросы у Некрасова ответов нет. Порой он меня расспрашивает о наших атаках и тогда строчит в свой блокнот, порой ломая грифели, тут же выдёргивая новый карандаш и продолжая сточить. Я периодически перевожу разговор на благотворительный фонд, что команда уже приняла решение, что все причитающиеся нам призовые деньги за взятые трофеями японские корабли будут сразу переданы в распоряжение благотворительного фонда "Новик", который уже довольно много сделал, а с этими деньгами ещё многое сделает. Вообще, тем для обсуждения у нас довольно много и Павлу Николаевичу явно импонирует мой интерес и он много и с удовольствием рассказывает. Из его рассказов, получается, что по своей популярности фигура Николая Эссена сейчас в России немного ниже августейшей фамилии, сначала буквально взорвали сознание песни, потом спектакли "Золотой ключик" и мюзикл-поппури. И едва у общественности уложилось в голове, что в России есть новый поэт-песенник с новым стилем пения и сочинения, как этот же Эссен вдруг начинает крошить японские корабли, причём так, что в Японии объявляют трёхдневный траур по погибшим на броненосцах и это при том, что всему остальному флоту похвастаться особенно нечем. И это ещё не касаясь того, что популярность Марии Эссен среди матросов и солдат не сильно уступает популярности мужа сначала из-за работы фонда, а теперь из-за её работы в артурском госпитале, где ей приписывают чудеса излечения. Вот поэтому Некрасов не может нарадоваться выпавшему ему счастью лично поучаствовать и приобщиться.

Наутро следующего дня мы со всей слоновьей грацией ввалились в Корейский пролив, где начали наводить порядок. Узнающие нас капитаны японских пароходов безропотно спускали шлюпки, а мы топили их пустые пароходы. До обеда встретили четыре парохода, только один попытался сделать вид, что нас не видит и не замечает наши флажные сигналы, но один выстрел ста двадцати миллиметровой болванкой в нос судна и моментальное возвращение зрения и адекватности. Появившиеся со стороны Цусимских островов два миноносца едва увидели нас развернулись и улетели обратно на полном ходу. Пришлось поднять в небо Клёпу, чтобы знать, если они приведут весь японский флот. Ближе к островам движение стало оживлённее, и до траверза Мозанпо ко дну пошли ещё восемь пароходов. Одному с войсками мы приказали повернуть в островам, где выброситься на камни и покинуть борт, после окончания эвакуации всадили в корму парохода торпеду, начавшийся пожар доделает дело по уничтожению этой японской собственности. Потопили три джонки и одну шхуну, тогда Некрасов спросил, в чём была необходимость топить рыбацкую шхуну, пришлось ему объяснять азы, что воюет не отдельно взятая винтовка, воюет страна и её народ, то есть к винтовке нужен солдат, которого нужно одеть, обуть, накормить, привезти к месту боя и так далее. И что на каждого солдата или матроса в тылу работают несколько мирных гражданских жителей, поэтому любое воздействие на страну противника — есть благо на алтарь победы, если не будет хватать еды, грубо говоря, японскому сапожнику, то возможно не хватит сапог или ботинок японскому солдату, значит он не сможет полноценно воевать, поранит ноги или простудится, что позволит нашим солдатам понести меньше потери.

Японских кораблей, кроме тех двух миноносцев мы не встретили, спокойно обогнули Корейский полуостров, встретив по дороге ещё три парохода, с японским вопросов не возникло, а вот с английским и голландским пришлось повозиться, то есть их останавливать, досматривать груз, забирать коносаменты и прочие бумаги, брать письменные объяснения с капитанов, и только потом топить пароходы с военной контрабандой. Экипажи этих пароходов высадили в шлюпках, подойдя в видимость рейда Циндао. Дальше в Печелийском проливе встретили ещё два парохода с грузами для получателя в Вэй-Ха-Вее, пожелали им счастливого пути, ведь ничего похожего на военную контрабанду на борту не обнаружили. Тут опять накладка, ведь Николай чешет как на родном на трёх европейских языках, а если я попытаюсь подобное изобразить, ну, вы сами понимаете. Потому, на голландца с досмотровой партией высаживался Артеньев, и он же общался с капитаном и командой, а на англичанина Левицкий. Я же "включила дурочку", что ни с кем из иностранцев общаться не желаю категорически, тем более, что все и так видели, что меня ещё покачивает. Господа офицеры придумали себе новое развлечение — обращаются друг к другу исключительно по своим новым званиям и получают от этого искреннее удовольствие. Кроме этого они ещё добавляют к званию слово "Георгиевский", так, что на английский пароход высаживали "Господина Георгиевского капитана второго ранга Левицкого". Вполне возможно, что эта шуточная придумка обретёт реальную жизнь и станет узаконенной, ведь не было ещё в нашем флоте "Георгиевских кораблей".

Когда на четвёртый день мы подходили к родному порту, не смогли удержаться от хулиганства и отловили оба японских миноносца, которые дежурили наблюдая за нашим флотом. На подходе, когда с миноносцев опознали наш корабль, они шмыгнули в разные стороны, но это их не спасло, потому, что сначала мы догнали и расстреляли одного, после чего скинули катер с Георгиевским лейтенантом Древковым спасать японцев. И понеслись за вторым, за которым пришлось гнаться целых два часа, пока наши снаряды не прервали боевой путь ещё одного японского миноносца. Затем подняли из воды пятнадцать японских матросов и одного офицера и с чувством выполненного долга вернулись подобрать наш катер, в котором наш Сергей Иванович насобирал двоих офицеров и двадцать два матроса.